— Вот они! — сказал Бестемьянов.

Рудик под руку вел девушку в короткой меховой шубке по скользкому тротуару. Неожиданно для нас они стали переходить улицу.

— О, черт! Придется Мише разворачиваться, — сказал Бестемьянов.

— А если они идут в ресторан ВТО?

В двух шагах от улицы Чехова находился не только ресторан ВТО, но и «Минск», «Баку».

Девушка что-то сказала Рудику, и, к нашей радости, они вернулись назад.

— Может, здесь будем брать? — сказал Бестемьянов.

— Нет, — сказал я.

Толпа у театра растекалась по улице. Устраивать спектакль не хотелось. Для зрителей достаточно было одного, настоящего. Да и куда лучше, когда люди делятся со своими близкими впечатлениями о премьере, чем об аресте.

— Голосуй же, сукин ты сын! — Бестемьянов ерзал от нетерпения.

Словно по команде, Рудик поднял руку, завидев первую же машину, повернувшую у светофора на улицу Чехова.

— Горелов, пошел! Он голосует. Стоит у обочины. Девушка в короткой рыжей шубе держит его под руку. Выключи рацию. — Бестемьянов выпалил все это, казалось, в одну секунду.

Горелов опередил машину, повернувшую на улицу Чехова, и остановился рядом с Рудиком…

Мы нагнали их на перекрестке с Садовым кольцом, обошли и на Новослободской свернули в переулок к дому Рудика. Когда Горелов привез его с девицей, мы уже стояли наготове в подъезде.

— Как спектакль, Рудик? — сказал Бестемьянов, направив на него дуло пистолета.

Девица вскрикнула. Но Рудик не потерял самообладания.

— По-моему, спектакль только начинается. — Он резко вскинул ногу, чтобы выбить пистолет из руки Бестемьянова, но промахнулся. Бестемьянов был начеку.

— Не дури, Рудик.

Рудик принял позу каратиста.

— Не возьмете! У меня черный пояс.

— Не дури, тебе говорят, — спокойно сказал Бестемьянов. — Посмотри на нас. Мы тебе переломаем кости. Давай по-мирному. Тебе же лучше.

— Рудик, не надо, умоляю! — запричитала девица.

Но Рудик, казалось, лишился рассудка. Он кинулся на Бестемьянова. Сукин сын, он знал, что мы стрелять не станем. Бестемьянов сделал «нырок» и плечом бросил Рудика на меня. Я навалился всем телом на Рудика, прижав его к стене.

— Наручники!

— Везите меня на Петровку! — рявкнул Рудик, когда на нем защелкнули наручники. — Везите! Я на вас жаловаться буду.

— Сначала поднимемся в ваше гнездышко.

— Вам там делать нечего!

А делать там нам было что, хотя бы по одной причине — мы увидели пропавшие из квартиры Якушева вещи.

Утром следующего дня передо мной лежала справка об Аспирине, Николаеве К. А., — родился в 1946 году в г. Бронницы Московской области, там же прописан по улице Лермонтова, был призван в армию, служил на флоте, возвратившись домой, перебивался случайными заработками, трижды привлекался к уголовной ответственности. Начинал он, конечно, с квартирной кражи, а потом перешел к разбою.

Я заглянул в справочник. Бронницы были расположены в 56-ти километрах от Москвы по Казанской железной дороге. Если ехать по ней, то сначала на 21-м километре будет станция Люберцы, а затем, на 29-м километре, Малаховка. Эта дорога связала не только родные места Аспирина, Картуза и Фалина, но и, похоже, их судьбы.

Больше всего в справке меня заинтересовало то, что Аспирин служил на флоте. Но на флоте служил и Якушев. Кто из них завязал морские узлы на веревке, на которой повесили Игнатова? Ответ мы могли получить только после следственного эксперимента. Ведь каждый морской узел, как почерк, имеет свои отличительные особенности.

Позвонил Самарин и коротко сказал: «Зайди». Прихватив справку, я отправился к нему. Это благодаря его феноменальной памяти мы сумели навести справки об Аспирине. Еще вчера мы ничего не знали об Аспирине, кроме клички. Описывая его, я предположил, что он когда-то служил или хотел служить на флоте и сохранил привязанность к морю. На мысль о море навела татуировка на руке Аспирина — якорь, о котором сказал Якушев. Вот тут Самарин вспомнил Аспирина по делу о нападении на инкассаторов в 1973 году. Аспирина брал один из старейших муровцев Викентий Алексеевич Ладызин, теперь пенсионер. Самарин позвонил ему.

Генерал не думал разговаривать со мной об Аспирине. На его столе лежали цветные фотографии и надрезанный сбоку конверт.

— Полюбуйся, — сказал он, передавая мне собранные в стопку фотографии.

У меня перехватило дыхание. На верхней фотографии был изображен я в обнимку с красивой полуобнаженной женщиной, в неге закрывшей глаза. Это была женщина, с которой я танцевал в ресторане. Я не думал, что она так красива… Я быстро просмотрел остальные фотографии — та же женщина и я. Танец с ней, похоже, выйдет мне боком, подумал я. Попробуй разберись, кто к кому прижимается щекой к щеке, кто кого обнимает. Разумеется, я. Не может же это делать женщина, да еще прилюдно. Позы были разные. Значит, нас снимали не только в конце танца. Ничто не исчезает бесследно. Случайный танец со случайной женщиной, о которой я сразу забыл, возник как предвестник бури. Я ничего не знал об этой женщине, но раз в МУР прислали фотографии, можно было догадаться, кто она.

Самарин хмуро протянул листок.

— Сопроводительное письмо.

Письмо было без подписи.

— Что скажешь? — Самарин барабанил пальцами по столу. Ничего хорошего это не предвещало.

Я рассказал все как было.

— А выводы? — спросил он.

— Выводы, наверно, вы сделаете.

— Сделаю, — генерал продолжал барабанить по столу. — Работа Фалина. И это очень хорошо.

Я ушам своим не верил.

— Да-да, очень хорошо. Фалин начал действовать активно, и надо ждать его следующего шага. А ты чего растерялся? Думал, я ему поверю, не тебе? Он как раз на это и рассчитывал. Хотел выбить тебя из дела. Значит, ты сел ему на хвост, и он тебя боится. Очень хорошо. Но, Серго, кто-то показал тебя Фалину. Кто?

Внезапно у меня возникло ощущение, что я знаю, когда это произошло, а следом перед глазами встала картина — Стокроцкий и Маркелов у «Эрмитажа» смотрят, как я перехожу улицу…

— Кажется, я знаю кто.

Выслушав меня, Самарин сказал:

— Может, ради интересов дела да и твоей безопасности тебя отстранить для вида от расследования?

— Нет, Владимир Иванович, ни для вида, ни для чего другого. Я буду преследовать Фалина до тех пор, пока не арестую его. На совести Фалина не только смерть Игнатова. Он погубил и Якушева.

— Ладно, ладно. Я ведь только спросил. А причастность Фалина к смерти Игнатова доказывать и доказывать. Ты только не горячись. Действуй осмотрительно. Видишь, даже Фалин заметил, что у тебя горячее сердце. — Самарин взглянул на часы. — Все, Серго. Мне надо ехать к министру. В семнадцать ноль-ноль представишь план задержания Аспирина — Николаева. Да, звонила Ксения Владимировна Миронова. Выкинь из головы командировку. Об этом не может быть речи. Ты нужен здесь.

ГЛАВА 11

Под бетонным козырьком Центра международной торговли на Красной Пресне, который в обиходе называют хаммеровским центром по имени американского дельца, построившего его по советскому заказу, стояла толпа жаждущих попасть в рестораны и бары. На дверях висела таблица: «Вход только по пропускам».

Подъехало такси. Из него вышли две прекрасно одетые молодые женщины. Они говорили на чистейшем русском языке с московским произношением. Однако швейцар распахнул перед ними дверь, как перед иностранками.