Мы остановились, но никто не появился. Все словно вымерло. Я взглянул на часы. Уже одиннадцать, даже двенадцатый.

— Интересно, где все? — спросил я, вылезая из машины.

— Все в поле, — пояснила Марисса, присоединяясь ко мне. — А может быть, обедают.

Элен тоже вышла на солнышко, вытирая лицо салфеткой:

— Жарко.

Я поднялся по ступенькам на веранду и попробовал дверь… Открыто. Мы вошли в дом, который сильно походил на фуллертонскую ферму. Внутри было гораздо прохладнее. Я направился прямиком в кабинет. Дверь, разумеется, тоже была открыта. Я вошел. Сидящий за столом человек поднял голову.

— Мир и любовь, брат Джонотан.

— Мир и любовь, — машинально ответил он, и тут лицо его дрогнуло.

— Гарис!

Улыбаясь, он встал из-за стола.

Я протянул руку. Он крепко ее пожал.

— Ты по-прежнему возникаешь в самых неожиданных местах!

— Как и ты.

Я представил брату Джонотану своих спутниц. Мариссу он уже знал.

— Что привело тебя сюда?

Я объяснил, что живу в отеле и приехал посмотреть, как идут дела у Бобби.

— Ах да. Я видел их сегодня утром. Они снимают у старой индейской деревни.

— Я знаю где это, — сказала Марисса.

— Предложить вам что-нибудь прохладительного или кофе? — осведомился брат Джонотан.

— Не стоит беспокоиться. Мы прямо сейчас проедем в деревню.

— Ну что вы! Никакого беспокойства. Пройдемте в зал.

Мы прошли вслед за братом Джонотаном по коридору. Из кухни доносились голоса работающих там людей, но только когда мы уселись за стол, оттуда кто-то вышел. Это оказался молодой человек с бородой. Мы все заказали кофе.

— Насколько я понимаю, ваши дела идут хорошо, — сказал брат Джонотан. — Мне это очень приятно.

— Спасибо. — Тут молодой человек вернулся вместе с кофе. — Давно вы здесь?

— Уже два года. Я помогал строить это место. Большая часть материала осталась при возведении отеля.

— Скучаешь по дому?

— Нет. Мой дом там, где мое дело. Если преподобный Сэм считает, что я окажусь полезнее для него здесь, мне этого достаточно.

Я попробовал кофе. Одного глотка вполне хватило, чтобы молча отставить чашку.

— Это школа?

— Собственно говоря, нет. Скорее, семинария. Мы собираем здесь членов, достигших второй ступени, чтобы они могли совершенствоваться дальше и учить.

— И долго длится их пребывание?

— Зависит от обстоятельств. Кому-то легче, кому-то труднее избавиться от прежних проблем. Два года, три года, кто знает? Они уходят, когда чувствуют себя готовыми. Формального ограничения времени не существует.

— А как Дениза?

Брат Джонотан поколебался, прежде чем ответить.

— Она еще здесь.

— Можно ее повидать?

— Можно. Но я бы предпочел, чтобы этого не произошло. Для ее же блага, — поспешно добавил он. — Вряд ли для тебя ново, что ее чувства к тебе очень сильны. Ей исключительно сложно преодолеть это влечение, и боюсь, что ваша встреча отбросит ее на исходные позиции, сделав все затраченные усилия тщетными.

— Но я же не ходячая инфекция!

— Извини. Я вовсе не хотел тебя обижать. Просто она уже прошла долгий путь, и мне бы не хотелось мешать ей. Она начала обретать покой.

— Я понимаю. Но как-нибудь в подходящий момент ты скажешь ей, что мы были здесь и спрашивали про нее?

По лицу брата Джонотана скользнуло выражение облегчения.

— Разумеется.

— Нам пора. Спасибо за кофе.

— Вам спасибо. — Брат Джонотан встал из-за стола.

— Если вам что-нибудь понадобится, свяжитесь со мной, когда я вернусь в Штаты, и все будет сделано.

— Спасибо, но преподобный Сэм обеспечивает нас всем необходимым.

Брат Джонотан проводил нас до машины. Я помахал ему через открытое окно:

— Мир и любовь.

Он поднял руку жестом благословения:

— Мир и любовь.

Машина выехала за ворота и свернула к индейской деревне, а брат Джонотан так и стоял на веранде и смотрел нам вслед.

Глава 42

Дорога вилась вдоль принадлежащих «Убежищу» полей. На каждом из них работало четыре-пять человек, мужчин и женщин. Они не особенно усердствовали: скорее, просто апатично перемещались с места на место под палящим солнцем. Все были одинаково одеты в хлопковые рубашки и штаны цвета хаки и местные сомбреро, которые полностью закрывали лица. Никто из них не удостоил нашу машину взглядом, хотя они не могли не слышать звук мотора. Примерно через полторы мили поля кончились. Мы выехали на небольшую поляну.

— Сейчас мы находимся на территории сеньора Карилло, — сказала Марисса. — Вы видели его на приеме. Он самый крупный землевладелец в этих краях и близкий родственник губернатора. Его брат — староста.

— А чем занимается он сам?

— Ничем. Он богат.

— Я хотел спросить, что он держит. Фермы? Стада?

— Всего понемногу. Но этим в основном занимаются его арендаторы. Он собирает ренту. Индейская деревня тоже его собственность. Он потомок самой древней семьи в этом штате. Ему-то не угрожали лишением имущественных прав, как моему кузену, — продолжила Марисса с ноткой горечи в голосе, — хотя земли у него раза в четыре больше.

Деревня представляла собой скопище полуразрушенных глинобитных и деревянных хижин, на вид полностью покинутых.

— Где же люди? — спросил я.

— Здесь уже лет двадцать никто не живет, — ответила Марисса. — Предполагается, что последние индейцы ушли в горы, но никто точно не знает.

— Глупости. Люди не исчезают бесследно. Должны же они поддерживать какие-то связи.

— Никаких. — Девушка немного поколебалась и продолжила: — Одно время шептались, что Карилло просто разделался с ними. Никто не стал выяснять, ведь это всего лишь индейцы.

Мы проехали по пыльной деревенской улице и попали в очередной перелесок, а затем очутились на открытом пространстве, где и шли съемки.

Первое, что мне бросилось в глаза, — это вооруженные люди в форме. Их было тридцать-сорок. Каждый бросил на наш автомобиль короткий взгляд и еще быстрее отвернулся.

— Полицейские? — спросил я Мариссу.

— Нет. Телохранители Карилло.

— Что они здесь делают?

— Охраняют посетителей. В этих краях немало бандитов, путешествовать в одиночку опасно.

Мы вылезли из машины и направились к съемочной группе. Бобби посмотрел в нашу сторону, потом на часы и махнул рукой:

— О’кей. Перерыв на ленч.

— Как дела? — спросил я.

— Замечательно. Четыре пленки уже есть. Если до вечера прибавится пятая, считай, что мы закончили. Если хочешь, присоединяйся. Мы прихватили из отеля шесть коробок с ленчами.

— Действуй, — распорядился я и повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, какими глазами Марисса с Элен смотрят на Кинг Донга, одевающего брюки. Процесс был сложный. Ему оказалось очень непросто упаковаться так, чтобы штаны не мешали. Я рассмеялся.

— Эй, девушки, хотите заморить червячка?

Мы уселись в тени деревьев и отлично пообедали холодным пивом, вином, цыплятами, жареной говядиной, заливной рыбой, черепахами и французским хлебом.

— В деревне мы отсняли три плети, — говорил Бобби. — Великолепный антураж. Сделаем там еще одну и отправимся в гости к Карилло. Он любезно разрешил нам воспользоваться его садами. Говорят, у него там целые акры цветов.

— Звучит неплохо, — согласился я, вскрывая очередную «Карта Бланка». — Дитер не показывался?

— Не видел, — покачал головой Бобби.

— Мне сказали, что он направился сюда.

— Нет, не показывался.

— А Лонеган с Джулио?

— Тоже.

К нам подошел один из ассистентов Бобби:

— Мы готовы.

Бобби тут же вскочил на ноги:

— Тогда за работу.

— Девушки, хотите остаться и посмотреть? — спросил я у Элен с Мариссой.

Дурацкий вопрос. Они, разумеется, пошли за Бобби. Несколько минут я наблюдал, как модели готовятся к следующему снимку. Голый Кинг Донг лежал на спине, его руки и ноги были привязаны к колышкам. Сцена предположительно означала его пленение, а девицы, соответственно, решали, что с ним делать, а тем временем дразнили и мучили. Судя по тому, как они действовали, игра в любой момент грозила перерасти в действительность. Они буквально не выпускали его из рук. Кинг Донг уже явно не выдерживал. Он встал торчком, и тут Бобби завопил: