Все-таки меня отвезли в больницу, а точнее, в правительственный госпиталь. Как положено, на машине скорой помощи в сопровождении двух автомобилей с охраной, с мигалками и отдельной полосой на дороге.
На время расследования обстоятельств ЧП полномочия в институте перешли к Департаменту правопорядка. Коридор и близлежащие лестницы оцепили. Занятия отменили. Студенты толклись в холле, на аллее, у ворот и возбужденно переговаривались. У институтского крыльца образовалось настоящее столпотворение транспорта дэпов, в том числе немало тонированных черных фургонов.
Проректрису и Стопятнадцатого вызвали в лабораторию как высших должностных лиц ВУЗа для оформления административных протоколов и прочей бюрократической писанины. Если Царица выглядела бледной, но спокойной и вела себя сдержанно, то на лице декана было написано крайнее ошеломление известием об арестах доцента Ромашевичевского по подозрению в покушении на жизнь и студентки третьего курса Эльзы Штице, обвиняемой в попытке причинения тяжких телесных повреждений с использованием вис-волн.
Мэл поехал вместе со мной, и я намертво вцепилась в него. В голове всё смешалось. День, начавшийся почти прилично, закончился сумасшедшим представлением. Штице, её признания в кубе, обвинение Ромашевичевского, дьявольское кольцо... Театр абсурда. С ног на голову.
Коготь Дьявола исчез, зато на другой руке проявились звенья-волосинки Нектиного подарка. Не знаю, что напугало меня в большей степени: нападение Эльзушки или потеря семейной реликвии Мелешиных.
— Как ты узнал? — подергала Мэла за руку.
— Мне позвонили.
— Прости. Наверное, оторвала тебя от важных дел.
— Эва... — он поцеловал мою ладошку. — Не кори себя. К тому же, дела почти закончились.
Мэл испугался. В лаборатории не отпускал меня ни на секунду, даже когда коротко беседовал со следователем, который на самом деле оказался заместителем начальника Департамента. И к машине вел, крепко обнимая и прижимая. И периодически спрашивал с тревогой: «Хорошо себя чувствуешь? Скажи, если станет хуже.» И с озабоченным видом прикоснулся губами ко лбу после того, как еле-еле уговорил лечь на медицинскую каталку.
— Это она кинула crucis и залила замок клеем. И завязала наузы на сумке. И еще что-то сделала... Не упомню всего.
Я замолчала, выдохшись. Вот так, сказав пару фраз, язык устал. В голове вертелись тысячи вопросов, но стоило открыть рот, как меня одолевала растерянность. Вопросы рассыпались, раскатывались бусинами, и какую взять первой, я не знала.
— Ш-ш, — сказал Мэл, успокаивая. — Потом. Все остальное потерпит. Главное, ты жива.
У раздвижных дверей госпиталя встречала бригада экстренной медпомощи. Можно подумать, привезли тяжелораненую.
— Нет! Не хочу, — вцепилась я в Мэла, когда каталку завезли в холл.
— Всё хорошо. Я рядом, — уговаривал он.
Мэл не отходил ни на шаг во время просвечиваний, укалываний, сканирований, считываний и замеров. Мне выделили отдельную палату с окнами на улицу и в больничный коридор и поставили две внутривенных капельницы.
На меня накатила паника.
— Зачем? Я не больна!
— Отдохни, — сказал Мэл. — Твой мозг перегружен. У тебя шоковое состояние.
— Неправда! Со мной всё в порядке.
— Поспи. Я здесь, рядом, — успокаивал он.
Пальцы разжались, выпуская его руку. Наверное, от моей хватки останутся синяки. Мэл вышел из палаты. Последнее, что запомнилось, — как за стеклом он пожимал руку моему отцу и Мелешину-старшему.
Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. На потолке — солнечная зебра от приоткрытых жалюзи, около кровати — стойка с приборами, в качестве часов — равномерное пиканье. На мне — больничная рубашка, на венах — красные точки от иголок, на запястьях — присоски с проводами. В комнате витал тонкий запах стерильности и лекарств.
Память мгновенно отбросила в события месячной давности. Стационар, реабилитация, стимуляторы... Мне снова назначили лечение? Неужели ухудшение? Регресс в состоянии?
Пиканье убыстрилось, и в палату заглянула медсестра.
— Доброе утро. Как спалось? — осведомилась с улыбкой и, проверив показания аппаратуры, отсоединила датчики.
— Где я? Где Егор?
— В госпитале. Не волнуйтесь. Егор завтракает в столовой. Он скоро подойдёт.
— Дайте телефон!
Медсестра подала сумку:
— Хотите перекусить?
— Нет... не знаю... Да, хочу, — ответила я машинально, набирая сообщение в телефоне: «Ты где?», и, отправив, отругала себя: что за психованная истеричка? Не даю спокойно поесть человеку. Куда подевалась моя смелость? Я бродила ночью по вымершему институту, вместе с деканом и Альриком сбивала летающую нежить, получила обет на крови, пережила потасовку в «Вулкано», а сейчас не могу справиться со страхами.
«Иду,» — высветился ответ на экране. Медсестра вышла, дав мне торопливо привести себя в порядок и переодеться, благо, кто-то предусмотрительно сложил одежду возле кровати.
Когда вернулся Мэл, я кинулась обниматься, боясь отпустить его, боясь, что он исчезнет. А может, страшилась того, что с головой неладно, и память сыграла со мной плохую шутку, а на самом деле не было месяца в Моццо и совместного проживания с Мэлом. И, вообще, реальность — это вымысел, а сознание до сих пор находится в коме.
— Тише, ты задушишь меня, — улыбался Мэл, но охотно откликнулся на тисканье.
Медсестра принесла поднос с завтраком, и в животе заурчало.
— Твой зверь оголодал, — рассмеялся Мэл.
— Поешь со мной.
— Не отказался бы, но, пока ты спала, успел объесться. Рубаха трещит.
Только сейчас я заметила, что Мэл не переоделся. На нем был тот же серый костюм, что и вчера, и тот же черный галстук красную полоску.
— Где ночевал? — поинтересовалась, усевшись за больничным столиком.
— Здесь же, в госпитале. Заодно сдал в регистратуру медкарту из лечебницы и встал на учет.
— Ездил домой? — спросила я, и в груди потеплело. «Домой» звучало по-особенному, с оттенком интимности, какая бывает между близкими людьми.
— Вернемся вместе. Ты проспала до утра. Сегодня нас освбодили от занятий, — подмигнул Мэл. — И на работе дали день в свете выявившихся обстоятельств.
— Каких? — замерла я с вилкой в руке.
— Разве не помнишь? Лабораторка по снадобьям...
Точно! Лабораторная работа... Сима, разговор со Штице, охранники — один у выхода, второй — у куба, спиной ко мне. Вспышки заклинаний, непонятный рикошет, истерика девицы, чудовищный поклеп на Ромашевичевского, пропавшее кольцо... Коготь Дьявола! Он так и не появился.
— Его нет! — разглядывала я осиротевший палец. Ни следа, ни намека. — Ты обещал, но оно не вернулось.
— Не волнуйся, — пересел поближе Мэл и обнял меня. — Ungis Diavoli хорошо поработал, но требуется время, чтобы он зарядился, как аккумулятор. Когда кольцо стопорит заклинания, его сила постепенно истощается. Оно и сейчас надето на палец, но ты не видишь.
— Как так? Его нет, — поднесла я руку к лицу и потрогала фалангу, которую раньше украшал Коготь Дьявола.
— Это обман осязания. Ночью или к завтрашнему утру Ungis Diavoli вернется в той форме, в какой ты привыкла его видеть.
Спокойное объяснение Мэла ввергло в замешательство. Получается, он вручил мне невзарчное колечко, известное тем, что ограждает от злых умыслов его родственников и как бы между прочим поглощает вис-воздействие. Совсем незначащая мелочь. Так себе мелочишка. И, как всегда, Мэл не удосужился предупредить о необычных свойствах артефакта.
— Получается, Коготь Дьявола впитал заклинания как губка?
— Наоборот, отразил. Кольцо — аналог clipo intacti, но гораздо старше висорического щита.
— Почему ты молчал? — вскинулась я, порываясь сбросить руку Мэла. — В очередной раз принял решение в одиночку и не посчитал нужным сообщать!