Софья вздохнула:

— Ты сделаешь ей больно. Она не поймет. Она будет плакать.

Его глаза потемнели, но не изменили своего выражения. Он исподлобья посмотрел на нее:

— Я буду плакать еще громче, если она погибнет из-за меня.

Глава двенадцатая

— Он хорошо выглядит, — сказала Барбара, сидя у телевизора вместе с Софьей. — Словно время для него и впрямь остановилось. Если бы я не знала, что ему сорок девять лет, не поверила бы. Он совсем такой же, каким был в сорок.

Софья, не отрываясь, глядела на экран.

— Только с виду, — возразила она. — Внутренне, психологически он сильно изменился. Стал как-то эмоционально холоднее.

Барбара смотрела, как Джад жмет руку президенту. Наконец президент помахал всем на прощание и вошел в Белый дом, а Джад спустился с портика навстречу полчищу репортеров и армаде видеокамер.

— Это был частный визит, — заявил он в ответ на их вопросы. — О делах мы с президентом не говорили.

— И вы не поинтересовались мнением президента о продаже японцам «Крейн инджиниринг энд констракшн»? — спросил один из репортеров.

— Нет, — ответил Джад. — И президент этой темы также не затрагивал. Такие вопросы решаются моим юридическим отделом и Департаментом юстиции.

— Мне кажется, — сказал другой репортер, — вы распродаете по частям свою империю, мистер Крейн. Финансовые круги очень обеспокоены.

— Не вижу, с чего бы им беспокоиться. Это решение — лишь одно из многих, принятых мною. А вопрос, буду ли я и впредь владеть всеми компаниями, никак не отразится ни на биржевых ценах, ни на других интересах финансовых кругов.

— Но ваши компании считаются одними из самых прибыльных в мире, — сказал репортер из «Уолл-стрит джорнэл». — Зачем вы от них избавляетесь?

Джад нашел глазами репортера:

— Вы поверите, если я скажу, что мне стал не по силам груз ответственности за все эти компании? Что у меня не остается времени на личную жизнь? Что, только удалившись от дел, я смогу вести тот образ жизни, который отвечает моим наклонностям?

— Каковы ваши планы на будущее? — спросил репортер.

— Разнообразные, — ответил Джад. — Но прежде надо завершить неотложные дела. Тогда и займемся планами.

— А с президентом вы говорили на эту тему?

— Я уже сказал, это был частный визит, не более того. — Джад выдержал паузу. — Больше мне нечего сказать вам, джентльмены. Благодарю вас. — Он прошел сквозь толпу репортеров, сел в поджидавший его лимузин, и затемненные стекла сделали его невидимым. Машина тронулась.

Барбара выключила телевизор.

— Так-то вот, — резюмировала она. — Он не сказал им ничего.

— Он никому ничего не говорит, — пожала плечами Софья. — Даже Мерлину и доктору Сойеру.

Барбара подошла к столу, на котором стояла небольшая шкатулка с кассетами и блокнотами.

— Это все, что он просил?

Софья кивнула.

Барбара заглянула ей в глаза:

— Вам не кажется, что надо рассказать ему о ребенке?

Но Софья замотала головой:

— Я его боюсь. Я не представляю, что он подумает, если узнает. Никому не известно, что делается у него в голове. Похоже, он вообще живет на грани помешательства.

— А вдруг ребенок как раз и вернет его к реальности? — предположила Барбара.

— Боюсь даже пробовать, — сказала Софья. — А вы бы не побоялись?

Барбара вздохнула:

— Грустно. Очень грустно. Он прелестный мальчик. У него синие глаза — в отца.

Взгляд Софьи затуманился:

— Посмотреть бы на него, хоть одним глазком. Но знаю, нельзя. Если я его увижу, мне с ним не расстаться. — Она вздохнула. — Может быть, попозже. Может быть, Джад со временем сам поймет…

Барбара кивнула.

— Куда вы с Джадом теперь?

— Он не говорил, — ответила Софья. — Я только знаю, что Служба безопасности меня к нему доставит.

Барбара поглядела в окно, туда, где над мостом Золотые Ворота, как нитка жемчужин, тянулся ряд огней, отвернулась от окна и спросила Софью:

— А где он теперь?

— И этого не знаю, — ответила Софья. — Мне известно только одно: он собирался сделать томограмму мозга, а больше он ничего не говорил. — Она задумалась и вдруг спросила: — Он рассказывал вам что-нибудь про Занаду?

— Занаду? — переспросила Барбара. — Это один из отелей, которые строит наша туристическая компания? Кажется, в Бразилии?

— Это не отель, — сказала Софья. — Судя по его разговорам с Сойером, это скорее лаборатория. Туда должны отправить какое-то оборудование с Крейн-Айленда.

— Тогда не знаю, — сказала Барбара. — А вы сами его спрашивали?

— Спрашивала, но он твердит одно: я, мол, узнаю, когда придет время.

— Тогда, наверно, надо подождать. Знаете, я привыкла ждать. Он и в детстве был таким: если уж не хочет чего-то говорить, никакими силами его не заставишь.

Зазвонил телефон. Голос из селектора произнес:

— Прибыл лимузин за доктором.

— Спасибо, — сказала Барбара. — Она выходит.

Софья посмотрела на нее, замялась:

— У вас есть фотография моего мальчика?

Барбара молча кивнула, открыла ящик стола и, вынув оттуда, подала Софье фотографию в серебряной рамке. Софья впилась в нее глазами.

— Большой, — выдохнула она.

— А как же, ему ведь почти три года, — сказала Барбара. — Но он действительно крупный мальчик для своего возраста. И очень смышленый.

— Так похож на Джада, — прошептала Софья.

— Вот и расскажите ему про сына.

— Он мне не простит, — сказала Софья. — А особенно того, что я обратилась к вам за его спиной, — и она протянула карточку Барбаре.

— Оставьте себе, — сказала Барбара. — У меня есть еще.

Но Софья покачала головой:

— У меня нет своего угла. Мне некуда спрятать ее с гарантией, что Джад не узнает. Когда-нибудь, может, даже скоро, я все расскажу ему. Только не теперь.

Барбара порывисто обняла ее, поцеловала в щеку, и слезы их слились.

Софья взяла шкатулку с блокнотами и кассетами. Крепясь из последних сил, чтобы не разрыдаться, сказала на прощание:

— Я ваша вечная должница.

У Барбары перехватило горло. Молча проводив Софью, она положила карточку на стол, посмотрела на нее долгим, пристальным и нежным взглядом и, закрыв лицо ладонями, прошептала:

— Боже! Прошу тебя, Боже! Помоги им! Помоги всем нам!

У выхода из дома Софью уже поджидали двое телохранителей. Шагая в ногу, один слева, другой справа, они вместе с ней спустились по ступеням. Третий распахнул перед ней дверцу лимузина. Садясь, она успела заметить, что их сопровождают еще две машины — одна впереди, другая позади. В каждой сидело по четыре человека.

Она устроилась на заднем сиденье, ее спутники сели справа и слева от нее. Тот, что держал дверцу, быстро закрыл ее и скользнул на переднее сиденье рядом с шофером. Машины плавно выехали на шоссе.

— Меня зовут Брэд, доктор, — сказал человек, сидевший справа. — А моего напарника — Ланс. Мы полетим вместе с вами в Лос-Анджелес.

— Так мы туда теперь? Я и не знала.

— Собственно, мы сядем в Онтарио. Аэропорт Лос-Анджелеса перегружен. — Он откинул запасное сиденье и пересел лицом к ней и к заднему стеклу. — Так вам будет удобнее, — объяснил он и, жестом указав на шкатулку, осведомился: — Там архив?

Она кивнула.

— Когда пойдем в самолет, это оставите в машине, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Его доставят по назначению.

— Хорошо, — согласилась она и, увидев в окне указатель направления на Бэй-Бридж, спросила: — Мы едем в Оклендский аэропорт?

— Да, — сказал он. — Самолет уже ждет.

Через двадцать минут машина въехала на стоянку частных самолетов и, покружив среди ангаров, остановилась возле одного из них. Она взялась было за ручку дверцы. Но Брэд удержал ее руку:

— Простите, еще минуту…

Она поглядела в окно. У самолета, ожидая их, стояло несколько охранников. Из машин сопровождения вышли двое, заговорили с ожидавшими. Один взбежал по трапу в самолет, скрылся там и через мгновение снова показался в открытом люке и сделал знак Брэду.