Но потом Пенни умоляет меня своими глазами.

Когда я взял за глотку мудака, который хотел обидеть Франческу, она меня подстрекала и натравливала: «Прикончи его, прибей его, кончай его!» Продолжая избивать в свою очередь. Пенни просит меня отпустить его. И тогда мудак извиваясь, умудряется вырваться и убегает, она удерживает меня.

Она не отдаёт себе отчёт, что он попытается ещё раз. Такие типы не должны жить. Они всегда будут причинять кому-то боль. Такие парни заслуживают только смерть.

Я остаюсь вместе с ней в «Well Purple», но не нахожу покоя. Всё время мне под носом тыкают тысячи кисок. В другое время я бы воспользовался ими, но не сейчас. В данный момент мне нужно держать под контролем Пенни, я должен быть внимательным и не пропустить, если этот урод вернётся. Если с ней что-нибудь случится, пока я трахаю любую из них, я себе этого не прощу.

И потом, честно говоря, я не хочу никого из них.

Вдруг обнаруживаю, что даже говорю одной:

— Слушай, я здесь с моей девушкой, ты меня совершенно не интересуешь.

— Думаешь, я тебе поверю, — заявляет эта. — Хочешь, чтобы тебя желали ещё сильнее? И кто бы это?

Указываю в направлении Пенни, которая в данный момент делает коктейль для одного идиота, который пялиться на её декольте. Однако, как сложно. Я должен заставить себя оставаться там, где стою. Сколько декольте разглядывал сам? Это не преступление, если мужик только смотрит.

Девушка оценивает Пенни.

— Эта она? — спрашивает, потрясённая.

— Эта она. Что-то имеешь против?

— Нет, что ты... она мне не кажется твоего типа.

— Знаю я, кто мой тип.

— Может, ты оставишь мне свой номер телефона?

— Слушай куколка, я тебя не трахну ни сейчас, ни когда-либо, так что проваливай.

Девушка уходит покрасневшая и озадаченная, и я уверен, что ненавидит меня, но мне всё равно. Я могу, наконец, вернуться к контролированию ситуации. Если Грант вернётся, то чувак мёртв.

Но он не вернулся. Не то, чтобы это делало меня спокойным. Я боюсь, что он сможет сделать, когда я уеду.

Пока возвращался домой, чувствовал себя рассеянным. При воспоминании о том, что произошло, в меня постоянно врезается один неудобный вопрос.

Я хотел избавиться от Гранта – да, но я действительно лучше, чем он?

Когда я остаюсь один, то пытаюсь вспомнить, как себя веду, когда мы с Пенни вместе.

Принуждаю её? Заставляю её? Я сделал когда-нибудь что-то против её воли? Не могу вспомнить, твою мать, не могу вспомнить. Подозреваю, что если и не был жестоким, но вероятно слишком настойчивым, поскольку проигнорировал какой-то сигнал говорящий о неприятных ощущениях, какой-то отказ кивком. Так же, как я проигнорировал её боль в первый раз и это заставляет меня чувствовать себя настолько плохо, что я выхожу из душа, практически мокрый, одеваюсь в спешке и иду к Пенни.

Я не могу постучаться в квартиру, её бабушка может услышать. Выхожу из здания и добираюсь до неё по пожарной лестнице. Когда мне открывает окно, то выглядит удивленной и напуганной, и я сразу замечаю, что она снова плакала.

Для мужчины, признать, что он хуже своего врага – нелегко. Но я это признаю. Я большая дрянь, чем Грант. Я, ведущий себя как мститель, вызываю больше отвращения, чем он. Недостаточно использовать мелочное превосходство, заключающееся в том, что ты не наносишь побои и раны, для того, чтобы можно было не относится к типу мужчин, кто не насилует женщин. Я насиловал её тысячью другими способами, и чувствую себя как дерьмо.

Она, однако, всё отрицает и продолжает защищать меня. Моя гордость надеется что это правда, но в глубине души знаю, что я был неправ.

Пенни...

У меня такой бардак внутри, с момента, когда ты пришла. Логические вещи переворачиваются с ног на голову, создавая пазлы полные безумия. Живу, как будто я хожу по канату, натянутому между двумя зданиями, над стометровой пустотой. Я не узнаю себя и мне страшно заглянуть в свою душу. Поэтому стараюсь так не делать, прячу голову под слоями из песка и игнорирую слова, выкрикиваемые в своих мыслях. Я не хочу понимать в точности, что происходит. Просто мечтаю вернуться к тому, каким я был прежде.

А пока, я смотрю на неё. Мне нравится её ласкать. Моя, пока что только моя. Сегодня вечером никакой спешки, никакого желания с рычащим наслаждением. Сегодня вечером продвигаемся медленно.

Мы молчаливо касаемся, чтобы не быть услышанными за пределами комнаты. Мы делаем это в другой манере, менее голодной, хотя недостатка в голоде я не имею. Но оргазм такой же, оргазм меня сотрясает от пяток и до висков. Когда она ко мне прикасается и смотрит на меня с улыбкой, почти восхищённой, то удовольствие настолько во мне усиливается, и я не могу объяснить почему. Кончаю в её белую руку, на её девственной кровати.

В конце её обнимаю. Я хочу остаться, и эта потребность ставит меня в тупик. Я хотел бы накрыться одеялом и спать с ней, а утром, едва проснувшись, всё повторить.

Но это слишком, это перебор. Я могу признать, что она мне нравится больше чем ожидалось, но я не могу изменить свою жизнь. Я не могу умереть и воскреснуть в один день. Я не могу так насильно, похоронить мою природу. Я не могу это сделать ни для кого и ни по какой причине.

Таким образом, даже если я и нуждаюсь в том чтобы остаться, то буря путает всё внутри. Я одеваюсь и ухожу туда, откуда пришёл.

Глава 21

Она проснулась от оглушительного шума производимого градом. Казалось, что Бог сбрасывал на землю кучу маленьких карамелек. Пенни поёжилась от холода и открыла глаза, думая о Маркусе, о том, как было бы здорово наблюдать за этим ледяным штормом вместе с ним.

Но ожидать его было бы безумием. Какое бы подобие любви он ей не дарил, Пенни понимала, что эта любовь лишь имитировалась всеми возможными способами и исключала сокровенные сердцебиения. Оставаться твёрдо стоять на земле, не улетая в облака мечтаний, будет лучшим способом не оказаться через несколько дней с разбитым сердцем.

«Детка, твоё сердце уже разбито».

Поэтому она созерцала в одиночестве раскаты града.

В какой-то момент, бабушка попыталась войти в комнату и обнаружила запертую дверь.

— Пенни? Что происходит?

Она открыла дверь и успокаивающе ей улыбнулась.

— Ничего, вчера я так устала, что закрыла по ошибке.

Барби улыбнулась, наклоняя голову набок, как воробей.

— Ты сильно влюблена в этого парня, не так ли?

Пенни покраснела с той же скоростью, с какой ватный диск впитывает воду, и спросила саму себя: догадалась ли бабушка или, возможно, всё слышала.

Она посмотрела на неё и ответила просто:

— Да.

Бабушка Барбара послала ей громкий воздушный поцелуй. Затем она сменила тему, как поступала всегда, когда казалась зацикленной на одной мысли и старалась как можно быстрее от неё избавиться.

— Тогда приходи, я приготовила блинчики.

Пенелопа приготовилась притвориться пробующей сладкие блины, нафаршированные томатным соусом или, ещё того хуже, с добавлением зубной пасты. Вместо этого она оказалась перед тщательно накрытым столом и стопкой блинов, выглядящих аппетитно. Даже распространившийся по кухне запах, казался обычным ароматом сладостей.

Вдохновлённая этой презентацией, она попробовала кусочек. Было вкусно. Блин был самым настоящим, без каких-либо ненормальных дополнений.

— Ты молодчина, спасибо! — сказала она бабушке, обнимая её.

— Но нам нужен кленовый сироп, у нас закончился, — сказала Барби, немного разочарованная.

— Не волнуйся, я пойду и одолжу его у миссис Тавелла.

Пенни надела пальто поверх пижамы и вышла из дома. Она была счастлива от следующих один за другим сюрпризов. Вначале Маркус, дарящий мимолётное зёрнышко любви, а потом бабушка, которая не сотворила стихийное бедствие в кухне. Было определённо, что праздновать.