— Отец — это отец, а я — это я, — сказал он. — Я не обязан во всем походить на него.

— А не мешало бы, Джад, — с мягким укором сказала она. — Попытайся хоть раз.

— Разве я не пытался? — ответил он. — И что получал в ответ? Ничего. Что я еще должен для них сделать?

— А ты позволял им проявить свои чувства? Подпускал к себе? — спросила она. — Хотя бы Софью?

— Да мне и не надо от нее ничего, кроме экспериментов и исследований.

— Ты уверен? — спросила она. — Наверно, с этого все начиналось, но потом все обернулось совсем по-другому. Она тебя любит.

Он молча уставился на нее.

— Не любила бы, — продолжала она, — не родила бы твоего ребенка и не прятала бы его от тебя.

Ее слова повисли в воздухе. Томительное напряжение требовало разрядки. Она отвела глаза.

Взяв за плечи, он повернул ее к себе, снова поймал ее взгляд.

— У Софьи есть ребенок? — внезапно охрипшим голосом спросил он.

Барбара не отвечала.

— Мой ребенок? — настойчиво повторил он. — Почему мне ничего не сказали?

— Она боялась тебя, — ответила Барбара. — Она не хотела, чтобы ребенок служил орудием в распрях взрослых.

— Не верю! — сердито воскликнул он. — Если это правда, где же она его прячет столько времени?

Барбара посмотрела ему в глаза и спокойно сказала:

— У меня. И это, Джад, действительно, вне всяких сомнений, твой сын. Он на тебя очень похож. У него и глаза твои. Точно такие же синие глаза, как у тебя.

У его губ пролегла складка, и он упрямо повторил:

— Это не мой ребенок. Это был один из экспериментов по искусственному оплодотворению, которые проводила Забиски. Эксперименты провалились. Сойер говорил мне — сто процентов выкидышей. А Софью направили на аборт.

— Я знаю, она мне все-все рассказала. Но она не сделала аборта и не выкинула. Ее не коснулись эксперименты Забиски. Ее случай был контрольным. По договоренности с Забиски вы с Софьей должны были произвести нормальное зачатие.

— Значит, она мне лгала, — с горечью сказал Джад. — Вплоть до прощания в аэропорту, когда она улетала в Россию вместе со старухой. Вероятно, они хотели там сохранить ребенка.

— Ничего подобного, — ответила Барбара. — Уж не знаю, как она это устроила, но в один прекрасный день она постучалась в мою дверь в Сан-Франциско. На следующий день она родила в частной клинике, а еще через пять дней улетела в Россию.

— И что ты сделала с ребенком? — спросил он.

Она посмотрела ему в глаза и спокойно сказала:

— Это же твой сын, Джад. Мы сделали единственно возможную вещь: усыновили его, любим и растим.

— И ты смогла все утаить от меня? — с горечью спросил он.

— Как видишь, — сказала она. — А ты был бы рад такой новости?

Он не ответил.

— Подозреваю, что не очень, — сказала она.

— Кто еще знает? — спросил он. — Пол? Сойер?

— Больше никто, — сказала она. — Только Софья, Джим и я. Все документы о рождении надежно спрятаны — до них никто не доберется.

— Это ничего не меняет, — заявил он наконец ровным, бесстрастным голосом. — Меня не касается, есть он или нет. Я жил и впредь буду жить так, как мне надо.

Она поднялась с дивана и, глядя в пол, печально и твердо сказала:

— Мне очень жаль тебя, Джад, — повернулась и вышла ровным шагом, не оглядываясь.

Он остался один в приемной.

Глава девятнадцатая

— Мы на три недели опережаем график, — сообщил Сойер. — На борт уже погружен контейнер с замороженной клоновой культурой. Я присоединюсь в Атланте.

— Я думал, вы встретите меня в Бока-Ратоне, — сказал Джад, — и дальше мы полетим вместе.

— Мне было бы как-то спокойнее самому сопровождать культуру, — заметил Сойер.

Джад изучающе посмотрел на него:

— Ладно. Только я вас не первый год знаю. Признавайтесь, что вас беспокоит.

— Этот чертов немец, — ответил Сойер. — Он сует свой нос куда не надо. Все, что от него требовалось, — это достроить ядерный реактор и подготовить его к пуску. А он подкапывается под медицинские исследования. Задает вопросы по клеточной криотерапии.

— Может, он хочет убедиться, что реактор даст достаточно энергии для ее проведения, — предположил Джад.

— Допустим, — сказал Сойер. — Но он спрашивает гораздо больше. Он хочет знать, для чего предназначен каждый контейнер. Не доверяю я ему.

— Смотрите, доктор, вам, наверно, виднее, — сказал Джад. — Если что, сразу свяжитесь со мною.

— Мне было бы как-то спокойнее, если бы за ним снова последили спецслужбы. Возможно, мы что-то проглядели. У меня нейдет из ума та парочка и все, что они учинили на острове.

— Хорошо, — сказал Джад. — Я попрошу. — Он посмотрел в иллюминатор. Отсюда, с высоты в тридцать тысяч футов, внизу не было видно ничего, кроме сплошного одеяла облаков. Он снял трубку и позвонил в кабину экипажа. — Какие погодные условия на побережье в районе Лос-Анджелеса?

— Сплошная облачность над всем побережьем на высоте около девяти тысяч футов, — зазвучал в трубке голос командира экипажа. — Ожидается усиление облачности, к десяти часам — туман. Похоже на гороховый суп. Предполагается к полуночи закрыть лос-анджелесский аэропорт.

— Спасибо, — Джад нажал еще одну кнопку на телефонном аппарате.

— Служба безопасности, — отозвался голос в трубке.

— Это Крейн, — сказал Джад. — Я хотел бы поговорить с директором.

Минуту спустя ему ответил голос Джона.

— Вы получили сводку погоды? — спросил Джад.

— Получили, — ответил Джон. — Как раз ждали вашего звонка. Я думаю, сегодня вечером будет подходящий момент.

— Мы сядем в лос-анджелесском аэропорту минут через сорок, — сказал Джад.

— Будем ждать вас, сэр.

— Подберите по дороге миссис Эванс.

— Будет сделано, сэр.

— Еще одна просьба к вам, — сказал Джад. — Окружите вниманием доктора Шёнбруна. Что-то мне не по душе активность, которую он развил.

— Сделаем все, что надо, сэр.

— Хорошо, — закончил он. — До встречи, — и посмотрел на Сойера, сидевшего за столом против него. — Каким рейсом вы летите в Атланту?

Сойер расплылся в улыбке:

— Я теперь президент «Крейн медикал», правильно?

— Да, конечно, — согласился Джад.

— А президенты не летают пассажирскими рейсами, — еще шире улыбаясь, сообщил Сойер. — Меня в аэропорту ждет «Си-Ай-2».

— Схватываете на лету, — засмеялся в ответ Джад. — Это наиновейшая модификация «Боинга-707».

— У меня хороший учитель, — не переставая улыбаться, парировал Сойер.

Серые тучи стали чернеть — день клонился к вечеру. Лимузин свернул с дороги и подъехал к участку на горном плато, служившему стартовой площадкой для дельтапланеристов. Джад вышел из машины и увидел спешившего навстречу Джона. С ним был незнакомец.

— Мистер Крейн, — сказал Джон. — Это Марк Дэвидсон, директор школы планеристов и парашютистов.

Дэвидсон был невысокий, плечистый и коренастый человек. Крепким, под стать всему облику, оказалось и его рукопожатие.

— Похоже, здесь будет потеха, какой я с самого Вьетнама не видал.

— Пусть это будет именно потеха, — сказал Джад. — Она не должна превратиться в войну. Понимаете, никаких убийств, хотя бы и в целях самообороны.

— Убийств не будет, мистер Крейн, — ответил Дэвидсон. — Мы свое дело знаем. Уже провели тренировку в полном снаряжении, сэр.

— Хорошо, — Джад взглянул на небо. — Как вам погода?

Дэвидсон окинул взглядом даль над морем.

— То, что надо. Если неожиданно не налетит ветер, мы сможем стартовать в двадцать два ноль-ноль.

Джад протянул руку со скрещенными пальцами:

— На счастье.

— Зайдем в будку, — предложил Дэвидсон. — Я покажу вам наш план.

Джад повернулся к Джону:

— Где миссис Эванс?

— Наша машина как раз сейчас должна забрать ее, сэр, — ответил Джон. — Примерно через полчаса она будет здесь.

— Хорошо, — сказал Джад и вслед за Дэвидсоном направился к домику тренерской. В дверях он помедлил и, обернувшись, залюбовался дельтапланом, плывущим в воздушном потоке. Пилот, снижаясь, вытянул ноги, коснулся земли носками. Встал, на мгновение согнул колени и выпрямился, роняя на землю соскользнувшие с рук крылья.