— А понятых где найдем в такое время?

— Найдем.

Мы приехали к дому Якушева, поднялись на четвертый этаж, по лестнице и позвонили в десятую квартиру, зная, что Якушев с восьми вечера там. Ждали долго. Позвонили еще раз. Наконец за дверью раздался голос:

— Кто там?

— Милиция, Якушев. Открывайте, — ответил Бестемьянов.

Якушев открыл дверь, но она оставалась на цепочке. Одним взглядом на предъявленные документы Якушев убедился, что мы из милиции, и впустил нас в квартиру. Заспанный, взлохмаченный, в распахнутом шелковом халате, он растерянно смотрел на нас. Слишком неожиданным был для него наш приход.

Якушев что-то прятал в длинном рукаве халата. Я поднял рукав. Якушев держал трехкилограммовую гантель.

— Решили гимнастикой подзаняться?

Он безвольно отдал снаряд. Интересно, кого он ждал? Не Фалина ли?

— Давай, Саня, проводи гостей в; комнату, — с улыбкой подтолкнул его Бестемьянов.

Чего только не было в комнате! Сервизы, хрусталь, спортивные куртки, кожаные пальто, японские стереомагнитолы размером от двадцати сантиметров до метра, груда икон и коробки одна на другой — все на полу. На столе лежали книги и стояла тарелка с недоеденными пельменями. Я взял раскрытую книгу — «Хождение по мукам». Действительно, хождение по мукам.

Бестемьянов поднял одну из икон.

— Георгий Победоносец. Победоносец! Чего нельзя сказать о тебе. А, Саня? Ну давай рассказывай. Что здесь ворованное?

Якушев отрешенно сидел на кровати.

— Ты что, Саня, дар речи потерял?

Несколько секунд в квартире была тишина. Вдруг скрипнула входная дверь и раздался сильный хлопок. Мы схватились за оружие. Якушев засмеялся. Было над чем смеяться. Это захлопнулась форточка в комнате, когда открылась входная дверь. Вошел участковый и сказал, что в подвале обнаружена коробка с иконами.

— Твоя? — спросил Бестемьянов Якушева.

Тот кивнул, давясь смехом. Ему бы плакать…

— Посмеялись, и хватит, Саня. Рассказывай. Что здесь ворованное?

Якушев покраснел. Неужели он еще не разучился краснеть?

— Все.

Память у него была хорошей. Он помнил, из какой квартиры что похищено. Среди вещей не оказалось ни одной из квартиры Игнатова.

— Что же ты ворованное дома держал? — спросил Бестемьянов. — Да еще возил с квартиры на квартиру.

— Сбыть трудно, — ответил Якушев.

Денег мы не обнаружили, если не считать пятерки в бумажнике Якушева.

— Деньги, Саня, где? — спросил Бестемьянов.

— У меня их нет, — ответил тот.

— Не врешь?

— Какой смысл?

— Верно. На, возьми. — Бестемьянов протянул Якушеву пятерку из бумажника. — Пригодится в тюремном ларьке.

— Спасибо. Одеваться?

— Ну а как ты думаешь?

— Извините, придется при вас…

— Ничего, Саня. Мы отвернемся, чтобы тебя не смущать.

Я не вмешивался. Зачем мне было вмешиваться, когда я видел, что между Бестемьяновым и Якушевым сразу установились особые отношения, конечно, не доверительные, но близкие к этому?

За все время Хмелев не проронил ни слова. Насупившись, он молча наблюдал за происходящим, видимо пытаясь понять то, что так его волновало — почему Якушев стал преступником? Действительно, почему? Глядя на него, в голову не могло прийти, что он преступник, может быть, даже убийца. Он ведь служил на флоте, значит, мог вязать морские узлы, Я вспомнил, как Каневский объяснял мне систему морских узлов. Чем сильнее тянешь трос, тем больше затягивается узел…

Мы спускались с Якушевым по лестнице. Он был в наручниках. На стене белела размашистая надпись «Саня-дурак». Мы не обратили на нее внимания, когда поднимались. Бестемьянов сказал Якушеву:

— Гляди, Саня. Это про тебя.

Якушев не ответил.

Самарин велел нам разъехаться по домам и отоспаться. Если бы мы выполнили приказ генерала, то спали бы до утра. Мы же в пять вечера возвратились в управление.

На первом допросе, когда Якушева привезли на Петровку, о Фалине ничего не было сказано. Все делали вид, что того вообще не существует. Самарин посоветовал нам не касаться Фалина: «Пусть решит, что его взяли по эпизодам квартирных краж». Очевидно, Якушев так и решил. Он рассказывал о кражах эпизод за эпизодом, называя соучастников. Как мы ожидали, кража в квартире покойного журналиста Фалина была делом рук Якушева и его приятелей. Но Якушев ничего не сказал о том, кому передал похищенные документы. В общей сложности он назвал четырнадцать квартирных краж и двенадцать соучастников. У Бестемьянова появилась возможность довести до конца несколько нераскрытых дел…

В ожидании Якушева я думал о том, почему он умолчал о Фалине. Неужели он все-таки причастен к убийству? Наконец его привели.

Я разложил на столе фотографии, в том числе Спивака и Фалина.

— Взгляните, пожалуйста, на эти портреты.

Якушев был спокоен. Обычное дело опознавать по фотографиям соучастников. Он, конечно, думал, что увидит соучастников по кражам. Но когда он пробежал взглядом по портрету Спивака и прочих и, споткнувшись на снимке Фалина, весь красный поднял на меня глаза, я понял, что его спокойствию пришел конец.

— Узнали? — спросил я.

Якушев кивнул. Он не мог говорить. По протоколу следовало спросить фамилию, имя, отчество Фалина и прочее, прочее, но куда важнее было сразу дать понять ему, что мы многое знаем, и я, перескакивая через десяток вопросов, сказал:

— Почему он вас ищет?

Якушев молчал. Я ждал.

— Я ему должен, — произнес он наконец.

— Сколько?

— Три тысячи.

— За что?

— Длинная история.

— Не хотите рассказывать?

Он опять надолго замолчал.

— Гантель для него утром приготовили? — спросил я.

Якушев кивнул.

— Рассказывайте.

Он вздохнул и стал рассказывать.

Тот день, когда его отпустили из отделения милиции и он так легко отделался от наказания за попытку сбыть икону иностранцам, Якушев отметил в ресторане с Козявкой. Там они встретили старого знакомого Рудакова, Рудика, которому подвыпивший Якушев, жалея себя, поведал о случившемся и спросил, нет ли какой-нибудь возможности заработать деньги. Рудик приторговывал радиотехникой. На следующий день Рудик позвонил Якушеву и сказал: «Надо поговорить». Они встретились у памятника Пушкину. Рудик пришел не один. С ним был Фалин. По тому, как Фалин сказал Рудику «Иди» и тот послушно удалился, Якушев понял, что Фалин «в большом авторитете». Фалин велел: «Рассказывай». Выслушав, он сказал: «Дурак». Якушев обиделся, но возмущаться не стал. В принципе он сам считал себя дураком. Попасться с иконой! Другие сбывали иностранцам иконы не один день, покупали валюту, перепродавали ее — и ничего, жили припеваючи. За икону, которую у Якушева конфисковали, он заплатил двести рублей, причем деньги одолжил у однокурсников. Фалин спросил, хочет ли он заработать две тысячи. Конечно, он хотел. Но как заработаешь такие деньги? «Очень просто, не надрываясь», — сказал Фалин. Якушеву всего-навсего следовало найти покупателя на иконы Фалина. За это он получил бы двадцать процентов от суммы продажи. Якушев неплохо разбирался в «досках» — так торгаши называют иконы, прочел не одну книгу о древнерусской живописи. «Доски» Фалина не представляли ценности. Но Якушев нашел на них покупателей. «Купцы» — два молодца — почему-то с опозданием обнаружили, что им подсовывают мазню. Они избили Якушева и отобрали у него иконы. Лишь позже Якушев понял, что его «кинули», обманули. В тот же вечер Фалин заявился с приятелем к Якушеву, потребовал восемь из десяти тысяч рублей за иконы и, сам оценив в три тысячи вещи Якушева — японскую стереомагнитолу, стереопроигрыватель, иностранные пластинки, два новых костюма, дубленку, часы, а также мельхиоровый столовый прибор, чайный сервиз «Мадонна», принадлежавшие родителям Якушева, вывез их, сказав: «Остальные пять кусков отработаешь» Якушев решил съехать с родительской квартиры, исчезнуть из поля зрения Фалина. Он снял квартиру на проспекте Мира. Фалин нашел его. Тогда Якушев переехал в Свиблово. Фалин и там нашел его. Угрожая, он потребовал возвратить долг в течение трех дней. Где Якушев мог взять пять тысяч? Трехдневный срок истекал. Козявка, который поселился в Свиблове у Якушева, прибежал с радостной вестью — он узнал, где живет один из «купцов». Прихватив двух крепких приятелей, Якушев поехал к «купцу», избил и отобрал все иконы, которые у того были. В тот вечер у Якушева появилась надежда расплатиться с Фалиным и навсегда отделаться от него. Но позвонили в квартиру — в дверном глазке он увидел милиционера, — и перепуганный Козявка, пока Якушев возился с замком, вышвырнул иконы в окно. А пришел участковый познакомиться с новыми жильцами. Через полчаса Якушев и Козявка выбежали на улицу, обшарили все кусты, но ни одной иконы не нашли. Якушев стал ждать Фалина. Трехдневный срок истек. Фалин не появился. Якушев и Козявка радостно решили, что Фалин «сгорел». Тот пришел на седьмой день, выгнал Козявку и сказал Якушеву: «Потолкуем». На этот раз Фалин не угрожал, был настроен благодушно. Он просто-напросто обрисовал ситуацию — долг Якушеву не отдать, а посему надо искать компромиссное решение. Какое? Якушев разузнает, у кого богатые квартиры, и сообщит Фалину. Остальное Якушева не касается. За каждую квартиру Фалин спишет с долга тысячу рублей. Итак, нужно было найти пять квартир. Якушев недолго сопротивлялся. Подействовала угроза Фалина. Первая квартира, которую указал Фалину Якушев, оказалась не из богатых, во всяком случае так утверждал Фалин. Он списал с долга лишь пятьсот рублей. Вторая квартира, хотя Якушев знал, что там полно дорогих вещей, тоже была оценена Фалиным, как первая. Якушев понял, что вечно будет в кабале, если не рассчитается с Фалиным разом. Когда тот сказал, получив сведения о третьей квартире, «Пойдешь на дело сам», он не раздумывая согласился. Фалин утверждал, что сведения Якушева ничего не стоят, и он списывает с долга по пятьсот рублей из-за своей душевной щедрости, и Якушев убедится в этом, когда «возьмут» следующую квартиру. А квартира принадлежала спортивному журналисту, который «не вылезал из-за границы». У Якушева возникли сомнения, стоит ли обворовывать журналиста, наверняка имеющего большие связи. Фалин настоял на краже, забавляясь тем, что хозяин квартиры его однофамилец. Надо же было случиться такому! Фалин велел похитить заодно документы журналиста. Квартира действительно оказалась не из богатых, и, когда стали распределять доли, Якушеву досталось условно триста рублей. Он возмутился. «Заткнись! — сказал Фалин. — Вещи еще надо продать. Может, сам этим займешься?»