Изменить стиль страницы

Жоламан был восхищен мужеством и стойкостью Джандыра. Его ровесник казался Жоламану настоящим героем, еще бы — мало кто сможет так хладнокровно сидеть на коне, ожидая смерти. Юноше хотелось познакомиться и поговорить с Джандыром. Вот случай и представился.

— Здравствуй, удалой Джандыр! — приветствовал его Жоламан.

— Здравствуй, юный батыр!

Они обменялись слышанными от взрослых приветствиями. Юноши очень быстро подружились.

— Если я тебя спрошу, Джандыр, ты ответишь мне откровенно?

— Спрашивай, я никогда не лгу.

— Неужели давеча, сидя на коне, ты ничуточки не боялся, неужели тебе не было страшно?

Джандыр на минуту задумался, потом ответил:

— Боялся, да еще как! Сердце как заячий хвост дрожало. Кому же хочется умирать! Но я думал об отце. О, ты не знаешь моего коке! Таких людей единицы. А как он любит меня! Умер бы за меня, глазом не моргнув. Но вот он подходит ко мне, и я вижу его глаза — в них нет слез, они все внутри — в сердце. И стоило мне увидеть это — как он молча плачет, веришь ли, Жоламан, комок у меня к груди подступил, я понял, что ему тяжелее, чем мне. И я взял себя в руки, решил, что тоже ни одной слезы не пролью. А страшно мне было. Помнишь, солнце заходило? Я смотрел, как озеро переливается то оранжевым, то красным, — я такой красоты никогда не видел и пожалел, что ни разу не искупался в Теликоле.

— Джандыр, ты настоящий батыр! — Жоламан от души обнял своего нового друга.

В это время над озером взвилась вольная песня. Юноши пошли на ее голос.

В восьмикрылой белой юрте собралась молодежь. Сев в круг, юноши и девушки пели, шутили. На середину вышла одна пара, чтобы посостязаться в находчивости.

Девушка загадывала парню загадку, отвечать он должен был в рифму.

— Что такое мужество, джигит?
— Это в испытанье крепкий щит,
Это смелость, гордость и отвага,
Честь народа и большое благо.

Всем понравился ответ парня, послышались возгласы:

— Молодец джигит!

— Целуй ее крепче!

Веселье продолжалось. Никем не замеченные, Джандыр и Жоламан наблюдали за игрой. Джандыр улыбался, когда, как водится, за удачный ответ джигит целовал девушку, а Жоламану все это было внове.

Вот уже кто-то настроил домбру, веселая песня добавила задору. Пары обменивались взглядами, доверив задушевному наигрышу свои мысли и чувства. Некоторые юноши и девушки незаметно пожимали друг другу руки, дарили избранникам платки.

Потом молодежь вышла на воздух посмотреть на состязание борцов, пострелять по серебряной монете-камбы.

Черноокие красавицы ободряли своих любимых, на конце жерди дрожала монета, бешено колотилось сердце в груди джигитов. Сто шагов было до монеты, сто шагов до желанной цели, ибо Ошаган-бий, заметив настроение молодежи, обещал заманчивую награду. Зоркие глаза аксакала давно заметили, что многие юноши и девушки выбрали друг друга. Те, кто победят в стрельбе, могли жениться тут же, без калыма и сватов, с благословения многих сородичей; под звуки веселых песен молодоженам поставят юрту, выделят им скот и приданое. Криками восторга молодежь благодарила бия.

Джигиты шептали на ухо доверенному человеку имя своей избранницы, затем он обошел девушек и заручился их согласием.

Теперь юноши ждали очереди, чтобы выстрелить по монете. Среди них не было лишь Джандыра и Жоламана. Сначала они тоже стали готовить луки и стрелы, но, узнав об условии состязания, поневоле вышли из игры — ведь у них не было возлюбленных.

Тут к ним подошла высокая стройная девушка с двумя змейками кос, спадавшими почти до земли. Это была внучка Ошаган-бия. Красавица с большими лучистыми глазами показалась юношам райской гурией, они хотели заговорить с ней, но застеснялись. Девушка оказалась смелее.

— О джигиты! Разве вы не хотите испытать свое счастье?

— Мы уступаем эту честь другим.

— Джандыр, вы и здесь должны показать себя, должны быть первым. — Девушка качнула длинными ресницами и задорно посмотрела на Джандыра.

— Сестричка, моя попытка будет напрасной. Ты же слышала условие? — вспыхнул Джандыр и посмотрел на нее с затаенной надеждой.

— Я пришла к вам, когда узнала о награде, обещанной победителю, я восхищена вашим подвигом. — Румянец заиграл на ее белых щеках, крупные золотые серьги посверкивали в закатных лучах. У Джандыра захватило дыхание. Девушка показалась ему такой же прекрасной, как озеро Теликоль — вчера на закате.

Жоламан легонько толкнул друга, Джандыр пришел в себя.

— Джандыр, возьми мою «желтую молнию», она как раз для твоего лука. Моя стрела действительно молния и всегда попадает в цель.

Джандыр кивнул, продолжая смотреть на девушку; горячая волна пробежала по его телу.

Уже двадцати джигитам не повезло в стрельбе; промахнувшись, они от досады кусали губы. То ли руки дрожали, то ли целились плохо, но серебряная монета по-прежнему была на кончике жерди. Громкими криками толпа подбадривала стрелков.

Джандыр погладил рукой «желтую молнию» и спросил у Ошаган-бия, может ли он попытать счастья?

Аксакал кивнул в знак согласия, юноша прицелился.

Аралбай мысленно пожелал удачи сыну. Волнуясь, Жоламан смотрел, как Джандыр прицеливается. Юноша взглянул на внучку Ошаган-бия и, увидев в ее глазах уверенность, успокоился.

Со свистом полетела выпущенная стрела; большая серебряная монета, сверкнув на солнце, как подстреленная птица, упала на землю. Сразу зашумело множество голосов:

— Будь счастлив, удалой Джандыр!

— Молодец! Вот это меткость!

— Аралбай, ты можешь гордиться своим сыном.

— Посмотрим, кому он отдаст монету.

— Назови свою избранницу. Мы благословим тебя и поставим белую юрту.

Джандыр поднял монету; сняв шапку, поклонился всем, и подошел к Ошаган-бию.

— Ата, говорят, что сын достойного отца должен быть хорошим воином. Каким я стану, покажет жизнь, но я во всем хочу походить на своего коке. Мой отец не султан, он выходец из народа, и воля народа для меня свята. — Джандыр улыбнулся. — Ошаган-ата, вы сами назначили награду победителю, поэтому, если вы позволите, я отдам монету этой девушке.

— Что ты сказал, сынок?! — Ошаган-бий нахмурил брови и посмотрел на свою внучку Бексану. Старику было над чем призадуматься: двадцать лет назад, когда предводитель ойротов Цэван-Рабдан разгромил город Сайрам, Ошаган попал к нему в руки в числе многих пленных. Спас его тогда один молодой батыр. Ночью он связал шериков, освободив бия и его сородичей. Всю дорогу отважный батыр вместе со своими десятью джигитами охранял их и погиб от вражеской стрелы. Перед тем как закрыть глаза, он попросил Ошагана не оставлять его маленького сына Сайрыка.

«Позаботься о нем, — сказал умирающий батыр, — пусть мой мальчик не будет сиротой. Придет день, и он отомстит нашим врагам».

«Я выполню твое завещание, — взволнованно проговорил Ошаган. — Если у моих сыновей родится дочь, клянусь аллахом, она будет твоей снохой. Наша дружба, скрепленная кровью, продолжится родственными узами».

С тех пор как родилась Бексана, Ошаган ждал того счастливого дня, когда сможет выполнить клятву. Поэтому желание Джандыра взять в жены его внучку огорчило старика, ведь он любил Сайрыка как родного сына. Но делать было нечего, бий не мог отказаться от своих слов и дал согласие.

Тут же началось свадебное торжество, юрта молодоженов подняла свой шанрак над зеленым лугом.

Федосий вызвал Жоламана, чтобы поговорить с ним наедине. Махову уже было под сорок, он отпустил густую рыжую бороду и по-казахски к тому времени говорил свободно. Он прочно осел в ауле Жомарта, обзавелся домом и скотом, имел трех детей.

Федосий души не чаял в Жоламане, сыне поэта Суртая и приемном внуке батыра Жомарта, двух самых дорогих для Махова людей. Да и то сказать, Жоламан оправдывал его любовь — рос честным, смелым. Федосий научил его плотницкому ремеслу и многим русским словам.