Я понял, что дела мои плохи. Только сейчас, восстанавливая картины пятнадцатилетней давности, я по-настоящему осознал грозящую мне опасность.

Так вот какая она теперь, моя «первая любовь», мое почти что «мимолетное видение»!

С Люсей Добиловой я познакомился, когда учился на третьем курсе университета. Не знаю, что заставило меня согласиться с ее ультимативным требованием — немедленно пойти в загс. Очевидно, я сделал это не столько из любви, сколько потому, что буквально все мои родственники и знакомые — все без исключения, старые и молодые, — умоляли этого не делать.

Поселились мы у моих родителей. Как большинство пап и мам, они не сомневались, что жена их единственного сына тотчас же взвалит на их немощные плечи все домашние заботы, предпочтя возне на кухне посещение театров и музеев.

Но чудные мои, пугливые и мягкосердечные старики ошиблись. Люся оказалась совсем не типичной невесткой.

На второй день после свадьбы она явилась в родительскую комнату и звонким, неприятным, кондукторским голосом объявила:

— Значит, так. Раз уж я живу здесь, то и порядки устанавливать буду тоже я. С сегодняшнего дня все обязаны подчиняться моим приказаниям.

В тот же день она отстранила маму от стряпни.

— Современная наука о питании, — доверительно сообщила Люся, — не стоит на месте. Я решила внедрить совершенно другой рацион, чем тот, который свил себе гнездо в этом доме. Отныне я буду варить сама, и заранее предупреждаю, что никаких там бешемелей и соусов провансаль я признавать не намерена. Во-первых, это вредно для здоровья, а во-вторых, мне нужно скопить деньги на летний костюм. Надо!

С тех пор ежедневно происходили пренеприятнейшие сцены.

— Вы почему не едите суп?! — кричала моя Люся отцу.

— Простите, — беспомощно лепетал мой робкий, вежливый папа, — но я не ем овсянку.

— Это почему же не едите? Все едят, а вы, значит, какой-то особенный. Не можете?

— Не могу… Не привык.

— Ничего… Проголодаетесь и съедите!

— А вы, — обращалась она к матери, — почему во время утреннего чая читаете газету? Не знаете, что это мешает ровному выделению желудочного сока?

— Привычка.

— Отвыкать надо от этих ваших интеллигентских привычек!

— Но я не желаю отвыкать…

…Я вспомнил, как, в отсутствие моей волевой супруги, я приходил в комнату родителей и вместе с ними оплакивал мою судьбу, надеясь услышать от них совет, как лучше и скорее избавиться от этой страшной женщины. Но так мы ничего путного придумать и не могли.

— Хорошо бы разойтись, — говорил я.

Но о разводе старики не хотели и слышать. Они, счастливо прожившие вместе сорок лет, считали развод превеликим позором.

Трудно представить, какое веселье царило в нашем доме в тот день, когда моя Люся внезапно объявила, что уходит к человеку, который имеет отдельную квартиру и плюс ни одного родственника.

Моего отца от радости чуть не хватил удар, а мама расчувствовалась и, не зная, как отблагодарить свою невестку, отдала ей свое любимое, хорошо сохранившееся осеннее пальто.

Что касается меня, то, боясь, как бы Люся не передумала, я притворился обиженным, а после ее ухода первый раз за всю жизнь сбегал за водкой, напился и всю ночь громко пел массовые песни.

— Что застыл, как мумия? Столбняк у тебя, что ли?

— Да так, вспомнилось кое-что, — сказал я в свое оправдание. — Вот уж не думал, что встретимся.

— Чего же тут удивительного? — возмутилась она. — Человек не иголка, всегда отыщется. Это гора с горой не сходится, а живое существо в землю не зароется и друг друга найдет обязательно. Было бы желание.

Я заметил, что на любой вопрос она отвечает молниеносно, не испытывая никаких затруднений, и слова из ее рта вылетают, словно пятикопеечные монеты из разменного автомата в метро, уже заранее составленными фразами и готовыми предложениями.

То обстоятельство, что возглашаемые ею истины давным-давно всем известны, с ее точки зрения, ничуть не умаляло их достоинства. Ведь и выброшенная автоматом монета не теряет своей номинальной стоимости оттого, что годами находится в обращении?!

— Что имеем, не храним — потерявши, плачем! — сочла нужным сообщить моя гостья и, видимо, считая, что на такого человека, как я, можно подействовать только массированным ударом, обрушила еще одну словесную бомбу: — Мы не виделись, потому что находились далеко друг от друга, но, как говорится, старая любовь не ржавеет, а настоящее чувство в разлуке укрепляется и становится богаче и красивее!

Сказав это, она глубоко вздохнула и, подойдя к зеркалу, деловито напудрила лицо.

— Годы… — сказала она, безуспешно пытаясь выдавить ногтем черневший на кончике носа угорь. — Только другие куда хуже выглядят в моем возрасте. А на молоденьких так и смотреть противно. Придумали капоты какие-то. Ходят вразвалку, как беременные… Может, и ты такую чачу подцепил?

Я предпочел не отвечать и сухо спросил:

— Может быть, вы мне все-таки сообщите цель своего прихода?

Она даже не обернулась.

— Раз пришла, значит, не зря, значит, так надо.

— Кому надо?

— Ну тебе, мне… обществу.

Стараясь и на этот раз удержаться от резких выражений, я уточнил вопрос.

— Видите ли, — сказал я, — мне лично от вас ничего не надо, и потому я так добиваюсь узнать, зачем вы ко мне пришли?

Она постучала пальцем по своему лбу.

— Склероз у тебя, что ли? Я ведь с самого начала сказала, и повторяю десятый раз, — спасать я тебя пришла! Смекаешь?

Ничто так не раздражает, как настырная бессмыслица.

Ее ответы блистали полным отсутствием логики, являя собой пример неслыханной, несгибаемой, прямо-таки фантастической наглости.

— От чего и от кого вы собираетесь меня спасать? — спросил я, дрожа и лязгая зубами. Я чувствовал, что силы меня покидают, ноги становятся невесомыми, еще секунда — и я грохнусь на пол. — После неудачного первого брака я действительно решил никогда не жениться. Одно воспоминание о нашем медовом трехнедельнике омрачало всякое желание подвергнуть себя новым испытаниям… И вот только сравнительно недавно…

Занятая своей прической, она, видимо, не слушала меня.

— Когда мужчине перевалило за сорок, — многозначительно изрекла она, — то каждый год холостой жизни считается, как на войне, — за три.

— К вашему сведению, мадам, — на этот раз торжественно произнес я, — вы не угадали. Я уже не холостяк, а бывший холостяк!.. Быв-ший!

Но и эта сенсация не достигла цели.

— Ну и что? — ответила она, недоуменно пожимая плечами. — Если угодно знать, я уже давно в курсе. Второй брак — дело ответственное. Недаром говорится: пришла беда — отворяй ворота. Неровню берешь. Она, говорят, моложе тебя на шесть лет.

Над столом висела фотография моей невесты.

— Ничего на лицо, — деловито заметила она и покачала головой. — Красивая чересчур…

— Вот и хорошо, что красивая. Меня это устраивает.

— Не то ищешь! Тебе не красота нужна, а рассудительность. Поздно красотой увлекаться. Для пожилых людей — диета особая. Сразу видно, что журнал «Здоровье» не читаешь. А зря. В нем очень насущные статьи печатают. Читал бы, так не стал бы в предпенсионном периоде Ромео и Джульетту разводить! — И, помолчав, снисходительно добавила: — Радоваться должен, что я вовремя подоспела. Теперь уж можешь не сомневаться — спасу.

Почувствовав, что задыхаюсь, я закричал на всю квартиру:

— Уходите отсюда немедленно! Я не могу слышать ваш отвратительный голос… Кто вам дал право лезть в мои личные дела? Кто?

— Да ты успокойся, — сказала она, протягивая стакан воды. — Я же бескорыстно… Ну, хлебни водички и приляг… Я тебе на голову сейчас компрессик организую… Не хочешь компресса — прими аспиринчик. У меня всегда при себе. Дай я тебя обниму…

Увидя ее поленообразные руки, я резко повернулся спиной к стене.

— Так и быть, — оставлю тебя в покое… А через денька два обязательно забегу… Нервы-то укреплять надо… Свекольный сок рекомендуется от нервов пить… три раза в день, вперемежку с бромом… С такими нервами пятиразовое питание необходимо и прогулки перед сном. А уж о молоденьких да красивеньких забыть надо… Так вот! Целиком и полностью!