— Дорогой Захар Николаевич! — прочувствованно прокричал Ручинский. — Мы счастливы, что вашей очередной победой мы вплели еще одну могучую лавровую ветвь в неувядаемый спортивный венок родного каждому из нас предприятия. Будучи искусным борцом, вы, выражаясь образно, положили на обе лопатки не только своих спортивных противников, но и всех нас — ваших истинных друзей, ибо мы бессильны высказать все огромное чувство восхищения перед вашими воистину незабываемыми достижениями!
Слушая речь, борец все больше краснел и от смущения беспощадно мял тетрадку с ответной речью, еще вчера приготовленной тем же Ручинским.
В разгар банкета в зале появился сам глава предприятия.
В наступившей тишине улыбающийся Чурков подошел к Матрацеву и, не сказав ни единого слова, долго тряс его за локоть, видимо остерегаясь ответного рукопожатия. Тем временем успевший подкрепиться салатом Ручинский достал из кармана записную книжку и прочел написанный им экспромт.
В этом небольшом по размеру стихотворении на фоне личных спортивных достижений Матрацева автор отмечал и заслуги Чуркова, посвятив ему две заключительные строки экспромта:
Внимательно выслушав экспромт, Леонид Юлианович во всеуслышание поблагодарил автора, опять потряс чемпионский локоть и, сделав общий поклон, покинул зал, сославшись на болезнь супруги.
Что касается самого виновника торжества, то, получив в качестве памятных подарков закупленные Ручинским в комиссионке бронзовую статую купальщицы и зеленое кроватное покрывало с изображением тигровой охоты (остальные деньги ушли на банкет), — он продолжал сидеть за столом и, нервно постукивая по столу, слезно признался:
— Не могу я больше так жить, ребята! Честное физкультурное, не могу! И держать вы меня не имеете права, а тем более задарма государственную зарплату выплачивать! Уеду я от вас обратно к себе в глубинку. Там теперь две новые машины для «скорой помощи» получили.
Запив столь длинную фразу остывшим чаем, Захар мечтательно добавил:
— Меня, если хотите знать, на работе очень уважали, а больных я на своих руках без всяких носилок транспортировал…
— Недальновидный вы человек, Матрацев! — ответил Ручинский. — Вы вперед должны смотреть!.. Перспективно! Ведь это же курам на смех! В такое бурное, интересное время закопаться в какой-то глубинке и работать братом милосердия. Разве для того вам господь бог дал такую силу, чтобы вы ее на транспортировку больных тратили? И не брыкайтесь, Захарчик, как необъезженный мотороллер. Чего вам еще не хватает? Зарплату вы получаете, делать ничего не делаете, боретесь себе потихоньку, почет вам везде, уважение, и газеты о ваших достижениях пишут.
— А обо мне и раньше в газетах писали, — жмуря от приятных воспоминаний глаза, ответил чемпион. Он достал из бокового кармана аккуратно сложенные газеты, развернул одну из них и громко прочел дрогнувшим от волнения голосом: — Заглавие: «Сердечная благодарность». «Мы, бывшие больные, находившиеся на излечении в районной больнице, от всей души благодарим работников санитарного транспорта, которые своей четкой и слаженной работой в условиях плохого состояния дорог в нашем районе обеспечивают бережную и быструю доставку больных на предмет госпитализации, чем активно содействуют скорейшему выздоровлению трудящихся». Следует двадцать шесть подписей, — после длительной паузы гордо добавил чемпион и смущенно опустил голову.
— И все же, — не унимался Ручинский, — все же, уважаемый богатырь, не понимаю причин вашего недовольства. Ведь там, в этом городке, у вас нет никаких условий для роста… Вы там зачахнете, уважаемый, пропадете!
— Не пропаду, — как бы в раздумье сказал Матрацев, — и не зачахну. А вот обучусь на шофера и буду одновременно машину водить и исполнять обязанности брата милосердия. А в свободное время соберу ребят и сделаю из них таких Поддубных, что они на весь мир прогремят!
Но радужные планы Захара Матрацева, кому бы он о них ни докладывал, не встречали сочувствия. То же самое произошло и тогда, когда чемпион поделился своими мечтами с Леонидом Юлиановичем.
— Вы с ума сошли, Матрацев! — воскликнул Чурков, выслушав своего подшефного геркулеса. — Придуриваетесь вы, вот что! Да-да! И не морочьте, пожалуйста, голову. Ни себе, ни людям! Ступайте в бухгалтерию, получите зарплату и торопитесь на тренировку. Не забудьте — восемнадцатого отборочные соревнования. Вы должны к ним подготовиться не только физически, но и морально!
«А может быть, и действительно я чего-то не в ту сторону гну?» — спрашивал себя Захар, расписываясь в ведомости на зарплату. Но проходило несколько часов, и, возвратясь к себе в комнату, Захар снова предавался печальным раздумьям. Он подолгу валялся на тахте и перечитывал полученные из родного города отцовские письма.
«А у нас, дорогой сынок, — писал отец, — погода стоит такая, что лекции культурного университета на вольном воздухе проводим, и очень даже хорошо получается. Между прочим, ребята из школы вместе с железнодорожниками воскресник устроили и пруд старый очистили — так что есть где и с удочкой посидеть, и на лодочке покататься. По твоей медицинской линии тоже новости имеются: доктора Грунатова Феодосия Иннокентьевича орденом наградили, и на его операции посмотреть приезжали иностранцы, а среди них два негра из Америки, которым был устроен царский прием, а известный тебе гармонист Василий Афанасьевич Ходаков подарил им на память один баян на двоих собственного производства, поскольку эти негры родные братья и являются не только докторами, но и оба хорошо играют на аккордеоне, что они и засвидетельствовали, исполнив в порядке живой очереди по два куплета песни «Подмосковные вечера» на прощальном вечере в клубе.
Ходят у нас еще слухи по поводу строительства большой электростанции, а уж когда будет вдоволь энергии, тогда возьмемся и за осушение болота, которое недалеко от вокзала и занимает зазря много полезной территории. Обо всем этом в районной газете статья была напечатана, а известная тебе райсоветская сторожиха, по прозвищу Трансляция Андреевна, передавала по секрету, что в исполкоме очень этой статьей недовольны, поскольку хлопот с этой станцией не обобраться и придется нажимать на министерство. Вот насчет спорта у нас стало хуже, поостыли малость ребята, разленились без тебя… Был бы, говорят, наш заводила Захар, мы бы свои ресурсы показали, а без него спортивная работа, как цветок без воды, — вянет…»
Именно в такие дни Захар выслушивал от своего тренера наибольшее количество замечаний, и партнеры куда слабее его добивались победы так легко, будто бы боролись не с известным Матрацевым, а с каким-нибудь слабеньким новичком.
— Что-то захандрил наш Матрацев, — говорили одни. — Не иначе как на судью обижен, уж больно он к нему на последних соревнованиях придирался.
— Не знаете вы нашего Захара, — иронически замечали наиболее солидные болельщики. — Здесь не иначе все, как на почве безответной любви.
Были и такие, что искали причину в квартирных ссорах, финансовых затруднениях, а один даже высказал предположение, что некий иностранный спортклуб, видя в Матрацеве серьезного соперника на международной арене, организовал через специально засланную агентуру отравление чемпионского организма ядом замедленного действия.
Кончились все эти пересуды тем, что по настоянию товарищей-спортсменов Матрацева строжайшим образом осмотрели врачи. Пришлось пропустить шесть тренировок, чтобы сделать потребованные докторами семнадцать анализов, и хотя в результате этих утомительных процедур Матрацев потерял в весе еще два с половиной килограмма, однако анализы никаких отступлений от нормы не показали.
Огорченные таким результатом, врачи назначили бедного Захара на повторные анализы: мол, без причин ничего не бывает.