Офицер выпрямился, как от удара, и отчеканил:

— В Индии еще много дикарей. И управлять ими должна цивилизованная нация.

— Горе тому народу, чьи сыновья молча подставляют свою шею под ярмо тиранов, — резко сказал араб.

Офицер зло посмотрел на него, а тот продолжал:

— И не молиться вы сюда пришли, нет, господин капитан! Теперь наш народ трудно обмануть такими дешевыми приемами…

— Правильно! Верно, нас не обманете! Уходите отсюда! Не оскверняйте дом аллаха! — загудела толпа, надвигаясь на солдат.

Вперед выступил высокий араб.

— Дайте им дорогу, мусульмане, пусть убираются отсюда.

Смельчак предостерегающе поднял руку, призывая людей к спокойствию, и, желая, чтобы слова его дошли до солдат, перешел на английский язык:

— Какие же вы верующие? Я видел таких и в других мечетях. Вы принимаете нас за легковерных глупцов. Но мы знаем, кто вас послал сюда… Вы хотите выставить английских колонизаторов нашими освободителями… Не выйдет! Вы — слуги богачей и убийцы своего народа!

Черные как уголь глаза офицера гневно засверкали.

— Замолчите! — резко крикнул он по-английски и, инстинктивно ощупав кобуру револьвера, повернулся к сипаям и скомандовал: — Пошли!

Толпа проводила незадачливых «богомольцев» насмешками. Мухтар бросился за врагами и так пронзительно засвистел, что офицер невольно обернулся. Он пригрозил мальчику.

У дома Мухтар встретил сына госпожи Зулейхи.

— Мухтар! — воскликнул тот. — Хорошо, что я тебя увидел. — Он обнял мальчика за плечи и стал расспрашивать о делах и здоровье матери.

Взволнованный и смущенный Мухтар сбивчиво отвечал на вопросы Хашима-эфенди.

— Успокойся, мальчик мой, — ласково сказал тот. — Знаю, Саид Казим отказал вам в работе. Придумаем что-нибудь. А пока… — он пошарил в кармане, достал несколько медных монет и протянул ему: — Возьми вот это!

— Нет-нет, не нужно, муэллим! — вспыхнул Мухтар.

Хашим хорошо знал гордый характер мальчика.

— Мы с тобой соседи. Возьми и передай матери, — сказал он строгим тоном. — Скажи, я прошу извинения, что задержал долг. — Он положил деньги в руку Мухтара и добавил: — Я сейчас тороплюсь. Прошу, зайди завтра к нам домой, мне нужно с тобой поговорить.

— Хорошо! — ответил Мухтар.

— Только приходи обязательно. — И Хашим-эфенди быстро зашагал по улице.

Мальчик долго провожал взглядом высокую фигуру своего соседа.

Не только Мухтар горячо любил Хашима-эфенди. Все ребята его улицы обращались к нему с почетным титулом «муэллим» — учитель.

Хашим-эфенди любил детвору. Он часто собирал их во дворе своего дома, читал им вслух, рассказывал о жизни людей других стран, устраивал игры.

Расставшись с Хашимом-эфенди, Мухтар не переставал думать о нем, мечтал быть во всем похожим на него. Но мечты мечтами, а домой он вернулся усталый и огорченный.

Фатима обрадовалась, увидев у него в руках несколько медяков.

— Начали работать, сынок?

— Нет, мама, — грустно ответил Мухтар. — Казим сказал: понадобимся — сам позовет. А эти деньги тебе передал Хашим-эфенди. Он возвращает долг. — Мухтар огляделся и спросил встревоженно: — Малыш так и не возвратился?

— Нет, сынок, — покачала головой Фатима, — не вернулся, — а сама подумала о доброте Хашима.

— Может быть, приютился где-нибудь, — поспешил успокоить ее и себя Мухтар.

— Помоги ему аллах! — вздохнула Фатима. — Ведь сегодня в городе, кажется, спокойно?

Мухтар опустился подле матери и стал рассказывать ей обо всем, что увидел за день. Снова вспомнил он слова старика об учебе.

— Ах, умма, попасть бы мне только в школу, в настоящую школу. Я бы учился день и ночь, читал бы все книги, чтобы стать образованным человеком. Хочу быть врачом, чтобы бедных лечить бесплатно…

Мать слушала сына и ласково гладила его по голове со смешной косичкой, от которой она бог весть когда сможет его избавить, и думала: «Мальчик мой, ты думай о завтрашнем хлебе, а не о том, что никогда не сбудется!»

КОРАНОМ И МЕЧОМ

Небо блестело, сверкало, лучилось бесчисленными звездами. Огромным фонарем сияла луна. Иногда со сверкающей высоты срывалась серебряная искра и, описав блестящую дугу, падала в темно-синий бархат далекого горизонта.

Генерал Мод стоял у раскрытого окна, курил трубку, глядел на силуэты минаретов, на Тигр, бесшумно кативший вдаль свои отливавшие сейчас ртутью воды, просвечивавшие сквозь ажурные веера огромных пальм. Сизый дымок вился из трубки, клубочками поднимался вверх и таял. Ароматный египетский табак доставлял генералу удовольствие и действовал опьяняюще.

Его тревожило положение в Багдаде. Вот уже вторые сутки багдадцы, точно позабыв, что у них есть дома, ни днем, ни ночью не покидают городских улиц, площадей, мечетей. Они, видите ли, требуют хлеба, свободы и независимости. «Ярко пылает костер гнева арабов», — прочел он днем в какой-то газете.

Всесильный генерал, покоривший на пути к Багдаду немало городов, давно затоптал бы этот костер, если бы был уверен в своей победе. Но генерал Мод понимал, что многовековая ненависть арабов к чужеземцам может вылиться в такое неукротимое сопротивление, что его не в силах будет обуздать никакая военная сила. На глазах начали шататься и рушиться казавшиеся незыблемыми устои колониального режима на Востоке. В Индии, этой жемчужине британской короны, полыхает пламя крестьянских восстаний, в России революция свергла с престола царя Николая, а на фронте русские солдаты братаются с немецкими. Поэтому генерал Мод решил действовать весьма осторожно и предусмотрительно, применить испытанный английский метод — ликвидировать опасность руками самих арабов, утвердить британское господство над Ираком без участия своих солдат.

Сейчас, в этот поздний час, он ждал приглашенных им представителей арабской знати Багдада.

Вошел адъютант.

— Ну, как гости? Собираются?

— Да, сэр!

Главнокомандующий задумчиво проговорил:

— Хорошо! Это очень хорошо! — И, не глядя на адъютанта, буркнул: — Соберутся — доложите!

Адъютант, козырнув, вышел.

Оставшись снова один, Мод стал расхаживать взад и вперед по просторной комнате. Громадный персидский ковер, покрывавший весь пол, скрадывал шаги. Тень его высокой фигуры, точно преследуя, неотступно двигалась за ним. Генерал продумывал свою речь, подбирая слова приветствия, которыми он должен встретить багдадскую аристократию.

Ровно в десять генерал Мод вышел в гостиную и остановился у порога. Гости, поджав под себя ноги, сидели на ковре, пили кофе, тянули кальян. Увидев Мода, они торопливо поднялись и, как требует обычай, почтительно склонили головы, скрестив руки у пояса.

Генерал Мод выдержал короткую паузу, обвел всех присутствующих своими бесцветными глазами и, повернув голову к сопровождающим, приказал по-английски:

— Прошу представить!

Начальник отдела разведки его армии полковник Стивенсон приблизился вместе с Модом к стоявшему впереди арабу с белой библейской бородой, в ярко-зеленом шелковом халате. Чуть наклонив голову, Стивенсон доложил:

— Глава высшего духовного совета, его преосвященство господин Хесаби!

Мод приветливо улыбнулся и проговорил:

— Весьма рад и счастлив созерцать ваше преосвященство — представителя аллаха на земле арабов!

Хесаби был необычайно польщен. Он даже смутился. Но тут же приосанился и плавным жестом поднял правую руку к своим глазам:

— И слава аллаху! Без его согласия мы с вами не встретились бы…

— Истинно так! — подтвердил Мод. — Все в руках всемогущего бога!

Закончив разговор с Хесаби, Мод в сопровождении Стивенсона обошел остальных гостей. Среди них были крупные торговцы, именитые землевладельцы, духовные лица и офицеры-арабы, в прошлом находившиеся на службе у султана.

Генерал Мод подошел к мягкому креслу, предназначенному специально для него, жестом пригласил гостей садиться и сел сам. Не теряя времени на восточные церемонии, которыми обычно сопровождаются такие приемы, он сразу приступил к делу.