Изменить стиль страницы

Вошли Заннуба и Мухсин, спор прекратился, в комнате наступила тишина.

Напевая песню «О счастливая звезда», Селим направился к двери, чтобы закончить переодевание, но Ханфи попросил:

— Расскажи же, Селим, откуда тебе известно, что девушка в тебя влюбилась?

Мухсин вздрогнул и едва не задохнулся. Кровь отхлынула от его лица, но он промолчал.

Селим остановился и громко, вызывающе сказал:

— Ну и грудь у нее, друзья! Клянусь пророком, до чего же хороша! Сладкий апельсин на дереве!

При этих словах Мухсин почувствовал то же самое, что испытывает верующий человек, когда кто-нибудь непристойными словами оскорбляет его божество… А Заннуба, гордясь своей подругой, спросила:

— Ты видел, си Селим, какое на ней было платье?

Юзбаши ответил, стараясь припомнить:

— Платье? Клянусь Аллахом, платья я не заметил.

В эту минуту перед глазами безмолвного, затаившего свои чувства Абды замелькал зеленый цвет. Он расплывался все больше и больше, пока все вокруг не позеленело. Абда снова слышал шелест зеленого шелка, подобный шуму весенней листвы, и в его сердце вспыхнул гнев.

Ему захотелось вскочить и ударить Селима, повалить его на пол, устроить грандиозный скандал, но он сдержался.

Ханфи со своей обычной беззлобной иронией флегматика, не желающего никого задевать, поспешил ответить Заннубе:

— Ты спрашиваешь, какого цвета было на ней платье? Но разве Селим заметил что-нибудь, кроме ее груди и бедер?

Мухсин слышал и эти слова. Он представил себе ангельский образ Саннии и возмутился до глубины души. Пытаясь не думать о смысле этих грубых, непристойных слов, он затаил против Селима чувство, в котором не мог разобраться. Второй раз испытал он это ощущение своей неполноценности и унизительной ничтожности в сравнении с другими. Но сегодня оно было гораздо отчетливее. Мухсин смотрел на Селима, этого мужественного вояку, способного одержать победу над любой женщиной, человека, которому невозможно противостоять. К тому же Селим знает многое, чего не знает он, Мухсин. И еще… И еще…

Это были глубокие, неосознанные ощущения, и Мухсин не мог бы их объяснить. Он понимал только, что втайне ненавидит, презирает и боится Селима, а к Абде снова питает симпатию и считает его своим другом. Он чувствовал в Абде родственную душу, видел, что это человек, которого привлекает в женщине не ее тело, а нечто более возвышенное, которого оскорбляют и ранят такие грубые, бесстыдные слова.

Мальчика не обмануло его чувство. Абда гневно вскочил и крикнул Заннубе:

— Что это за издевательство, какое бесстыдство! Ты довольна, ханум? Водишь этих скотов в порядочные дома, а они возвращаются и говорят такие вещи?

И он демонстративно вышел из комнаты.

Возмущение Абды подействовало на Мухсина как струя свежей, студеной воды. Он успокоился и забыл о мучительном чувстве унижения, поразившем его до глубины души.

Глава пятнадцатая

Пока у соседей не настроили рояль, Мухсин прекратил свои посещения Саннии. Прошло несколько дней. Сгорая от нетерпения, мальчик ждал, чтобы рояль скорее привели в порядок. А пока что он развлекался чтением романа «Магдалина» в переводе аль-Манфалути[42].

Однажды, вернувшись из школы раньше обычного, он не застал дома никого, кроме Абды, работавшего над проектом, который ему скоро предстояло сдать. Мухсин переоделся и, желая как-нибудь убить время до обеда, решил дочитать роман. Не найдя книги на обычном месте, он спросил Абду, где она, но тот не знал. Мальчик удивился, но скоро забыл об этом, его мысли были заняты совсем другим…

Отдает ли девушка предпочтение кому-нибудь из них? Кого именно она избрала? Мухсин вспомнил слова Селима «девушка безумно влюблена», и его сердце больно сжалось. Он почувствовал себя оскорбленным. Возможно ли, чтобы такой человек, как Селим, покорил сердце Саннии. Его несколько утешало воспоминание об успехе Абды. Абда, во всяком случае, достойнее того, другого. Но они оба, и Мухсин и Абда, только мечтают и надеются, а Селим так гордо расхаживает, так полон тщеславия и радости, словно уже чего-то добился и в чем-то уверен.

Мухсин сидел задумавшись возле Абды, склонившегося над чертежной доской. Вдруг вошел Мабрук, помахивая каким-то письмом.

— Письмо си Селиму. Письмо для си Селима, — лукаво улыбаясь, сказал он.

Мухсин вздрогнул. Абда молча поднял голову и, взглянув на письмо в руках Мабрука, снова склонился над чертежом, словно искал в работе отдыха и забвения. Но мысль о письме не давала ему покоя. От кого оно может быть? Ведь Селим никогда не получал писем. Почему же это письмо пришло именно теперь? В сердце Абды закралось подозрение.

Странно! То же самое думал в это время и Мухсин. Набравшись храбрости, мальчик спросил Мабрука:

— Откуда?

Слуга ответил, что не знает. Ведь письмо запечатано, как же он может знать, откуда оно пришло.

Абда снова поднял голову, посмотрел на конверт и, протянув руку, сказал:

— Дай, я взгляну на штемпель.

Мабрук подал ему письмо, и Абда прочел на штемпеле «Ситти Зейнаб. Экспедиция». Он повертел письмо в руках, внимательно рассматривая почерк на конверте. Недоумение его все росло. Наконец он положил письмо на стол и сказал Мабруку спокойным, чуть хриплым голосом:

— Хорошо, оставь его здесь, пока придет Селим.

И он снова принялся за работу, а Мухсин погрузился в размышления и догадки: возможно ли, чтобы оно было от…?

Мабрук посмотрел на них и, видя, что они забыли о его существовании, ушел, сказав, что посидит у ворот, пока не вернутся остальные. Как только слуга вышел из комнаты, Абда поднял голову, взял письмо, опять повертел его в руках и внимательно осмотрел. Мухсин пристально следил за ним.

— Конверт плохо заклеен, — сказал Абда.

Уловив в этих словах особый смысл, Мухсин быстро ответил:

— Очень интересно, что в этом письме.

— Глядя на письмо с крайним любопытством, Абда нерешительно произнес:

— Можно бы его вскрыть и снова заклеить.

— Да, клянусь Аллахом! — воскликнул Мухсин, желая ободрить дядю. — Наверное, там что-нибудь очень смешное.

Абда перевернул конверт и вполголоса, медленно сказал:

— Давай посмотрим, что там такое.

Мухсин подошел к нему и по-мальчишески радостно воскликнул:

— Да, да, посмотрим, что там такое!

Абда поднял голову и внимательно посмотрел на Мухсина:

— Только смотри не разболтай…

— Не беспокойся! Что я, сумасшедший? — решительно ответил мальчик.

Абда осторожно вскрыл конверт и вынул письмо. Прижавшись к дяде, Мухсин читал с величайшим любопытством. Сначала они ничего не поняли, но, взглянув на подпись, оба громко, насмешливо и злорадно расхохотались.

Письмо было послано Селимом избраннице его сердца и возвращено обратно, без единого слова.

Поняв это, Мухсин и Абда стали весело читать любовное послание, с ироническим пафосом произнося вслух целые фразы и явно подвергая сомнению искренность высказанных в них чувств. Письмо гласило:

«Душевно дорогая Санния-ханум!

Я полюбил тебя такой любовью, какой никто никогда еще не испытывал, и предан тебе больше, чем брат предан брату или отец сыну. Я поклоняюсь тебе, как верующий своему божеству, и вся моя жизнь наполнена тобою. Я смотрю только на тебя, думаю только о тебе и вижу во сне только твой образ. Я радуюсь солнцу в час восхода лишь потому, что узнаю в нем тебя, и счастлив, внимая щебетанью птиц на ветвях, лишь потому, что слышу в нем музыку твоей речи. Видя распустившиеся чашечки цветов, я восторгаюсь ими лишь потому, что мне мерещится в них твоя красота. Я желаю себе счастья в этой жизни лишь для того, чтобы ты была счастлива, и хочу продлить эту жизнь лишь затем, чтобы жить подле тебя и наслаждаться твоей прелестью. Если я, по-твоему, недостоин тебя, то скажи мне об этом в награду за те слезы, страдания, горести и печали, которые я испытал из-за тебя. А в заключение — привет!

Безумно влюбленный юзбаши Селим аль-Атыфи».
вернуться

42

Мустафа аль-Манфалути (ум. в 1924 г.) — критик, публицист и переводчик «Магдалина», или «Под сенью олив», — вольное переложение романа Альфонса Карра «Под липами».