Санния продолжала в самых изысканных выражениях расхваливать Селима. Сердце Мухсина затрепетало. У него промелькнула мысль, что ведь Абда тоже оказал ей услугу. Почему же она ни словом не упоминает о нем?

Вдруг Мухсин вспомнил, что, когда он вошел, Санния стояла у окна и смотрела на кофейню.

«Неужели на Селима?» — испугался мальчик. Он почувствовал в сердце жгучую боль, но, подумав, решил, что это невозможно. Ведь Селим давно перестал бывать в кофейне Шхаты, он не показывался в ней с тех пор, как побывал у соседей. По-видимому, кофейня не оправдала его надежд. А если это так, то на кого же смотрит Санния из окна?

Мухсин вдруг почувствовал какое-то странное раздражение. Ему было тяжело, что она так себя ведет.

Его волновали те же чувства, которые он испытал, узнав, как вела себя Санния, когда Абда чинил электричество, а Селим осматривал рояль. В глубине души он осуждал поведение девушки и считал неприличным ее желание попадаться гостям на глаза.

Это чувство росло. Мухсин молчал. Вдруг он увидел, что Санния встала и, как бы охваченная скукой или раздражением, снова направилась к окну. Взглянув на улицу, девушка вспыхнула, ее лицо оживилось. Это не укрылось от следившего за ней Мухсина. Ему даже показалось, а возможно так оно и было, что Санния глубоко вздохнула и кому-то улыбнулась.

Сердце Мухсина сжалось от горя, его охватило отчаяние. В это мгновение он понял, что все его надежды тщетны и мечты о Саннии — мираж. Он просто дурачок, если надеялся получить от такой девушки больше внимания, чем на это имеет право любой мальчишка. Кто он такой? Школьник, еще не сдавший экзамена на аттестат зрелости, что его с ней связывает? Разве не простое знакомство? Девушка с ним ласкова именно потому, что он еще ребенок. Она и обращается с ним как с ребенком. В ее глазах он только мальчик, которого прилично приласкать в присутствии матери, которому всегда можно предложить шербет и набить карманы сладостями.

Приветливость и любезность еще не любовь и не увлечение. Разве Саннию когда-нибудь интересовало его присутствие? Разве при нем она вспыхивала, как при Абде и Селиме? Или, как сейчас, когда она смотрит в окно… на… на…

Эти мысли промелькнули у Мухсина как страшный сон, в глазах у него потемнело. Придя в себя, он увидел, что Санния отошла в другой конец комнаты и забыла о нем. Какое глупое, унизительное положение. Зачем же он сидит здесь, никому не нужный, брошенный?

Мухсин поднялся, на лбу его выступили капли пота. Он растерянно стоял, не зная, что делать, потом сунул руку в карман за платком и вдруг нащупал шелковый платочек Саннии, с которым никогда не расставался, Его сердце бешено забилось, он побледнел и застыл на месте.

Ему казалось, что, сейчас он заплачет, закричит или умрет. Но ничего подобного не случилось. Санния все еще не обращала на него внимания. Она даже не заметила, что он встал, забыла, что он вообще существует на свете.

Наконец девушка оглянулась и подошла к нему.

— Ты уже уходишь? — спросила она, протягивая ему руку.

В ее голосе и жесте Мухсин почувствовал равнодушие, ясно говорившее, что она не будет его удерживать. По-видимому, он и так просидел здесь дольше, чем следовало. Быстро протянув ей руку, он едва слышно произнес:

— Да, ухожу!

И пошел к двери. Девушка с удивлением смотрела на гостя, который пришел проститься перед отъездом и так странно уходит. На пороге Мухсин нерешительно остановился. Не понимая, в чем дело, Санния подошла к нему. Дрожащей рукой вынул Мухсин из кармана ее шелковый платок и, не глядя, подал его девушке.

— Мой платок? — воскликнула она. — Где же ты его нашел?

— Он все время был у меня, — еле слышно прошептал Мухсин.

И Санния все поняла. Она всмотрелась в осунувшееся, печальное лицо мальчика, который, сжав губы и опустив глаза, неподвижно и потерянно стоял на месте. Его вид напомнил Саннии тот день, когда Мухсин рассказывал о своем детстве. Тогда его лицо показалось ей мужественным и одухотворенным, а сейчас оно было серьезно и сосредоточенно, как лицо человека, в душе которого происходит жестокая борьба.

Девушке стало жаль его, и она ласково спросила:

— Значит, платок давно у тебя, хитрец?

Мухсин ничего не ответил. Он решил, что за этими равнодушными словами кроется насмешка, и вспыхнул от обиды.

— А почему ты теперь возвращаешь мне платок? — продолжала Санния.

— Он мне не принадлежит! — резко бросил Мухсин.

Она удивилась, но спокойно подала ему платок и ласково спросила:

— А если я его тебе подарю?

— Не надо! — быстро ответил он.

Санния изменилась в лице, такого ответа она не ожидала. Видя по лицу мальчика, что он очень рассержен и взволнован, она тоже замолчала. Минута прошла в безмолвии. Наконец Санния спросила тихо и очень сердечно:

— Мухсин, почему ты сердишься?

Мальчик молчал.

Девушка подняла голову и увидела, что по щекам Мухсина катятся слезы. Сердце ее дрогнуло. Она ласково взяла его за руку и подвела к дивану.

— Мухсин… Ты плачешь?.. Мухсин… — взволнованно говорила она.

Присев на диван, она посадила его возле себя. Мухсин не мог сдержать слез.

Санния поспешно принялась вытирать ему глаза своим шелковым платком, ласково повторяя:

— Ты на меня сердишься? Ты на меня сердишься, Мухсин?

Мальчик отвечал только нервными всхлипываниями, которые тщетно старался подавить.

— Мухсин! Перестань! Мухсин! — смущенно уговаривала его Санния. Вдруг она придвинулась к нему вплотную и поцеловала его в щеку. Мальчик почувствовал теплоту и нежность этого поцелуя, свежего, как роса, посмотрел на нее и увидел, что она тоже плачет.

Снова наступило молчание. Прервав его, девушка стала допытываться о причине его слез. Мухсин пробормотал что-то невнятное, но скоро овладел собой и сказал, что все понимает. Он ничего для нее не значит. Ему очень тяжело, что она это скрывает, и лучше бы…

Мальчику было трудно говорить, и он только добавил, что ни в чем ее не упрекает. Ему стыдно и больно, он винит одного себя, никто не виноват, что он надеялся на невозможное и предавался обманчивым мечтам.

Мухсин говорил возбужденно, срывающимся голосом, а Санния взволнованно, с скрытым наслаждением слушала его. Когда он умолк, девушка взяла его дрожащую руку в свою и шепотом сказала, смотря ему прямо в глаза:

— Ты не прав, Мухсин. Зачем так сердиться? Стыдись! Если бы ты ничего для меня не значил, я не учила бы тебя играть на рояле и не просила у мамы на это разрешения. Помнишь, в тот день, когда я увидела тебя на крыше?..

Сердце мальчика затрепетало. Он взглянул на девушку, и глаза его вопрошали: «Это правда?»

Санния продолжала тихим, проникновенным голосом упрекать Мухсина за его слова, и мальчик не знал, что делать, как отвечать. Ему казалось, что он унесся в какой-то заоблачный мир, такой призрачный, что в нем не чувствуешь даже счастья, которым полна эта минута.

Наконец он пришел в себя и подумал, что сейчас надо обнять девушку, осыпая ее руки и лицо поцелуями. Но у него не хватало на это храбрости, и он все еще сидел неподвижно, а мгновения летели. Когда Мухсин решился наконец последовать зову своего бурно бьющегося сердца… время уже было упущено. Он услышал шаги служанки, которая вошла и доложила, что старая госпожа вернулась из города.

Мухсин поднялся и стал поспешно приводить себя в порядок. Он опустил руку в карман, чтобы достать платок и вытереть мокрое от слез лицо. Незаметно для служанки Санния подала ему свой шелковый платок и шепнула:

— Оставь его у себя, на память.

Появилась старая госпожа в черном выходном изаре и, увидев Мухсина, подошла с ним поздороваться. Санния сказала ей, что Мухсин пришел проститься перед отъездом и нарочно остался подождать, пока она вернется из города. Старая госпожа поблагодарила Мухсина и пожелала ему счастливого пути. Она просила передать привет его матери, если та ее не совсем забыла.

Мальчик попросил разрешения уйти. Женщины проводили его до лестницы, и он помчался вниз в каком-то чаду, не чувствуя под собою ног, пьяный от счастья, словно возвращался из волшебного, сказочного мира.