Три дня я жил под страхом нового появления моей бывшей жены. Явилась она только на четвертый день. Причесанная на прямой пробор, в модном розовом трикотажном костюме, с непозволительно укороченной юбкой. Видно, чтобы не казаться в моих глазах старомодной, она даже жирно и неумело подвела ресницы синей тушью и, разговаривая, складывала губы в трубочку, стараясь тем самым занизить подлинные габариты своего широченного рта.

На этот раз визит ее был очень кратким.

— Я на минутку… Принесла тебе кашне… Импортное… Это еще от второго мужа осталось… Он его почти не надевал…

Я поблагодарил за внимание, а от подарка отказался, сославшись на то, что никаких кашне не ношу.

— А ведь раньше ты кашне даже летом не снимал… Помнишь, я тебе в день твоего рождения подарила, шелковое такое, с белыми горошками по синему полю? Ты меня еще за него на улице три раза поцеловал?! Теперь-то, — вздохнула она, — это в порядке вещей, целоваться на глазах всей советской общественности. А тогда прохожие всякими нехорошими словами нас отругали.

— Да, да, — вспомнил я, — что было, то было…

— Любовь, — вздохнула она со свистом. — Первая любовь! Это тебе не жук начихал!.. Чувство!

Я счел благоразумным воздержаться от ответа.

— Я ведь тебя тоже любила, — призналась она с пятнадцатилетним опозданием. — Помнишь, как ты ангиной заболел, а я по два раза шалфей заваривала? Лимоны с рынка приносила… Забыл?

— Забыл, — чистосердечно признался я. — Где уж тут все помнить. Болезней много, я один. Хотя не отрицаю, заварка шалфея, да еще по два раза в день, поступок самоотверженный и благородный. Только бывают, говорят, и более незабываемые проявления любви.

Не заметив иронии, она сочла нужным привести еще одно, на этот раз более весомое доказательство:

— Если хочешь знать, то я могла бы тогда уйти от тебя на целую неделю раньше. Мы уже с тем, моим куплетистом, обо всем уговорились… И он требовал. А я все-таки не ушла… Все ждала, пока ты после ангины окрепнешь.

Она даже прослезилась, вспомнив о своем гуманном поступке.

Я рассмеялся.

— И это все? — весело спросил я.

— Нет, — ответила она, осторожно прикладывая платок к глазам, — главное доказательство, что после долгой разлуки мы наконец снова вместе. А со мной тебе никакая опасность не страшна. Как-никак я на четыре года старше тебя.

— На семь, — спокойно поправил я.

— Ну, пусть на семь. Это тоже не страшно, теперь это модно. Если женщина солиднее мужчины — ему уж бояться нечего. Не уйдет.

Я молча кивнул головой.

— Значит, так, — засуетилась она, сбитая с толку моей терпимостью. — О своей невесте ты не беспокойся. Все разговоры я беру на себя. Сиди спокойно и жди результата. Адрес ее я достала… А зарегистрируемся в загсе — в будущий понедельник. Во Дворец бракосочетания пусть ходят те, кто помоложе… Нам шумиха и показуха не нужны. И гостей тоже звать не будем… Куплю молока, джема, добавлю мороженого. Такой свадебный коктейль сообразим, что пальчики оближешь. — Она взглянула на часы. — Мне пора. Жди. Все будет в полном порядочке.

После ее ухода я сразу же позвонил будущему тестю и подробно рассказал о визите своей бывшей жены.

Моей невесты, Ниночки, в это время не было, она уехала в длительную командировку, и Максим Федотович (так звали будущего тестя) сказал, что это даже к лучшему. Пусть остается в неведении.

— Смех смехом, — предупредил я Максима Федотовича, — но эта страшная женщина того и гляди нагрянет к вам, так что будьте готовы. Постарайтесь довести до ее сознания всю абсурдность и безнадежность ее попыток.

— Не беспокойтесь, — успокоил меня Максим Федотович, — уж кто-кто, а я-то ее убедить сумею. Недаром у себя на заводе пятый год в списке лучших агитаторов числюсь! Все скажу, как надо, — заверил меня Максим Федотович. — Она от тебя быстро отцепится. Веское задушевное слово, оно на человека лучше всякой милиции действует.

К великой радости, моя бывшая жена не появлялась.

Только через месяц она позвонила мне как-то по телефону и гордо сообщила, что «поскольку я отказываюсь от своего счастья», то с «сего числа она считает себя свободной и будет устраивать свою жизнь на базе полного взаимопонимания и взаимной выгоды».

Вот точно так, такими словами, словно речь шла о торговых контрактах двух государств.

Через день она позвонила вторично и добавила, что, «учитывая мою недальновидность, предоставляет мне дополнительно четверо суток, в течение которых я должен серьезно обдумать создавшуюся ситуацию и сообщить ей почтой до востребования о своем окончательном решении».

Самой собой разумеется, никакого письма я ей не послал.

Прошел еще месяц, Ниночка вернулась из командировки, и мы сразу же с вокзала отправились в загс. Дома мы застали Максима Федотовича. Он поздравил нас, усадил за стол, но сам был чем-то очень встревожен.

— Мне должен позвонить один человек, — смущенно сказал он.

Все выяснилось очень быстро. Этим «человеком» оказалась моя бывшая жена.

А началось это в тот день, когда она пришла к нему «открыть глаза» на мои отношения с его дочерью. С тех пор они стали встречаться довольно часто. А в конце месяца она категорически заявила, что считает своим прямым долгом, «невзирая на некоторую разницу в годах», во что бы то ни стало «избавить его от одинокого прозябания».

И что вы скажете! Избавила! Теперь она моя теща!

Господи! За что?!

ПОТЕРЯННЫЙ АППЕТИТ

Как всегда, Леонид Васильевич первым вошел в сто десятую столовую, поклонился официантке Кларе и, как всегда не получив ответа, крупным и четким шагом бывалого едока направился к своему излюбленному столику у стены, где на стене висела огромная доска:

Усевшись поудобнее, Леонид Васильевич принялся было сызнова разглядывать давно знакомые схемы, но вдруг услышал обращенный к нему вопрос:

— Вы позволите присесть за ваш столик?

— Пожалуйста, присаживайтесь, — ответил Леонид Васильевич. — Тут в часы «пик» без всякого разрешения на один стул четыре человека садятся!

Незнакомец сосредоточенно оглядел помещение и с горечью произнес:

— Неважная, видно, столовая…

— Смотря на чей вкус, — ответил Леонид Васильевич, — по-вашему — неважная, а по-моему — очень даже плохая.

— Тогда, простите за любопытство, — если столовая плохая, то зачем же вы сюда ходите?

— Все дело в привычке, — с оттенком некоторой грусти сказал Леонид Васильевич. — К тому же работаю я недалеко, и обслуживают здесь быстро…

К столику подошла официантка Клара, полная женщина с тонкими, злыми, старушечьими губами, с лепешкой выжженных перекисью темно-рыжих волос.

Клара сняла с подноса две наполненные до краев тарелки и бесстрастно произнесла:

— Два борщ!

— Ого! — воскликнул незнакомец, осторожно отодвигая от себя тарелку. — Небывалая быстрота! Я еще ничего не заказал, а вы уже борщ принесли! Только я, извините, борща не хочу… Мне бы лучше грибного…

— Грибного нет. Грибной весь вышел, — все так же бесстрастно сказала официантка, приглаживая пальцем плохо подбритую бровь.

— Странно, — удивился посетитель, — когда же он успел «весь выйти», если вы только что открыли столовую? — И, видя, что вопрос остался без ответа, добавил: — Принесите хотя бы молочного, что ли…

— Молочный только что свернулся…

— Тогда вычеркните его из меню вместе с другими несуществующими блюдами, — возмутился посетитель. — Зачем же людей вводить в заблуждение?

— Не задерживайте, гражданин, — принимаясь уже за вторую бровь, сказала официантка.

Посетитель снова пробежал глазами меню: