— За подписью дело не станет, — сказал Джад.

Мерлин подал ему лист бумаги и ручку. Под листом было две копирки. Джад расписался и оставил себе одну копию. Другую Мерлин положил в свой кейс, а оригинал вложил в конверт, он предназначался для директорского сейфа в Вычислительном центре.

— Что у нас еще?

Мерлин ткнул пальцем в распечатку, лежавшую перед Джадом:

— Это распечатка от Юго-Западной банковской ассоциации — состояние наших счетов после санкции суда.

— И что там?

— Посмотрите вторую страницу. Это депозиты на беспроцентных счетах, подвергнутых поименной проверке. Двести миллионов долларов. Теперь откроем приложение номер два, вторую страницу — имена и суммы на счетах. Одиннадцать имен, различные суммы распределены по ста пятидесяти филиалам. Я запросил данные через службу безопасности, и что оказалось? Четыре кубинца, пять колумбийцев, два перуанца — все известные в наркобизнесе лица.

Джад молча смотрел на распечатку. Комментарии были излишни. Наконец он поднял глаза на Мерлина:

— Пожалуй, пора переименовывать банк в Юго-Западный трест прачечных.

Мерлин не улыбнулся в ответ.

— Что из этих вкладов застраховано в Федеральной корпорации страхования банковских вкладов? — спросил Джад.

— По сто тысяч с каждого счета в каждом филиале. Всего — сто миллионов долларов.

— Кто бы они ни были, они не дураки, — заметил Джад.

— Я думаю! — сказал Мерлин. — Поименная проверка депозитов показала, что разовые поступления не превышают девяти тысяч долларов, а значит, банк не докладывает о них в Министерство финансов.

— Ловко! — покачал головой Джад. — А оформление торговых операций?

— Это стандартная текущая процедура. Так как нам теперь быть?

— Доложить в Министерство финансов, — ни минуты не колеблясь, решил Джад. — Они этим займутся.

— Общественное мнение сметет банк с лица земли. Мы можем потерять четыреста миллионов долларов.

— А что вы предлагаете? — с кривой усмешкой процедил Джад.

— Мы должны, не поднимая шума, закрыть счета и возвратить вклады владельцам.

— Это значило бы покрывать преступление, — сказал Джад. — Знаете, одну вещь я твердо усвоил от своего отца и от дяди Пола: никогда не пытаться спасти безнадежную ситуацию — все равно рано или поздно утонешь в дерьме. Получи, что тебе причитается, и постарайся не вляпаться в следующий раз.

Мерлин ничего не ответил.

— По чьей вине это произошло? — спросил Джад.

— Макларена, президента «Крейн файненшнл дивижн».

— Что он говорит?

— Ничего вразумительного.

— А что в документации?

— Ничего.

— Гнать его в шею, — сказал Джад, и в его темно-синих глазах сверкнули льдинки. На минуту в комнате повисло тягостное молчание. Наконец он спросил: — Ну, чего я еще не знаю?

— Ли Чжуань, — нехотя начал Мерлин и продолжил, ободренный кивком Джада: — Он ввязался в лудовый бизнес и проводит его по нашим счетам.

— Вторая голова полетела, — бесстрастно констатировал Джад. — Есть что-нибудь на третье?

Мерлин кинул нерешительный взгляд на докторшу, сидевшую в своем кресле в углу комнаты, и, поколебавшись, кивнул.

Но докторша поднялась с кресла.

— Судя по всему, вы в порядке, — сказала она Джаду. — Я не обижусь, если теперь вы попросите меня уйти.

Джад энергично замотал головой:

— Нет-нет, что вы! Оставайтесь, дослушайте этот бред до конца.

Глаза Мерлина перебежали с нее на Джада и обратно.

— Софья, — начал он. — Она в Гаване… Там же Ли Чжуань. И еще Николай Боровник — это третий человек в КГБ. Наши спецслужбы должны следить за ними, но мы пока не получили ни одного донесения.

Джад посмотрел на докторшу ледяным взглядом и спросил:

— Вам известно, что за дела в Гаване у вашего ассистента с человеком из КГБ?

Маленькая докторша без смущения встретила его взгляд:

— Нет. Это для меня полная неожиданность. Впрочем, я знаю, что у них когда-то был роман. Боровник хотел развестись с женой и жениться на ней. Но развод тогда не одобрялся; ей бы не разрешили работать со мной.

В глазах Джада зажглось любопытство:

— Если так, зачем ей сейчас превозмогать столько трудностей для встречи с ним в Гаване?

— Могу только догадываться, — сказала она. — Возможно, он хотел поговорить с ней про Брежнева.

— Про самого Леонида? Главного среди главных? — Джад не мог скрыть удивления.

— Да, — сказала она. — Он должен стать ее следующим пациентом.

— Это значит, что она не вернется? — сдержанно спросил Джад.

— Вернется, — уверенно сказала докторша.

— Вопреки генсеку?

— Да, сэр.

— И Политбюро?

— Да.

— И даже КГБ?

— Да.

— У нее такие могущественные покровители?

— Тут никакое покровительство не поможет. Но она вернется.

— Почему, доктор?

— Осталась одна очень важная процедура, которую может провести только она.

— Неужели больше некому поручить?

— Некому.

— Что же это такое?

— Аборт, — спокойно сказала доктор Забиски и так же спокойно добавила после небольшой паузы: — Ее собственный.

Он в изумлении уставился на нее:

— Вы хотите сказать, что она одна из…

— Да, сэр, — ответила докторша.

— Почему же я ничего не знаю?

— Она не хотела.

— Зачем она это сделала? — спросил он, глядя в крошечный блик, дрожавший в уголке ее глаза. — Вы-то, конечно, знаете?

— Знаю.

— Скажите мне, доктор.

— Не могу, мистер Крейн.

— Даже если я вас очень-очень попрошу?

— Даже если вы мне прикажете.

— Врачебная тайна? — полуутвердительно спросил Джад.

— Да, сэр. Благодарю вас за понимание.

— Я примиряюсь, но ничего не понимаю.

— Могу сказать вам одно: она сама настояла. Она хотела быть одной из испытуемых.

Джад глубоко вздохнул, кривая усмешка тронула угол его рта. Он вдруг растерял все слова и смог лишь выдавить:

— Надо же!

Глава двадцатая

Этот ресторанчик на гасиенде в старом густонаселенном предместье Гаваны, чья кухня не уступала парижской или нью-йоркской, был совершенно неизвестен девяноста девяти целым и девяноста девяти сотым процента населения кубинской столицы. Он предназначался для элиты кастровского окружения и для их гостей. Старинные овальные столы, белоснежные камчатные скатерти, столовое золото и серебро, французский хрусталь баккара, тончайший английский фарфор… На полу причудливые композиции из свежих цветов. Каждый стол окутан мягким золотистым сиянием свечей, и, что, пожалуй, важнее всего, другие столы стоят далеко, каждый в своей нише. А если надо уединиться, нишу можно задернуть плотными шторами из рытого бархата.

За столом, накрытым на шесть персон, Софья была единственной дамой. Рядом с ней по одну руку сидел Ники, по другую Ли Чжуань, рядом с Ники — плотный мужчина по фамилии Карпов, сотрудник КГБ из русского посольства. Напротив Софьи — хозяин, Сантос Гомес, высокий стройный кубинец лет тридцати с небольшим, с двумя звездами генерал-майора на расстегнутом вороте полевой военной формы. Между ним и Ли Чжуанем — маленький китаец в строгом сером костюме, Дой Син, неофициальный представитель Китайской Народной Республики на Кубе, где не было официального дипломатического представительства.

Ужин начался в полночь, и теперь, около половины второго, когда официанты принесли кофе, коньяк «Наполеон» и непременные сигары, они наконец задернули шторы.

Ли Чжуань допил свой кофе и поднялся. За столом воцарилось молчание, все взоры устремились на него.

— Товарищи, я буду предельно откровенен, — начал он. — Мы собрались здесь, чтобы поговорить о власти, не о власти вообще, а о реальной, конкретной власти. Наверно, вы согласитесь со мной, что власть в нашем сегодняшнем мире не политическая категория. Коммунизм, капитализм — все это на самом деле не имеет никакого значения. Власть дают деньги, а лучший источник денег в наше время — энергия. Нефть и газ, прежде всего. На них зиждется сила стран Ближнего Востока и блока ОПЕК. А могущество Соединенных Штатов, в конечном счете, построено на том, что они предвидели ситуацию и сумели взять под свой контроль эти энергопроизводящие страны.