Изменить стиль страницы

— Можно подняться? — голос Дэрроу прервал ее мысли.

Калвин села, краснея от его неожиданного появления.

— Конечно.

Он забрался по лестнице ловко, как мальчик, и Калвин рассмеялась.

— Рада видеть, что тебе легко двигаться!

— Я забыл, как приятно бегать, — он убрал волосы с лица и улыбнулся ей. — Но сидеть тихо — тоже хорошо.

Она улыбнулась ему, они сидели бок о бок в приятной тишине на краю платформы, их ноги болтались среди листьев. Калвин смотрела на шуршащее море зелени, что тянулось до горизонта. Где-то на севере скрывались горы, где она выросла, место, которое она всегда считала домом, которое могла больше не увидеть. Что будет, если они победят Самиса? Вернутся в Калисонс и будут помогать Тонно с рыбалкой? Или она уйдет в горы к Марке, Урске и остальным? Мика пойдет с ней? Она улыбнулась, представив вспыльчивую Мику, учащуюся тихому поведению жрицы Тарис. Тамен с ней будет сложнее, чем с Калвин. Отчасти жалея, она отогнала эту мысль. И она знала, что Стена Антариса не удержит ее буйный дух. Может, им всем стоит вернуться сюда и жить среди деревьев в спокойствии. Но жители Спиридрелла не примут их.

Она вздохнула и посмотрела на ястребиный профиль Дэрроу среди листьев. Он много лет дружил с Самисом, а потом воевал. Когда гонка прекратится, его жизнь опустеет. Как он заполнит пустоту? Она вспомнила, что Самис предлагал ей в мастерской Траута: они с Дэрроу бродили бы по миру вместе, смотрели на чудеса бок о бок… Она покачала головой. Охота еще не закончилась, она не знала, как все закончится. А если им не хватит сил? А если они не смогут победить Самиса? Даже с тремя магами и Халасаа? Калвин не дала себе думать об этом дальше.

Она повернулась к Дэрроу.

— Ты оставишь костыль тут? Он ведь больше тебе не нужен.

Дэрроу посмотрел на нее.

— Подарок так просто не выбрасывают. Особенно подарок друга. Нет, я сохраню его, чтобы помнить, что не вся дружба заканчивается горечью.

Калвин импульсивно коснулась его рукава.

— Порой дружба заканчивается иначе. Становится… чем-то большим… — ее лицо потеплело. Он поймет ее? Она пролепетала. — Как Халасаа говорит, все меняется…

Дэрроу растерялся на миг. Потом его лицо прояснилось, он покраснел и опустил ладонь поверх ладони Калвин.

— Нам нужно кое о чем поговорить, Калвин, — сказал он, его голос был нежным, таким она его еще не слышала. — Когда это закончится…

Но он не успел договорить, крик Мики ясно донесся снизу, и красно-зеленые птицы взлетели в воздух:

— Эй, спускайтесь! Нам хватит яиц на сотню омлетов! И Халасаа говорит, пора идти.

Дэрроу виновато посмотрел на Калвин, поднялся на ноги. Задание было важнее. Но Калвин ощущала, что он не так стремится в путь, как раньше. Может, Дэрроу тоже сомневался насчет будущего. Все спокойствие осталось у Халасаа, он словно ждал их всю жизнь и знал, что надо делать. Калвин выглянула с платформы и увидела его, прямого, как деревце, он смотрел наверх, глаза сияли, птичка была на его плече, а в другой руке — плетеная корзина фруктов.

Идемте. Пора уходить.

Калвин невольно сравнивала радость на лице Халасаа с хмурым лицом Дэрроу. Она быстро взяла его за руку и сжала обеими ладонями.

— Когда все закончится, — сказала она.

Он кивнул и сжал ее ладонь. Их взгляды пересеклись и задержались, в них было обещание.

Они мало говорили следующие дни, пока плыли вдоль южного берега, словно тишина Древесного народа впиталась в них. Они быстро двигались по палубе, когда требовалось, или стояли неподвижно у румпеля или на корме, разглядывая горизонт. Берег скользил мимо бесконечным лесом, порой шумели птицы или листья, словно шептали о поддержке. Они ни разу не увидели корабль Самиса, ни впереди, ни позади.

Аракины порой прилетали к Халасаа, но не большой стаей, как в тот раз, а по одному или по двое. Траут все еще вздрагивал от их вида в небе, спешил в каюту, но Мика храбро стояла рядом с Халасаа, не уходила от их острых клювов. Аракины говорили с Халасаа так, что понимал только он, а потом улетали, хлопая чешуйчатыми крыльями. Каждый раз весть была прежней.

Они все еще не увидели того, кого вы ищите.

— Может, он прячется Силой видимости, — сказала Калвин.

— Может, он сейчас рядом с нами, — сказал Траут.

Мика сразу схватила яйцо из корзинки и бросила туда, где мог плыть корабль Самиса, но тихий всплеск в пустых волнах не успокоил ее.

Дэрроу все время был мрачным, как-то он весь день ни с кем не говорил.

Они повернули на север, начались дожди, сперва медленно, падая серебряным занавесом между «Перокрылом» и берегом, напоминая Калвин дни в Антарисе, когда дожди шумели над поселением. Новички тогда сидели у очагов, пряли и слушали, как жрицы рассказывали длинные истории о Тарис и других богах, о Древних и их приключениях. В тех историях не было Древесного народа. Там не было историй, как их прогнали в глушь, как они голодали и мерзли, как тихо колдовали и знали тайны становления. Какие истории в Спиридрелле рассказывали о народе голоса, людях, что прогнали их? Ей не хотелось думать, какие там были ужасы.

День за днем шли дожди, пейзаж берега менялся на глазах. Покрывало темных деревьев постепенно сменялось худыми деревцами с бледными стволами и серебристо-зелеными листьями. Земля мерцала нежным светом, было сложно понять, где разделяются море, дождь и деревья. Днем дождь размывал свет солнца, но в это время три луны были полными, Три лампы Богини сияли ярко. Даже в глубине ночи серебряное сияние доносилось из-за тумана, границы дня и ночи были размытыми. Звук дождя по палубе и дыхание моря были как тихая музыка, капли воды на канатах и парусах напоминали бриллианты.

Они плыли по неясному миру синего, зеленого и серебряного. Калвин перестала выполнять задания на корабле, стояла на месте, едва ела и пила, мало спала, поглощенная тихим зовом места, что ждало за горизонтом: брошенного города Древних, сердца всей магии, дыхания всех песен. Ее серьезные темные глаза были прикованы к одному месту в туманах, но остальным казалось, что она слушает, а не смотрит.

Было раннее утро или серебряные сумерки, и она услышала то, что ждала. Она повернула голову.

— Мика, останови корабль.

Мика послушно перестала петь. Паруса обмякли, наступила тишина, лишь плескалось море, шептал дождь.

— Что такое? — сказал Дэрроу.

Халасаа тихо ответил в их головах:

Мы на месте.

Калвин стояла, сжимая перила, туман рассеивался, и другие увидели перед ними широкую бухту. Там был корабль Самиса, длинные ряды весел не двигались, квадратный парус был свернут. Траут застонал, они все ощущали отчаяние. Тонно взял трубу.

— Никого не вижу, — сказал он подавленно.

— Он не на корабле, — уверенно сказала Калвин. Со встречи с Халасаа она стала ощущать то, что не понимала раньше, ощущать присутствие жизни. Это было не видно и не слышно, но способность долго спала в ней. Она словно могла закрыть глаза, но все равно видеть огонек свечи, трепещущий во тьме. Она могла повернуть разум к кораблю, и она сразу поняла, что он пуст. Она даже слабо ощущала кого-то, самого Самиса, в сияющем лесу на берегу.

— Если он на берегу, — сказал Дэрроу, — нужно идти за ним.

Тонно и Дэрроу взяли весла лодки, и лодка поплыла через туман. Когда вода стала слишком мелкой, Траут взял веревку и пошел по пляжу. Калвин выбралась последней, споткнулась, и Мика поймала ее.

— Ты в порядке?

— Да, но… — Калвин смотрела на тонкие деревья, что стояли как тихие свидетели вокруг них. — Что-то в этом месте ощущается обреченно.

Тут, вокруг Потерянного города, была бойня между Древесным народом и Голосами, — лицо Халасаа было печальным. — Земля помнит.

Калвин закрыла глаза. На миг она словно услышала крики, что звенели среди деревьев в тот день давным-давно, звон и свист оружия, увидела испуганные лица бегущих людей, пятно крови, что медленно растекалось по земле, окрашивая бледные камешки пляжа в алый цвет, пропитывая бирюзовое море красным. Так много тел… на земле были кучи мертвых и умирающих, всюду пахло смертью. Она резко вздохнула, всхлипнув.