Вдруг, две из них подошли к стойке, чтобы заказать выпить.

— Но как ты это сделала? — спросила одна, после того как попросила джин с тоником.

— Прости? — не понимая, в свою очередь спросила Пенни.

— Замутить с тем красавчиком, — ответила та, делая кивок в сторону Маркуса. — И должно быть, к тому же, он влюблён. Не захотел дать мне даже номер телефона. Сказал что он с тобой. Объясни мне, как ты это сделала?

Пенни вздрогнула и на мгновение ощутила глупое опьянение от мысли, что она действительно подружка этого красавчика, а не выдуманная отговорка, чтобы этим вечером держать подальше девушек, потому что у него не было никакого желания развлекаться.

— У меня есть скрытые таланты, — хладнокровно ответила она, не поддаваясь искушению плюнуть в приготовленный напиток.

Грант больше не появился, и возвращение домой прошло спокойно. За исключением гнева Маркуса, который, хотя и остыл немного, но всё равно ещё кипел в нём, как жар под горячим пеплом.

— Вечером я тебя провожаю, а потом заберу. Если что-нибудь случится, то я хочу, чтобы ты позвонила мне на мобильный, — заявил он безоговорочным тоном.

—Маркус…

— Никаких возражений, это то, что ты делаешь.

— Наш контракт истекает, ты вправе больше не заботиться.

— Не принимай это всерьёз.

— Я принимаю это всерьёз, и ещё как. В конце концов, речь идёт о моей шкуре, — возразила она. — Но это моя проблема, а не твоя.

— Проблема также и моя! — проревел Маркус, останавливаясь на дороге. Притянул её к себе, и Пенни оказалась в его объятиях, внезапно, без предупреждения, без подготовки для своего бедного маленького сердца, такого наполненного и такого пустого.

— Почему? — спросила, вполголоса.

Он ответил как то неразборчиво.

— Я не знаю почему, но это так и на этом всё.

— Спасибо, что беспокоишься обо мне, но... не делай так больше, ладно? И сейчас мы пойдем домой. Я смертельно замёрзла и очень сильно устала.

Маркус кивнул, выглядя мрачнее тучи. Он шёл, спрятав руки в карманах, даже не курил. Казалось, что погрузился в миллиард мыслей – все его и только его.

Когда они дошли до дома, он освещал путь фонариком вплоть до двери квартиры, дождавшись, когда она войдет, а потом сразу пошёл прочь, не издав ни звука, не кивнув и даже не предложив ей подняться к нему.

Пенни переоделась и легла в постель за рекордное время. Она действительно была раздавлена. Сколько в один день сконцентрировалось эмоций. Она вспомнила то, что узнала о Маркусе, и заплакала, спрятав под подушку голову.

Через некоторое время её заставил подпрыгнуть шум. Села и ещё раз увидела его на пожарной лестнице. Испугалась, предполагая, что случилось что-то серьёзное, что, возможно, он разыскал Гранта и убил его. Пенни открыла окно наполненная ужасными опасениями. Он вошёл, принося запах мыла и холода.

— Заходи, ты замёрзнешь, — сказала она, заметив, что Маркус был одет только в футболку, джинсы и расстегнутые ботинки на босу ногу.

— Что случилось?

Он энергичным жестом провёл рукой по лбу, как если бы хотел навести порядок в море мыслей, которые там теснились, сваленные в беспорядке. Потом, он оказался перед ней, такой высокий, что казался колонной посреди комнаты, и сказал вполголоса:

— Пообещай мне, что даже когда я уеду, ты будешь осторожна.

Пенни кивнула, стараясь не думать об этом, таком близком моменте.

— Обещаю.

— До моего прихода он тебя трогал? Сделал с тобой что-нибудь?

— Он попытался, но я его остановила. Что случилось, Маркус?

— Ничего. То есть... не знаю…. — Он замолчал на несколько минут, затерявшись взглядом в бесконечности, и три горизонтальные морщины пролегли на лбу. Спустя некоторое время он внимательно посмотрел на неё и спросил на одном дыхании, — я такой же, как и тот, другой?

Пенни не смогла удержаться и не вздрогнуть.

— Как Грант? Но что такое ты говоришь?

— Я думал об этом и, в конце концов, мне не кажется что я лучше, чем он. На самом деле я даже хуже. Я наделал кучу дерьма, Пенни. И у меня столько этого дерьма внутри.

— Каждый из нас его имеет, поверь мне. И не сравнивай себя с Грантом, пожалуйста. Он сумасшедший маньяк.

— А я – нет? Я зверь, Пенни, и ты это знаешь.

— Ты на самом деле неутончённый кусочек – властный, сквернослов и в принципе мудак, и в постели ты... бандит. Хотя... это ты настоящий, ты не представляешься джентльменом, чтобы потом принуждать меня, если я скажу «нет». Я уверена, что если тебе сказать нет, то тебя это остановит. И, хотя это может показаться странным, но у тебя имеется вежливость, характерная для тебя. Всегда меня спрашиваешь, хочу ли сделать что-то, не словами, спрашиваешь глазами, и я вижу это. И ты хочешь… заставить меня чувствовать себя хорошо, когда... когда мы это делаем. Не думаешь только о себе. Ты желаешь, чтобы я тоже... я имею в виду, получила удовольствие. Кроме этого, знаешь, что я тебе скажу? Если зверь ты, то, по всей видимости, и я тоже, потому что мне нравится, что ты делаешь и как ты это делаешь. И я также, когда мне надо, выражаюсь грубо, не так ли? Поэтому не сравнивай себя с ним, согласен?

Маркус улыбнулся, и это было, как если бы луч света неожиданно осветил угол, до этого погружённый в темноту.

— Так что, если я скажу, что в данный момент я хочу сделать это, ты не будешь осуждать меня?

Пенелопа подавилась смешком сквозь пальцы. Она заперла дверь и задернула на окне шторы. Затем вернулась в центр комнаты к Маркусу, который рассматривал её, и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы. Лёгким и невинным поцелуем, как только что выпавший снег.

Он, в ответ, взял её на руки, сел на кровать и посадил на свои колени. Держа её так, с осторожностью, расстегнул рубашку от пижамы Пенни и начал ласкать её грудь. Он наблюдал за ней, пока это делал, смотрел на её кожу в спокойном полумраке комнаты, на её возбуждённые соски и запрокинутую назад голову. Затем спустился ниже, слегка прикоснувшись к прессу, бёдрам и шелковистому чреву. Он опустил пижамные брюки, и нежно прикасаясь кончиками пальцев, опалял её ноги. Так продолжалось долго, долго и без попыток проникнуть в неё каким-либо образом, если только не силой своего взгляда.

Потом он раздел её полностью и разделся сам. Обнажённые они оказались на кровати Пенни, на кровати, не видевшей таких встреч, под одеялом и, даря прикосновения, как будто они не знали друг друга и, как если бы изучали карту, чтобы спасти свою жизнь.

— Я не принёс с собой презерватив, — прошептал ей на ухо, — я не могу войти внутрь.

Она кивнула, но на мгновение, только одно, она подумала, что всё равно хотела бы его внутри, хотела его плоть, и его семя, и его сына.

Сразу после этого подумала, что она сумасшедшая и довольствовалась его пальцами. Когда она кончила, Маркус закрыл её губы большим пальцем и лукаво улыбался, пока она двигала бёдрами, преследуемая этими изысканными спазмами. Когда кончил он в её руках, Пенни заглушила его поцелуем.

Она была уверена, что никогда не смогла бы получить больше – в эту ночь, эта медленная и молчаливая связь, эти поцелуи, эти ласки, были больше всего похожи на любовь, которую Маркус когда-либо мог дать.

Глава 20 

Маркус

Я и Пенни трахаемся почти без остановки. Мне достаточно просто посмотреть на неё, чтобы больше ничего не понимать. Не могу думать ни о чём другом. Когда я на работе, то мечтаю как можно быстрее вернуться домой, чтобы находится рядом с ней. Я просыпаюсь утром и жду, когда она придёт. И когда приходит, то затаскиваю внутрь и раздеваю и беру её, как если бы не обладал женщиной много лет.

Расходую две коробки презервативов за одну неделю – это рекорд даже для меня. Иногда я останавливаюсь, чтобы задуматься: это абсурд – я трахаюсь как проклятый с той, в которой нет ничего особенного и кто восемь дней тому назад была девственницей, и, тем не менее, это так. Я не могу серьёзно соображать, действительно, не могу ясно мыслить. Думаю только о ней и о том, что хочу с ней сделать, и когда я делаю, то представляю то, что сделаю в следующий раз.