— Господин Филипповский, доверенное лицо атамана Караулова, — отрекомендовал своего спутника Рымарь. — Прошу любить и прочее.

Доверенное лицо понюхало содержимое деревянной чашки, слегка поморщилось.

— Господа, — проговорило оно довольно сочным и красивым баритоном, — прошу меня извинить, но я предлагаю воздать должное Бахусу в заключительной части нашей встречи. Разговор у нас серьезный, он требует трезвого подхода.

Атаман при этих словах многозначительно взглянул на полковника: а что я говорил?

— Мы только что проводили атамана Терского войска Михаила Александровича Караулова, — продолжал высказываться очкастый гость. — Садясь в вагон, Михаил Александрович обратился к провожавшим его с краткой, но весьма выразительной речью. Объединение всех прогрессивных сил области для решительной борьбы с большевистскими Советами — главная суть этой речи.

— Это с кем же объединяться, с иногородними, что ли? — не выдержал Котов. — Или с чеченами?

— И с теми, и с другими. Вернее, с теми из них, кто не питает симпатий к Советской власти.

— Ну да, мы с ними объединимся, а они нас апосля за глотку: давай, мол, землю. Они вон и так шебуршиться начинают. Уж лучше мы сами, — возразил Котов. А остальные забубнили, сочувственно кивая головами.

— Сами с усами, — фыркнул Филипповский. — Да вы знаете, какую часть населения Терской области составляет казачество — всего пятую. Двести пятьдесят тысяч казаков против четырехсот тысяч иногородних и шестиста семидесяти тысяч горцев. Сопоставление сил явно не в вашу пользу, господа терцы.

— Что же вы конкретно предлагаете? — нахмурился Барагунов. Ему не нравился нравоучительный тон владикавказского гостя.

— Провести демократизацию, так сказать, отдельского и станичных советов. Ввести в их состав представителей иногороднего населения, тем самым создать видимость лояльности казачества с крестьянством и рабочим классом, дабы заручиться их поддержкой на выборах в Учредительное собрание, и как я уже сказал, в предстоящей схватке с большевиками.

— Кого же вы хотите ввести в казачьи советы? — спросил Дериглазов.

— На этот вопрос вам лучше ответит Тихон Моисеевич, — улыбнулся Филипповский, поворачиваясь к Рымарю. — Прошу, вас, господин полковник.

Рымарь прокашлялся, расправил сияющую множеством орденов грудь.

— Посовещавшись в узком кругу, — заговорил он твердым, привыкшим повелевать голосом, — мы решили направить в станичные советы комиссарами Временного правительства Пущина, Лиховидова, Дубовских...

— Позвольте, — перебил Рымаря Барагунов, — да ведь это же социал-демократы, совдеповцы!

— Совершенно верно, — согласился Рымарь. — Социал-демократы, но не большевики. Они так же не любят последних, как и мы, а возможно, и крепче. Для нас же подобное сотрудничество великолепная ширма: члены совдепа занимают в казачьих советах ответственные посты. К тому же не забывайте, что атаман Терского войска сам является комиссаром Временного правительства на Северном Кавказе.

Рымарь обвел присутствующих торжествующим взглядом.

— Ну, комиссаров мы поставим над собой, а сами что будем делать, лизать им пятки? — зло рассмеялся Котов.

— Сами будем готовить сотни, заготавливать оружие. Вам, Силантий Егорыч, — обратился Рымарь к хозяину, дома, — штаб казачьей вольницы поручает организовать и возглавить эскадрон в станице Луковской.

При этих словах Силантий вытянулся по стойке «смирно».

— Вахмистру Дериглазову, — перевел Рымарь взгляд на павлодольского казака, — соответственно такой же эскадрон в Павлодольской. Хорунжему Котову — в Стодеревской. Полковник Барагунов возглавит сводную сотню правого крыла Моздокской линии. Я беру на себя командование левым крылом. Полковник Агоев поведет за собой осетин Черноярской и Новоосетинской станиц. А теперь, господа терцы, я позволю себе провозгласить тост за наш братский союз, за самостоятельное казачье государство. Ура, господа!

— Ура! — гаркнули бородатые «господа», поднимая перед собой наполненные чихирем деревянные кубки. Поднял свой кубок и доверенный атамана Терского войска. «Пей, да ума не пропивай» — было выжжено на нем.

Глава пятая

Степан, проводив утром гостей (они направились в станицу Луковскую к Силантию Брехову), поспешил в Совдеп. Там, оказывается, его ждали.

— Есть новости, Андреич, — встретил его председатель Совета едва не в дверях. — В Казаче-крестьянском совете что–то затевают. Вот Саша вчера видел, — кивнул головой в сторону сидящего за столом члена Совдепа Кокошвили, — в Атаманском дворце зачем–то собирались.

— Атамана провожать, наверно, — сказал Степан, проходя к своему столу.

— В том–то и дело, что собрались они после проводов, — возразил Дорошевич. — И наших там вместе с ними видели.

— Кого?

— Дубовских и Пущина.

— Ну, это не ахти какая новость, я бы давно вывел их из состава Совета — двурушники... — Степан еще что–то хотел добавить в адрес товарищей по работе, но в это время в приоткрывшуюся дверь высунулось горбоносое стариковское лицо с узкой, закрученной в штопор бородой.

— Я очень извиняюсь, граждане-товарищи, — произнес нежданный посетитель воркующим голосом, переступив через порог и снимая с седой головы кожаную кепку, — но я бы хотел узнать, кто у вас тут главный начальник.

— Ну, предположим, я, — усмехнулся Дорошевич и предложил старику сесть. — Я вас слушаю.

Старик сел на стул, крутнул крупными костлявыми пальцами свою остроконечную бороду.

— А вы не рассердитесь, как в Кредитном товариществе? — обвел он присутствующих изучающим взглядом близко посаженных к носу бледно-лиловых глаз.

— Постараемся сохранить выдержку, — пообещал Дорошевич, сдерживая улыбку.

— Я хотел у вас попросить, граждане-товарищи, — посетитель вновь крутнул бороду, словно свивая из нее веревку, не найдется, ли у вас для меня свободного помещения?

— Помещения? — удивился председатель Совета, в свою очередь обводя присутствующих вопрошающим взглядом. — А для чего оно вам?

— Видите ли, — посетитель конфузливо опустил глаза, — я по профессии коммерсант, мне бы хотелось завести свое дело.

— Какое, если не секрет?

— Мой бог! Какие могут быть у меня секреты от таких хороших людей. Я намерен открыть комиссионный магазин компании «Пиоскер и внук».

Дорошевич снова переглянулся с членами Совета, с трудом подавил рвущийся из груди смех.

— Не по адресу попали, папаша, — сказал он сочувственным тоном и обвел вокруг себя рукой. — Сами живем в чужом помещении. Пока ребята на каникулах, занимаем их школу. Какие уж тут комиссионные магазины... Вам бы обратиться в Осетинский совет, или в Казаче-крестьянский: они во дворце живут.

— Ох ун вей мир! — старик молитвенно поднял глаза к потолку арендуемого совдеповцами класса, — я только что оттуда.

— Что же вам там сказали?

— Сказали, что если бы я не выжил из ума, они меня комиссаром назначили в станицу.

— Какую станицу?

— Стодеревскую.

— С чего это им пришло в голову? — Дорошевич встретился взглядом со Степаном.

Старик пожал плечами:

— Не знаю, ваша честь. Они про выборы какие–то говорили и смеялись весело.

— А еще что говорили? — спросил Дорошевич.

— Еще сказали, что с удовольствием повесили бы меня на дубу перед окнами вашего, извиняюсь, Совдепа в назидание всем христопродавцам. Очень веселые люди.

— Пятирублев, наверное, сказал? — встрял в разговор Кокошвили.

— Не знаю, молодой человек, — ответил старик, — высокий такой казак и злой очень.

— Он самый, — усмехнулся Кокошвили и удовлетворенно потер руки.

Старик, видя что разговор принял направление, не совпадающее с направлением его собственных мыслей, встал со стула, натянул на лысую голову вытертую кепку.

— Прошу прощения, граждане-товарищи, — сказал он, поклонившись. — Как я понял, вы–таки ничего не можете сделать для нашей компании «Пиоскер и внук»? Как сказано в «Мидраше»: «Устал, бегом поднимаясь в гору, — так отдохни, бегом спускаясь с нее».