— Куда же вы? Постойте, — поручик вскочил с табурета, радушно раскинул руки. — Милостивейше прошу к нашему шалашу. Вместе и подождем бабу Химу.

— Ой, что вы! — зарделась Ольга.

— Покорнейше просим, — улыбающийся поручик нежно прикоснулся к локтю нежданной гостьи, подвел ее к столу. — Не побрезгайте хлебом нашим, Ольга... Силантьевна, если не ошибаюсь.

— Я не пью, — еще сильнее покраснела Ольга.

— Не пьет телеграфный столб, у него чашки вверх дном, да еще тот, кому не подносят. Ваше здоровье, прекрасная женщина!

«А, была не была, семь бед — один ответ», — Ольга поднесла к губам предложенную чашу с вином:

— Бывайте и вы здоровы, Вольдемар Андрияныч.

Выпила — и сразу сделалось легче на душе. И сам Вольдемар Андриянович уже не казался существом особого, так сказать, высшего порядка. Хоть он и из благородных, но, по всему видать, добрый и умный, как дедушка Хархаль или Кондрат Калашников.

— Еще рюмашечку.

Ольга засмеялась сама не зная чему и выпила «рюмашечку», объемом мало уступающую чайному стакану. Ей стало совсем хорошо. Прошлое отодвинулось в глубь веков, будущее придвинулось — рукой подать. Может быть, ОН приехал в станицу, чтобы встретиться с нею, Ольгой?

— А знаете, Ольга Силантьевна, — прервал ее мечтания поручик. — Вы на редкость красивая женщина.

— Ну, уж и красивая, — возразила Ольга, но в душе была польщена комплиментом офицера. — В городе, небось, покрасивше имеются — в шляпах да платьях шелковых.

— Ну кто, например?

— Да хотя бы Ксенька, что за околоточным Драком.

— Фи! — поморщился Быховский. — Нашла красавицу. У нее же ума, как у канарейки.

— Зато у вашей сестры милосердия, говорят, ума палата, — прищурилась Ольга.

— У Орловой? — уточнил Быховский. — Вообще–то не дура. Но не в моем вкусе. Слишком рациональна Софья Даниловна.

— Как это? — не поняла Ольга.

— Практична. Осмотрительна. И вообще серьезна чересчур. По мне, лучше Ксения Драк, чем Софья Орлова. Пусть уж за нею увивается господин пристав.

— Он ее любит?

— Прямо с ума сходит. Надоел, право. В лазарет чуть ли не каждый день ходит... Давайте еще по одной, — Быховский подсел со своим табуретом поближе к собеседнице.

— Будя... — усмехнулась та, отодвигая чашку. — У меня и так в голове, как в той карусели... Я чего вам хочу сказать, Вольдемар Андрияныч...

— Я весь внимание, — дегтярно-черные зрачки Вольдемара Андрияновича так и влипли в порозовевшие губы подвыпившей казачки.

— Не брали бы вы на службу Кузю моего. Ну, какой из него казак—одна видимость. А нам с мамакой без работника в доме, сами понимаете.

— Конечно, понимаю, — в зрачках Быховского промелькнули два блестящих черта. — Но, видите ли, Ольга Силантьевна, это обойдется вам недешево.

Ольга протестующе взмахнула рукой.

— Какой может быть разговор! Разве мы не понимаем? Вы только скажите сколько, мы и заплатим, — она нырнула рукой в вырез своей кофты, нащупала за пазухой узелок с деньгами.

— Я не об этом, наивное вы создание, — улыбнулся доктор.

— А об чем? — Ольга замерла с рукой за пазухой.

— Какая вы милашечка, — Быховский положил ей на плечо горячую руку. — Приходите сегодня вечером к Орешкину лесу, там мы договоримся обо всем.

Ольга оторопело взглянула на гостеприимного доктора — его иссиня-черные, лихо закрученные усы приближались к ее губам, другая рука коснулась кофты.

— Пусти! — Ольга закрылась ладонью от пышущего любовным жаром поручика, вскочила с табурета.

— Ну что ты, крошка? — тоже перешел на «ты» офицер. — Я же тебя люблю... и готов облагодетельствовать.

Хмель в одно мгновение испарился из головы женщины. Она обеими руками толкнула в грудь «благодетеля» и, не оборачиваясь, бросилась к выходу.

— Запомни — в Орешкином лесу! — крикнул ей вслед Вольдемар Андриянович.

— Не будет по-твоему, — обернулась на пороге Ольга.

— В таком разе, — употребил ее же выражение доктор и рассмеялся, — вы со своей мамакой останетесь без работника.

Какие скоты все же мужчины! Ольга гадливо передернулась и даже сплюнула в дорожную пыль. Один за другим прошли перед мысленным взором свекор-атаман, лупоглазый пристав, тавричанский кабан Холод — все они глядели на нее глазами очумелых от любовной истомы бычков. И даже Зелимхан, по ее мнению, лучший из мужского племени, сталкиваясь с нею взглядом, заметно багровел лицом и еще ниже опускал тяжелое, нависшее над левым глазом веко. Куда пойти сейчас? Где найти успокоение для измученной души? Незаметно для себя Ольга свернула в Цыганский переулок, по тропинке, протоптанной в бузине скотом и людьми, вышла к Тереку. Он по-прежнему мутен и быстр. В щенящихся водоворотах тускло дробится заходящее солнце.

— пропела-прошептала Ольга начало казачьей песни, провожая замутившимся от слез взглядом плывущую мимо корягу, и только теперь заметила идущего по берегу с удочкой в руке своего малолетнего знакомца.

— Тю на него! — проговорила она нарочито-весело и, отвернувшись, смахнула концом платка катящиеся по лицу слезы. — Скоро ночь на дворе, а он все еще по Тереку блукает. Гляди, сом уволокет в омут, они у нас тут большущие.

— Не уволокет, — улыбнулся в ответ Казбек, останавливаясь и перекладывая из руки в руку кукан с пойманной рыбешкой. — А ты купаться пришел?

— Ага, купаться, — подтвердила мальчишескую догадку Ольга, — а можа, топиться, — добавила вполголоса.

Но Казбек не вник в ее последние слова.

— Мы тоже купались, — сообщил он своей взрослой приятельнице.

— Кто это «мы»?

— Я и Дорька. А еще Степан.

У Ольги перехватило дыхание.

— Куда же он подевался? — спросила она быстро и, спохватившись, добавила: — Дорька, стал быть?

— Она пошла за гусями, а Степан — домой.

Голова пошла кругом у непротрезвевшей еще после выпитого чихиря казачки: «А что если...»

— Слушай, рыбачок, — шагнула она к мальчишке, — исполни мою просьбу. Исполнишь?

— А чего надо сделать?

— Позови сюда Степана.

— Зачем?

— Дело есть очень серьезное. Позовешь? Только не говори про меня. Скажи, человек, мол, один. Поговорить очень нужно, А я тебе за это... — Ольга вынула из–за пазухи смятый рубль, протянула случайному сообщнику. — Приедешь в Моздок, леденцов купишь або еще чего.

Но Казбек отстранился от денег.

— Не надо совсем, — сказал он, перестав улыбаться. — Я так звать его. Вот рыбу возьми, мне, ей-бог, не надо.

— Ты ловил, а мне — рыбу.

— Бери, бери, я завтра еще поймаю, — Казбек сунул в руку понравившейся ему казачки кукан и, отойдя от нее, вскоре затерялся в зарослях бузины.

Солнце скрылось за макушками белолисток, стоящих на том берегу. В быстро темнеющем небе мелькнула черной молнией летучая мышь. Еще удушливее запахла бузина. «Придет или не придет?» — дятлом долбила в голову одна и та же мысль. А если придет, что она ему скажет? Может быть, уйти, пока не поздно? Но словно магнитом притянуло Ольгу к терскому берегу. Будь что будет, решила она, вслушиваясь в вечерние шорохи. Кто–то кашлянул со стороны Крутых Берегов. А вот и шаги послышались в отсыревшем, тяжелом от запаха бузины воздухе.

— Кому я тут понадобился? — раздался совсем рядом встревоженный голос, и задрожавшая не то от волнения, не то от речной сырости Ольга увидела Степана. — Ольга? — спросил он изменившимся голосом.

— А ты думал, революционер какой? — шагнула к нему на одеревенелых ногах казачка. — Ну, здравствуй, Степан Андреич. Чего закрутился, как сазан на кукане? Аль не рад встрече?

— Здравствуй, Оля, — попробовал улыбнуться Степан. — Давно мы с тобой не виделись.

— Аль поскучал?

— Да как тебе сказать... — замялся Степан, — вспоминал иной раз.

— И на том спасибо, — Ольга дурашливо поклонилась в пояс.

— Кстати сказать, — Степан сделал вид, что не понял насмешки, — совсем недавно мы говорили с нашей сотрудницей Дмыховской...