— Если бы мне пять лет назад сказали, что мой лучший друг станет мне заклятым врагом, попытается убить меня много раз, и что я буду желать ему смерти… — он затих и смотрел на волны. — Мы не знаем, что впереди, — его голос дрожал. — Но одно я вижу четко. Мы не справимся, если не будем доверять друг другу, — он посмотрел на нее пронзительными серо-зелеными глазами.

Они долго смотрели друг на друга, пока море шумело рядом, звучала песня Мики, ясная и дрожащая, как золотая нить. Она видела, что он знал о ее сомнениях, страхах, даже о чувствах к нему, их огрехи отражались на лицах друг друга.

Почему-то она подумала о Марне. «Не будьте врагами». Было просто позволить сомнениям вырасти в недоверие, недоверию — в горечь, а горечи — в ненависть. Самис тогда победит, даже не повысив голоса.

Злой свет угас в глазах Калвин, губы Дэрроу расслабились. Она протянула руку, и он обхватил ее ладонь и прижал на миг к своей щеке. А потом повернулся к румпелю и горам, что сияли снегом вдали.

— Смотри, Калвин, — сказал он. — Там твои горы. Если пойти на север, придешь в Антарис.

Калвин смотрела на тихие горы со странным ощущением в животе. Где-то на севере шла жизнь в Антарисе своим чередом. Осенние церемонии, листья деревьев в священной долине стали алыми. А потом листья опадут, и посреди зимы под голыми ветвями она стала бы жрицей. Может, она стала бы Стражницей Стены после Тамен. Теперь этому не быть.

Она посмотрела на сияющее море и чистый парус «Перокрыла». Она посмотрела на веселое лицо Мики, указывающей на косяк рыбы, на Траута, пытающегося неводом поймать неведомую рыбу, на Тонно, строго глядящего на них. Наконец, она мрачно улыбнулась Дэрроу. И она знала, что, хоть Самис был опасен для них, она лучше будет на «Перокрыле», чем где-либо еще в Тремарисе.

Скалы на берегу сменились плавными склонами. Появились деревья, сначала немного, а потом такой густой чащей у воды, что видно было лишь лес. Глаза Мики расширились от удивления, что в мире бывает столько деревьев. На островах редко два дерева росли бок о бок, а сто или тысяча в одном месте были чудом.

В трубу они увидели вспышки света: мерцание крыльев птиц, синее и желтое, деревья были в плодах, красных и золотых тяжелых шарах на ветвях.

— Стоит остановиться у реки, — сказал Тонно. — Нужно наполнить бочки водой.

— И я хочу попробовать фрукты, — сказала Мика с тоской. — Клянусь, еще тарелка рыбы и бобов, и меня стошнит. Хоть это и лучшие рыба и бобы, — добавила она, увидев хмурого Тонно, который готовил почти все дни.

Траут первым увидел гавань. Ветер стал слабее, но не пропал, они спорили, стоит ли Мике или Калвин призвать ветер, когда Траут завопил. Они собрались на боку корабля, смотрели на берег, а Калвин задержала дыхание, ведь вдоль берега росли огненные деревья в осенних красках. Узкая ниша была выделена красным среди густого зеленого леса. Калвин знала лишь одно огненное дерево в священной долине в Антарисе, но у воды их были сотни, словно толпа людей в алой одежде прижималась, чтобы посмотреть на них. Яркие листья шуршали на ветру, она знала этот шепот, но он был усиленным, словно хор пел у воды. Она прошептала:

— Деревья поют…

— Это приветствие, — сказал практичный Тонно. — Чуть дальше ручей. Свежая вода. Дэрроу, помогай. Мы тут бросим якорь.

Пока все опускали якорь и готовили лодку и бочки, Калвин осталась у борта, смотрела на деревья. Когда Мика коснулась ее локтя, она вздрогнула.

— Ты очарована? Ты смотрела на деревья, стоило нам повернуть сюда.

Калвин поежилась.

— У меня странные ощущения от этого места.

— Плохие или хорошие?

— Не плохие, — медленно сказала Калвин, — но деревья словно зовут меня. Ты слышишь?

Мика прислушалась, склонив голову.

— Они точно шуршат, — сказала она. — Шумные деревья, это точно. Но зова я не слышу.

— Показалось, — Калвин встряхнулась. — Может, потому что я еще не видела столько этих деревьев в одном месте.

— Ты плывешь на берег с Тонно и мной или останешься тут?

— Нет. Я плыву.

Они приближались к каменистому пляжу, и песня становилась громче.

— Осторожно! — Тонно встряхнулся, Калвин облила его.

— Прости. Я слушала. Я почти слышу слова… — Тонно выглядел скептически, но лишь сказал:

— Следи за веслом.

Они вытащили бочки, покатили их к ручью меж деревьев. Шепот листьев почти оглушал. Даже Тонно и Мика шли тревожно среди шелеста, что заглушал их слова. Но Калвин было странно стоять в алой роще священных деревьев и слышать, как они зовут ее, но слова не удавалось расслышать, пока она катила бочки и наполняла их водой, словно они были у обычного ручья. Вдруг она отпустила бочку, что несла с Микой.

— Что? Что такое?

— Там. Видела?

Мика посмотрела на тени под деревьями.

— Ничего не вижу.

— Там кто-то стоял, смотрел на нас.

— Что замешкались? — позвал нетерпеливо Тонно у ручья.

— Калвин думает, что увидела кого-то под деревьями.

Тонно осторожно поднял наполненную бочку и подошел к ним.

— Тут нет людей в двадцати днях на плаву, Калвин. Это зверь. Или… Самис?

Калвин замотала головой.

— Это был мужчина, но не он, — сказала она. — Стоял там и смотрел на нас. Я видела его. Он был высоким, с кожей странного цвета, как тусклая медь.

Тонно насторожился.

— Ты не забыла, что он может менять облик, чтобы обмануть нас?

Словно это можно было забыть!

— Это был не он, — пылко сказала Калвин. — Я знаю. Если тут были бы чары видимости, я бы ощутила. На нас смотрел кто-то еще.

Мика с тревогой взглянула на нее.

— Калвин, знаю, тебе непросто среди этих деревьев, но мы скоро уйдем…

— Я не расстроена! — воскликнула Калвин. — Я не… я в порядке, — она посмотрела туда, но под деревьями были лишь тени. Песня деревьев звучала в ушах, звала ее… она стряхнула руку Мики и пошла неуверенно к деревьям.

— Калвин! Осторожно! А если там был зверь?

— Тогда она его успокоит, как других, — прорычал Тонно. — Пусть идет. Она поймет, что там ничего нет, вернется и будет полезнее. Идем, Мика. Мы, рыбацкий народ, справимся, продержимся без мечтателей.

Калвин шла, пока не оказалась под листьями. Было прохладно, земля под ногами была влажной. Она закрыла глаза, песня деревьев хлынула на нее. Теперь она поняла, что это был не одинокий шепот дерева в священной долине, а древняя песня жриц посреди зимы, когда они звали новеньких. Она сделала шаг вперед, другой, ее губы двигались, она знала слова наизусть, она слышала их каждый год, сколько помнила. Зовущая песня. Тонно был прав, это была песня приветствия. Деревья обнимали ее и звали домой.

Она открыла глаза.

Юноша ее возраста стоял перед ней, она видела его ждущим на краю леса. Он был высоким и очень худым, хуже, чем Дэрроу, его кожа была темной, блестела, словно медь. Его длинные волосы были убраны с лица, он был в простой плетеной накидке. Сложные тату вились по его рукам и груди. Она посмотрела на его запястье, и он, словно знал, что она ищет, показал ей три луны там, на том же месте, что и на ее руке. Метка Богини. Он улыбнулся, и хотя слова не слетали с его губ, она слышала его голос в голове.

Приветствую, сестра. Добро пожаловать в Спиридрель.

— Я тебе не верю, — сухо сказал Траут. — Там нет людей! Как иначе? Путники не приходили на Дикие земли.

— Но я их видела, — сказала Калвин. — Или одного из них. Я не ждала, что ты поверишь мне, Траут, — она спросила прямо у Дэрроу. — Ты мне не веришь?

— Тебе верю, — медленно сказал Дэрроу. — Но не доверяю этому лесу. Думаю, он тебя очаровал, чтобы ты видела то, что там нет.

— Может, это был Самис, — сказал Траут. — Скрылся в лесу, пел видения, чтобы обмануть нас. Мы забредем в лес и не вернемся.

— Она говорит, это не так, — сказал Тонно.

— Это был не Самис, — сказала Калвин. — Он не хочет вреда. Он сказал, что ждал нас. Он не боится нам, и нам не стоит бояться его. Дэрроу… — она с мольбой повернулась к нему. — Ты должен поверить мне!