Я обязательно принесу ей несколько уток, пусть пощиплет их, понапрягает свои тонкие пальчики, привыкшие к тетрадкам да авторучке. Женщина на Севере должна уметь все. А Катя считает себя уже настоящей северянкой. Чего, по ее словам, пока не может сказать обо мне. Я еще не сумел расстаться с городскими привычками.

Не так давно я встретил ее, когда она несла от колодца воду.

— Женщина с полными ведрами всегда к счастью, — сказал я, склонив перед ней голову, и предложил свою помощь. Но Катя отвергла ее.

— Женщина испокон веков носила воду для домашнего очага, — сказала она, не останавливаясь. — Осталось тебе научиться ходить на охоту.

— Когда ты станешь моей, только этим и буду заниматься, — ответил я.

Она вся вспыхнула и, толкнув ногой калитку, торопливо направилась к крыльцу. Я думал, что она обернется, но Катя не остановилась.

— А на охоту я все равно пойду, — крикнул я, когда она уже потянула дверь за скобку. — Первый медведь, который появится в окрестностях поселка, будет мой. Я постелю его шкуру у твоей кровати.

Она на мгновение задержалась, прищурившись, посмотрела на меня и, не сказав ни слова, вошла в дом.

— Да не печалься, будет она твоей, — вывел меня из раздумий Антон. — Приедем — пойдем свататься. Мы такую девку никому не отдадим.

Я не ответил. Молча достал из лодки рюкзак и понес его к деревьям, где мы решили поставить палатку. Антон посмотрел на меня, пожал плечами и полез в лодку снимать мотор.

На охоту идти было рано, я натаскал сухих веток, развел небольшой костер. Мы решили попить чаю. Пока я прилаживал над костром котелок, Безрядьев укладывал мотор в нос лодки — если пойдет дождь, он должен быть хорошо укрытым.

Мы настолько увлеклись, что, услышав прямо над собой шум крыльев, оторопели. На нас шел табун гусей. Они шли так низко, что я различил их оранжевые лапы и светло-розовые клювы. Мне даже показалось, что вожак скосил глаз и посмотрел на меня.

Гуси пролетели так стремительно, что ни я, ни Безрядьев не успели подумать о лежавших рядом ружьях. Когда я пришел в себя, табун уже находился в сотне метров от нас.

— Растяпа! — крикнул Безрядьев, со стуком уронив мотор на дно лодки, и громко выругался.

— Кто же мог подумать? — попытался оправдаться я.

— Да я не тебя ругаю — себя, — с досадой сказал Безрядьев. — Такой случай, а я с этим мотором расшиперился.

— Может, еще налетят? — робко произнес я, глядя в безоблачное небо.

Антон не ответил. Однако взял ружье и положил его рядом с собой. Я сделал то же самое. Налетят, не налетят, но ружье всегда должно быть под боком.

Гусь является самой дорогой добычей для любого охотника. Птица эта редкая и очень осторожная. Добыть ее может только самый опытный стрелок, да и то, если повезет. Сегодня нам представлялся такой случай, но мы его прошляпили.

Я встал и подбросил в костер сушняка. Вода закипела мелкими пузырьками сначала у боков котелка, потом посредине. Я бросил в котелок щепоть чаю и снял его с огня. Антон достал из рюкзака хлеб и сахар. Он был сосредоточен. Все время прислушивался к утиным крикам, раздающимся из-за леса, и посматривал на небо. По всей видимости, ждал нового табуна гусей.

— Давно ты ездишь сюда? — спросил я.

Антон опустил плечи, посмотрел на меня и ответил:

— Почти каждый год.

— А кто еще знает это место? — Мне вдруг пришло в голову, что к вечеру сюда может нагрянуть целая ватага охотников.

— Не знаю, — ответил Антон, пожав плечами. — Разве, может, Витек-пожарник. А пошто ты спрашиваешь?

— Место больно хорошее. Птица сидит рядом, а нас не видит. Если ветер сменится на северный, она пойдет на посадку прямо через этот лесок. Можно будет стрелять, не отходя от палатки. — Я тоже посмотрел на небо. Мне показалось, что из-за леска раздался крик гусей.

— А ты быстро начал понимать толк в охоте. — Антон проследил за моим взглядом и замолчал.

Гуси действительно кричали за лесом, но над нами они не показались. Мы подождали, пока затихнет их крик и начали собираться на охоту. Я столкал в рюкзак утиные чучела, сунул туда мешочек с патронами, которые решил взять про запас. Оставшийся чай мы тоже разделили, разлив его по фляжкам. Антон глянул на часы и сказал:

— Самое время. Пока сделаем скрадки, выставим чучела, будет пять.

— Как ты себя чувствуешь, Антон? — спросил я. Мне не давало покоя его сердце.

— Чего это ты обо мне беспокоишься? — Он смотрел на меня прищуренными глазами. Не смотрел, а целился.

— Кто же о тебе здесь позаботится, кроме меня, — сказал я.

— Я всегда в полном порядке, — с легким раздражением ответил Антон. Я понял, что разговор на эту тему ему не нравится.

Антон решил остаться на ближнем мысу, а меня отправил на дальний. Ветер дул с разлива или дикой воды, как северяне называют половодье. Убитых Антоном уток он поднесет прямо к его берегу. Поэтому старенькую резиновую лодку он отдал мне.

Едва я показался из леса, как настороженные лебеди поплыли к самому концу косы. Туда, где я собирался устроить скрадок. Когда я вышел на открытое место, они взлетели. Сначала лебеди долго хлопали крыльями по воде, поднимая белые брызги, потом оторвались от нее и, медленно набирая высоту, растаяли у горизонта. Вслед за ними стали подниматься утки. Они взлетали при моем приближении, и, не разворачиваясь, уходили в сторону разлива.

Добравшись до конца косы, я сразу понял, какое это прекрасное место для охоты. Слева простиралось безбрежное море воды, по которому ветер гнал волны с белыми гребешками. Справа был большой тихий залив, окруженный лесом. Он был неглубоким, даже в десяти метрах от берега из воды торчали кончики прошлогодней травы. В таких заливах птица легко находит корм.

У самой воды рос чахленький куст тальника. Его легко можно было превратить в скрадок, замаскировав прошлогодней травой. Срезав верхние ветки и воткнув их в землю, я быстро управился с этой работой. Потом выставил чучела и, усевшись на свернутую резиновую лодку, стал ждать уток. У меня возникло ощущение, что вот-вот должно произойти что-то необыкновенное.

В двухстах метрах от меня на другом конце залива сидел в своем скрадке Безрядьев. Он тоже замер в напряженном ожидании. На всем заливе, где еще недавно плавали сотни уток, не было ни одной птицы. Он словно вымер. Стояла такая тишина, что было слышно, как ветер шевелит травинки около скрадка.

И тут я увидел гусей. Большой табун летел низко над разливом прямо на меня. Я почувствовал, как начали трястись руки, а по спине пробежал озноб. Гуси негромко переговаривались между собой, спокойно помахивая крыльями. Подождав, пока они приблизятся метров на тридцать, я прицелился в одного из них и выстрелил. Гусь, вздрогнув, отделился от табуна и стал планировать на берег. Пролетев скрадок, он упал метрах в двадцати от меня. Стройная цепь, которую гуси образовали в полете, смешалась, они стали забирать круто вверх, подставляя себя под выстрел. Я выстрелил еще раз и еще один гусь выпал из табуна. Он упал на землю и, пытаясь поднять перебитое крыло, побежал к воде. Перезарядив ружье, я выстрелил по нему еще раз.

Никогда в жизни среди моих трофеев не было такой добычи.

Я подобрал гусей, положил их около скрадка и уселся на старое место. Но вскоре поймал себя на том, что больше смотрю не на чучела, а на добычу. Если Антон не убьет гусей, он, конечно, будет страшно завидовать.

Как часто бывает в таких случаях на охоте, я тут же оказался наказан за потерю бдительности. Три шилохвости — два селезня и утка — сели к моим чучелам. Но они увидели меня раньше, чем я их. Едва я высунул голову, шилохвости взлетели и мгновенно исчезли за лесом.

Однако в тот день мне невероятно везло. Не прошло и двух минут, как снова стайка шилохвостей села к чучелам. Они сидели так плотно, что одним выстрелом мне удалось снять сразу двух селезней. Не успел я подняться, чтобы достать их, как увидел идущий на меня табунок чернедей. Я выстрелил и один селезень, вывалившись из него, стукнулся о землю недалеко от меня. На такой охоте я еще не был. В течение десяти минут мне удалось добыть шесть селезней. Потом все стихло. Я собрал уток и положил их у скрадка рядом с гусями.