Все-таки меня отвезли в больницу, а точнее, в правительственный госпиталь. Как положено, на машине скорой помощи в сопровождении двух автомобилей с охраной, с мигалками и отдельной полосой на дороге.

На время расследования обстоятельств ЧП полномочия в институте перешли к Департаменту правопорядка. Коридор и близлежащие лестницы оцепили. Занятия отменили. Студенты толклись в холле, на аллее, у ворот и возбужденно переговаривались. У институтского крыльца образовалось настоящее столпотворение транспорта дэпов, в том числе немало тонированных черных фургонов.

Проректрису и Стопятнадцатого вызвали в лабораторию как высших должностных лиц ВУЗа для оформления административных протоколов и прочей бюрократической писанины. Если Царица выглядела бледной, но спокойной и вела себя сдержанно, то на лице декана было написано крайнее ошеломление известием об арестах доцента Ромашевичевского по подозрению в покушении на жизнь и студентки третьего курса Эльзы Штице, обвиняемой в попытке причинения тяжких телесных повреждений с использованием вис-волн.

Мэл поехал вместе со мной, и я намертво вцепилась в него. В голове всё смешалось. День, начавшийся почти прилично, закончился сумасшедшим представлением. Штице, её признания в кубе, обвинение Ромашевичевского, дьявольское кольцо... Театр абсурда. С ног на голову.

Коготь Дьявола исчез, зато на другой руке проявились звенья-волосинки Нектиного подарка. Не знаю, что напугало меня в большей степени: нападение Эльзушки или потеря семейной реликвии Мелешиных.

— Как ты узнал? — подергала Мэла за руку.

— Мне позвонили.

— Прости. Наверное, оторвала тебя от важных дел.

— Эва... — он поцеловал мою ладошку. — Не кори себя. К тому же, дела почти закончились.

Мэл испугался. В лаборатории не отпускал меня ни на секунду, даже когда коротко беседовал со следователем, который на самом деле оказался заместителем начальника Департамента. И к машине вел, крепко обнимая и прижимая. И периодически спрашивал с тревогой: «Хорошо себя чувствуешь? Скажи, если станет хуже.» И с озабоченным видом прикоснулся губами ко лбу после того, как еле-еле уговорил лечь на медицинскую каталку.

— Это она кинула crucis и залила замок клеем. И завязала наузы на сумке. И еще что-то сделала... Не упомню всего.

Я замолчала, выдохшись. Вот так, сказав пару фраз, язык устал. В голове вертелись тысячи вопросов, но стоило открыть рот, как меня одолевала растерянность. Вопросы рассыпались, раскатывались бусинами, и какую взять первой, я не знала.

— Ш-ш, — сказал Мэл, успокаивая. — Потом. Все остальное потерпит. Главное, ты жива.

У раздвижных дверей госпиталя встречала бригада экстренной медпомощи. Можно подумать, привезли тяжелораненую.

— Нет! Не хочу, — вцепилась я в Мэла, когда каталку завезли в холл.

— Всё хорошо. Я рядом, — уговаривал он.

Мэл не отходил ни на шаг во время просвечиваний, укалываний, сканирований, считываний и замеров. Мне выделили отдельную палату с окнами на улицу и в больничный коридор и поставили две внутривенных капельницы.

На меня накатила паника.

— Зачем? Я не больна!

— Отдохни, — сказал Мэл. — Твой мозг перегружен. У тебя шоковое состояние.

— Неправда! Со мной всё в порядке.

— Поспи. Я здесь, рядом, — успокаивал он.

Пальцы разжались, выпуская его руку. Наверное, от моей хватки останутся синяки. Мэл вышел из палаты. Последнее, что запомнилось, — как за стеклом он пожимал руку моему отцу и Мелешину-старшему.

Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. На потолке — солнечная зебра от приоткрытых жалюзи, около кровати — стойка с приборами, в качестве часов — равномерное пиканье. На мне — больничная рубашка, на венах — красные точки от иголок, на запястьях — присоски с проводами. В комнате витал тонкий запах стерильности и лекарств.

Память мгновенно отбросила в события месячной давности. Стационар, реабилитация, стимуляторы... Мне снова назначили лечение? Неужели ухудшение? Регресс в состоянии?

Пиканье убыстрилось, и в палату заглянула медсестра.

— Доброе утро. Как спалось? — осведомилась с улыбкой и, проверив показания аппаратуры, отсоединила датчики.

— Где я? Где Егор?

— В госпитале. Не волнуйтесь. Егор завтракает в столовой. Он скоро подойдёт.

— Дайте телефон!

Медсестра подала сумку:

— Хотите перекусить?

— Нет... не знаю... Да, хочу, — ответила я машинально, набирая сообщение в телефоне: «Ты где?», и, отправив, отругала себя: что за психованная истеричка? Не даю спокойно поесть человеку. Куда подевалась моя смелость? Я бродила ночью по вымершему институту, вместе с деканом и Альриком сбивала летающую нежить, получила обет на крови, пережила потасовку в «Вулкано», а сейчас не могу справиться со страхами.

«Иду,» — высветился ответ на экране. Медсестра вышла, дав мне торопливо привести себя в порядок и переодеться, благо, кто-то предусмотрительно сложил одежду возле кровати.

Когда вернулся Мэл, я кинулась обниматься, боясь отпустить его, боясь, что он исчезнет. А может, страшилась того, что с головой неладно, и память сыграла со мной плохую шутку, а на самом деле не было месяца в Моццо и совместного проживания с Мэлом. И, вообще, реальность — это вымысел, а сознание до сих пор находится в коме.

— Тише, ты задушишь меня, — улыбался Мэл, но охотно откликнулся на тисканье.

Медсестра принесла поднос с завтраком, и в животе заурчало.

— Твой зверь оголодал, — рассмеялся Мэл.

— Поешь со мной.

— Не отказался бы, но, пока ты спала, успел объесться. Рубаха трещит.

Только сейчас я заметила, что Мэл не переоделся. На нем был тот же серый костюм, что и вчера, и тот же черный галстук красную полоску.

— Где ночевал? — поинтересовалась, усевшись за больничным столиком.

— Здесь же, в госпитале. Заодно сдал в регистратуру медкарту из лечебницы и встал на учет.

— Ездил домой? — спросила я, и в груди потеплело. «Домой» звучало по-особенному, с оттенком интимности, какая бывает между близкими людьми.

— Вернемся вместе. Ты проспала до утра. Сегодня нас освбодили от занятий, — подмигнул Мэл. — И на работе дали день в свете выявившихся обстоятельств.

— Каких? — замерла я с вилкой в руке.

— Разве не помнишь? Лабораторка по снадобьям...

Точно! Лабораторная работа... Сима, разговор со Штице, охранники — один у выхода, второй — у куба, спиной ко мне. Вспышки заклинаний, непонятный рикошет, истерика девицы, чудовищный поклеп на Ромашевичевского, пропавшее кольцо... Коготь Дьявола! Он так и не появился.

— Его нет! — разглядывала я осиротевший палец. Ни следа, ни намека. — Ты обещал, но оно не вернулось.

— Не волнуйся, — пересел поближе Мэл и обнял меня. — Ungis Diavoli хорошо поработал, но требуется время, чтобы он зарядился, как аккумулятор. Когда кольцо стопорит заклинания, его сила постепенно истощается. Оно и сейчас надето на палец, но ты не видишь.

— Как так? Его нет, — поднесла я руку к лицу и потрогала фалангу, которую раньше украшал Коготь Дьявола.

— Это обман осязания. Ночью или к завтрашнему утру Ungis Diavoli вернется в той форме, в какой ты привыкла его видеть.

Спокойное объяснение Мэла ввергло в замешательство. Получается, он вручил мне невзарчное колечко, известное тем, что ограждает от злых умыслов его родственников и как бы между прочим поглощает вис-воздействие. Совсем незначащая мелочь. Так себе мелочишка. И, как всегда, Мэл не удосужился предупредить о необычных свойствах артефакта.

— Получается, Коготь Дьявола впитал заклинания как губка?

— Наоборот, отразил. Кольцо — аналог clipo intacti, но гораздо старше висорического щита.

— Почему ты молчал? — вскинулась я, порываясь сбросить руку Мэла. — В очередной раз принял решение в одиночку и не посчитал нужным сообщать!