– “И сердце женщины бьется в такт всем сердцам, что она любит. Но когда её любимое ― бьётся для другой женщины, она становится полумертвой, потому что сердце её перестаёт биться вовсе. То, что разбито, петь не может.” ― Это был любимый отрывок Веданы.

– Теперь считается, что получить истинную силу Верховной может только та, которую любит или любило минимум пять мужчин. А её сердце должно биться ровно, независимо от какого-то другого человека. ― Пояснила Мара. ― Мы не знаем, имеет ли это реальный смысл, но требования Совета к кандидатурам Верховных более чем прозрачны. Она должна быть сильна и безжалостна.

Аринский молчал. Он не отрываясь смотрел в свой бокал с алкоголем, о чем-то думал и будто вообще нас не слушал. А я вдруг тоже задумалась. С чего бы мы сейчас все это ему рассказывали? Почему дружно выдавали все тайны Ведьм инквизитору?

– Почему у тебя в копилке одно сердце? Как же граф? Как же маркиз? ― Равнодушно спросил герцог.

И хотя он этого не сказал, все поняли, что главного он не спросил. Этот вопрос читал я в нервных жестах, в том, как он осушил бокал одним махом.

“Как же я?” ― кричали его серые глаза.

– Они не любили Стану. ― Грустно ответила Мара. Нет, ей не было жалко инквизиторов. Просто, если бы их засчитали, задача бы упростилась, и от этого девушке хотелось вернуть магов к жизни, заставить их меня полюбить и снова упокоить. ― Не путайте любовь и страсть, неужели вы совсем не знаете разницы?

– Разве ведьмы верят в любовь? ― Аринский приподнял одну бровь и бросил насмешливый взгляд на повелительницу разумов.

Веда фыркнула.

– Официально ― нет. То есть мы не должны в неё верить, потому что иначе имидж пострадает. Вы же все мечтаете видеть нас злодейками, беспощадными стервами, неспособными на чувства. А между тем, ведьмы влюбляются, рожают, любят ― как и все женщины. Разве что замуж не выходят, как правило. Но и это скорее ваша вина ― вы же считаете, что ведьма по своей натуре блудлива. А кому нужна гулящая жена? Рога не охота носить ни одному мужчине!

– Больше того, ― Мара прочистила горло. ― Изначально ведьмы были полной противоположностью своего нынешнего образа. Мы ― хранительницы природы, защитницы слабых, средоточие любви и носители её силы.

Они говорили то, что когда-то рассказывала им я. А до того ― мне Бояна. Она говорила про истинное предназначение ведьм, про нашу настоящую сущность, а не навязанные образцы поведения. Только не сказала, в какой момент все изменилось. Когда нас начали ненавидеть? Почему мы были вынуждены меняться, чтобы выжить?

– И в чем разница между любовью и страстью? ― Голос Аринского звучал глухо.

Ответила Мара, несколько секунд молчала, подбирая слова, а потом осторожно произнесла.

– То, что вы чувствуете, когда Стана полна сил, бодра и мила ― страсть. То, что чувствовали, когда думали, что она умирает, ― похоже на любовь. Похоже, потому что это чувство нельзя вызвать искусственным путем. ― Поспешно пояснила Мара. ― Желание мужчины обладать ― страсть, желание защитить ― любовь.

– Ну есть ещё косвенные признаки. ― Охотно поддержала рассказ Веда. ― Например, у мужчин возникает желание показать всем, что эта женщина занята. Только для этого они и женятся по любви. И ещё детей хотят только от любимых женщин. Если когда-нибудь вам не станет страшно от мысли, что вы можете стать отцом, то это либо врожденная смелость, либо любовь.

– Стана, а вы как считаете? В чем разница между страстью и любовью? ― Аринский смотрел на меня выжидательно, будто хотел поймать на лжи.

Я мысленно выругалась, поняв, что творят сестры. Они решили создать максимально прочную эмоциональную привязку Аринского ко мне, чтобы потом, когда я сняла приворот, чувства у него остались. Не получив ответа, герцог останется с разбитым сердцем. А я смогу приблизиться к цели ещё на шаг.

Пекло, какие же они… Ведьмы!

– Я не верю в любовь, лорд ректор. ― Я улыбнулась, стараясь не выглядеть слишком злой. ― И, кажется, уже говорила об этом. Несмотря на то, что сказали мои сестра, факт остаётся фактом ― искусственно можно вызвать любые чувства. Всё зависит от могущества ведьмы. Разве у вас нет желания меня защищать? Разве вы не делали мне предложение, чтобы показать всем, будто я вам принадлежу? Ваши чувства ― ложь. Иллюзия, которую мастерски вызвала я своим приворотом. А Веда с Марой ― молодые и наивные девушки, которые ещё не разучились верить в подобную чепуху. Они вам и не такое расскажут.

Яростный взгляд на напряженных сестер наверняка очень контрастировал с мягкой улыбкой, но мне было наплевать. Гнев поднимался удушливой волной, накатывал миг за мигом с все большей силой. Мне хотелось прибить Веду и Мару. Хотелось хорошенько жахнуть по ним парочкой заклятий, но я стерпела. И даже отвернулась, обратив все внимание на герцога, который против воли делал все, что от него требовали мои сестры.

– Стало быть, любви нет?

– Разумеется, нет. А если бы и была, то это самое ужасное чувство на земле. Хуже ярости и презрения.

– Вы так считаете?

– Да, и вполне оправдано. Любовь толкает на более глупые и жуткие вещи, но при этом не дает никаких гарантий. Раз даже сам бог любви предавал свою жену раз за разом, наплодив целую расу инкубов и суккубов. О какой верности может идти речь?

– Быть может, он был богом страсти, а не любви?

– Всё может быть. ― Я кивнула. ― Но, лорд ректор, это не отменяет того, что любовь ― мерзкое и противоестественное чувство.

Каждое слово ― удар по эмоциональной привязке. Мощный. Жесткий. Направленный точно в цель. Но не достигший её, судя по цепкому взгляду Аринского.

― Вы меня запутали. ― Герцог Смерть хищно усмехнулся, продолжая внимательно вглядываться в мое лицо, будто на нем будет написано, что я думаю по этому поводу на самом деле. ― Любви нет? Или она есть, но противоестественна? И разве можно назвать мерзкой любовь матери к своему ребёнку? Или вашу любовь к сестрам?

– Что-то у нас с вами странный разговор получается. ― Я нахмурилась, проклиная себя за то, что не могу придумать на эту реплику нормальный ответ. ― Думаю, стоит сменить тему.

– Будь по вашему. ― Герцог покорно кивнул и снова улыбнулся ― насмешливо и тепло. ― Стана, нам нужно поговорить о Турнире. Наедине.

Спорить сестры не стали, фыркнули что-то про глупых инквизиторов, которые ведьм спаивать собрались, не зная об опасности, и вышли.

– Стана, ты не будешь участвовать в Турнире. ― Аринский наполнил бокалы и пододвинул один мне. ― Но оставить тебя здесь я не могу. Со мной будет безопаснее, я так и не нашёл того, кто помогал Ядвиге в организации покушения на тебя. Все преподаватели были допрошены с применением ментальной магии, я даже пригласил специалиста для этого. Но допрос ничего не дал. Либо стоит блок настолько мощный, что вскрыть его просто не представляется возможным, либо предатель ― студент.

– Надо было Мару привлечь. ― Я улыбнулась, игнорируя алкоголь. ― Её бы ни один блок не остановил, у нас свои методы, ментальная магия ничего общего с ними не имеет. А на Турнир я поеду и буду выступать в составе Триады как полноценный участник.

– Стана… ― Аринский посмотрел на меня как-то очень странно. ― Вы не сможете биться на турнире, в вас нет ни капли магии, я не чувствую силы, от вас не исходит угрозы.

– Разберусь. ― Упрямо качнула головой, непроизвольно касаясь рукой знака Энигмы. ― Дайте моим сёстрам карт-бланш и они принесут вам предателя на блюдце с золотой каемочкой.

Аринский кивнул и отпил немного алкоголя. Он с таким наслаждением пил янтарную жидкость, смаковал её, будто это его любимый напиток. Я не выдержала, взяла бокал и поднесла к лицу, осторожно втянув запах. Травы с Йерийского побережья ― их аромат невозможно с чем-то перепутать ― и мускат.

– Что это?

– Летасса. ― Герцог лукаво улыбнулся. ― Что-то сродни игнису и ишкхе, но немного другой напиток. Попробуйте, обычно его пьют со льдом, но так аромат чувствуется ярче.