Родные попробовали его провести: принарядили и привели к нему сначала его же жену, потом гетеру какую-то: вот, дескать, тебе небесная дева. Но он едва лишь взглянул, закричал:

— Образина это, а не небесная дева! Он и есть перестал, только ныл:

— Хочу небесную деву, — покуда не умер.

«Да, редкий чревоугодник наш царь, — снова подумал военачальник. — Попробую все же вразумить его», — и возразил: — Даже воздушные странники-лебеди с золотым оперением — и те погибли, потому что ели мясо своих сородичей. И он рассказал такую историю.

Говорят, давным-давно на Пёстрой горе в Золотой пещере жило девяносто тысяч лебедей. Все четыре месяца дождей они безвылазно сидели в пещере. Вылети они, крылья у них намокли бы от дождя, и, отяжелев, они бы попадали в море. Всякий раз, когда приближалось время дождей, они собирали по озерам дикий рис и сносили его в пещеру. Этого рису им доставало на все четыре месяца. Когда с началом дождей они забирались в пещеру, живший у её входа паук по прозванию Шерстяной Пуп, ростом с тележное колесо, начинал ткать паутину. И за один месяц он успевал затянуть паутиной весь вход в пещеру. А нити той паутины были толщиной в воловью жилу. Лебеди загодя выбирали одного из своих, помоложе и посильнее, чтобы он прорвал паутину, когда дожди кончатся, и кормили они его вдвое против других.

Но в одно лето случилось так, что дожди шли подряд целых пять месяцев. Еда у лебедей кончилась. — Что же делать? — стали они совещаться и порешили есть свои яйца: «Живы будем — новых снесём». Съели яйца, принялись за птенцов, а потом и за больших лебедей. Через пять месяцев дожди прекратились, а паук к той поре соткать успел пять паутин. Лебеди же ослабели — ведь они ели мясо сородичей. Тот молодой лебедь, что должен был прорвать паутины и получал еды вдвое больше других, разлетелся, ударил, четыре паутины пробил, а в пятой завяз. Прибежал паук, откусил ему голову и выпил кровь. Пробовали и другие прорваться, да все застревали, и всех их паук пожирал. Так все лебединое племя и вымерло.

Калахастин заключил эту историю такими словами:

Царь хотел опять что-то рассказать себе в оправдание, но тут уж не стерпели горожане:

— Господин наш, военачальник! Какой толк уговаривать кровопийцу и людоеда? Гони его прочь из царства, коль не даёт зарока! Тут уж царь прикусил язык — ведь всех не переспоришь.

И военачальник спросил его ещё раз:

— Ну что, государь, дашь зарок?

— Нет, не могу.

Калахастин позвал всех царских наложниц, сыновей, дочерей и говорит царю:

— Государь, посмотри на своих родичей в их богатом убранстве, на советников, на царственную роскошь вокруг. Не губи ты себя, зарекись не есть человечину!

— Ради человечины всем поступлюсь.

— Раз так, государь, ступай прочь из города и из нашего царства!

— Хорошо, Калахастин, я уйду. Не нужно мне царство. Отпусти только со мной моего повара и оставь мне мой меч.

Отдали тут ему меч, дали с собою котёл, чтобы варить человечину, корзину его, совершили обряд низложения с трона и прогнали их с поваром прочь.

Царь ушёл из города и поселился вместе с поваром в густом лесу под баньяном. Он подстерегал людей на дорогах, убивал их и приносил трупы повару, а повар готовил ему еду из человеческого мяса. Так они оба и жили. Когда с криком «Стойте! Я разбойник-людоед!» выскакивал он из чащи, никто не мог устоять, и все люди тут же падали наземь. Он выбирал, кого пожелает, взваливал жертву на плечи как придётся — кого вниз головой, кого вниз ногами — и тащил её к повару.

Но вот однажды он никого в лесу не встретил и вернулся без добычи.

— Что, господин? — спросил повар.

— Ставь котёл на огонь.

— А мясо где, господин?

— Будет и мясо, не беспокойся.

— Вот мне и конец пришел! — понял повар.

Трясясь от страха, развёл он костёр и поставил котёл на огонь. Тут людоед его зарезал, освежевал, сварил и съел. С тех пор он остался один и готовил себе сам. По всей Джамбудвипе стало известно, что в этом лесу нападает на путников людоед.

Той порой один состоятельный брахман собрал обоз в пятьсот телег и поехал торговать из восточных областей в западные. Он слыхивал, что в лесу на его пути засел разбойник-людоед, подстерегающий путников, и решил не идти через лес без охраны. Как приехал в деревню у леса, стал просить жителей: «Помогите мне благополучно пройти через лес», заплатил им тысячу монет, и дальше они пошли с ним.

Обоз-то двигался впереди, а сам брахман, умытый и умастившийся благовониями, нарядно одетый, сверкающий драгоценностями, сидел в удобной повозке, запряжённой белыми волами, и ехал последним, а вокруг шла нанятая им стража. Людоед же засел на дереве и высматривал жертву среди проходивших. Сначала никто ему не приглянулся. «В этих людях и есть-то нечего», — думал он, но едва лишь увидел брахмана, у него потекли слюнки, и пробудился в нем голод.

Когда брахман поравнялся с деревом, он со своим кличем «Стойте! Я разбойник-людоед!» соскочил на землю, размахивая мечом. И никто против него не устоял — все так и повалились на землю ничком. Людоед ухватил брахмана за ноги, выдернул его из повозки, взвалил себе на спину вниз головою и побежал, а голова брахмана колотилась об его пятки. Тут охрана пришла в себя. — Ишь, как бежит, — заговорили меж собой люди. — Не зря же нам брахман тысячу заплатил, чтобы мы его охраняли. Что же мы, не мужчины? Поймаем — не поймаем, а попытаться догнать его надо. И они пустились в погоню.

Людоед обернулся, но поначалу никого позади не увидел и замедлил шаг; тут-то его и догнал какой-то смельчак, опередивший других. Людоед, заметив его, перемахнул через лежащее дерево, да не рассчитал и угодил ногой на ветку акации. Её длинный шип вонзился ему в подошву, и людоед захромал, оставляя кровавый след. Преследователь закричал: — Смотрите, я его ранил! Вы только не отставайте, сейчас я его схвачу! Остальные увидели, что людоед стал слабеть, и поднажали. Тут уж он понял, что теперь от него не отстанут, и бросил брахмана — лишь бы спастись самому. Охрана же, выручив брахмана, не захотела дальше преследовать людоеда и вернулась назад.

А людоед добрался до своего баньяна, заполз в самую чащу ветвей и там, помолившись духу дерева, дал обет: — О дух дерева! Если ты сделаешь так, чтобы рана моя зажила за неделю, я соберу сто кшатриев со всей Джамбудвипы и принесу их тебе в жертву. Кровью из их глоток я омою ствол дерева, где ты живёшь, его ветви обвешу их потрохами и поднесу тебе пять сортов сочного мяса. Есть и пить ему было нечего, а потому тело у него стало ссыхаться, и рана зажила даже быстрее, чем через неделю; но сам он решил, что ему и впрямь помог могущественный дух. Поправившись, он несколько дней отъедался человечиной, а после сказал себе: «Я многим обязан этому духу. Пора исполнять обещание». И, перепоясавшись мечом, отправился он на охоту за кшатриями.

Тут повстречался ему один яккха — приятель по той прошлой жизни, когда и он сам был таким же пожирателем человеческой плоти. Яккха его сразу узнал: «Да это же мой бывший приятель в новой личине!» — и окликнул:

— Эй, друг, ты меня узнаешь?

— Нет, не узнаю.

Яккха напомнил ему кое-что из прошлого; царь узнал его и разговорился.

— Ты кем нынче родился? — спросил яккха.

Царь-людоед все ему рассказал: и кем он родился, и как его изгнали из царства, и где он теперь живёт. Рассказал, как распорол колючкою ногу, какое духу дерева дал обещание, и заключил, что теперь идёт его исполнять.