— Расскажите, как вы будете делать меня неузнаваемой.

— Мы изменим все — ваш физический облик, вашу личность, ваше окружение. Гримом тут не отделаться. Жест, походка, манера говорить сразу выдадут вас понимающему человеку. Мы поможем вам выработать новые привычки, а потом внедрим в новое окружение. И там вы начнете новую жизнь, подальше от всех опасностей, окружающих вас теперь. Это единственное, что может обеспечить действительно надежную защиту.

Так же, не оборачиваясь, она спросила:

— Значит, я никогда не смогу вернуться назад — к тому, что мне было дорого, к тем, кого я любила?

— Да, — просто сказал он.

Она обернулась и с вызовом посмотрела на него:

— А если я не хочу изменяться? Если я себе такая, как есть, нравлюсь?

— Вы здесь не узница, — сказал он. — Дверь открыта, можете уйти в любой момент. Только учтите: безопасность вам никто, кроме нас, не гарантирует.

Она молча, исподлобья, смотрела на него.

— Если вы уйдете, то окажетесь предоставлены сами себе, — продолжал он, — и тогда уже никто и ничто не сможет вам помочь.

— Даже наш друг? — спросила она. — Он так и сказал?

— За него я ручаться не могу, — ответил Брэд. — Я ручаюсь только за нашу программу.

Медленно, глядя ему прямо в глаза, она заговорила:

— Я тоже врач. И всю жизнь работаю ради воплощения одной мечты: всю жизнь я пытаюсь раздвинуть границы человеческого существования. Если ваша программа отнимет у меня эту работу, мне не нужна ваша безопасность. Тогда мне и жизнь ни к чему.

— Как раз от работы придется отказаться прежде всего. Это первое, что вас выдаст. И выдаст на смерть. — Он сделал паузу и продолжал тоном мягкого убеждения: — Я понимаю вас, доктор. Но, пожалуйста, подумайте хорошенько, прежде чем отвергнуть наше предложение. В жизни еще так много прекрасного.

— Только не для меня, — отрезала она.

— Ну, что же, раз вы так решили… — сказал он. — Но позвольте мне хоть немного вам помочь. Мне кажется, я все же смогу несколько облегчить вашу жизнь.

— Как?

— Если вы появитесь на людях в своем прежнем облике, вас схватят на третий день. Предлагаю вам легкие косметические изменения. Маленькая пластическая операция чуть-чуть подправит нос и разрез глаз. Передние зубы мы подпилим и наденем коронки. Цвет глаз изменим на карий с помощью контактных линз. Длинные светлые волосы пострижем покороче и превратим их в каштановые волнистые. Подберем новый макияж к вашим темным глазам и волосам. — Он сделал паузу. — Это не радикальное средство, но кое-что даст. По крайней мере, вас не будут узнавать с первого взгляда. Особенно когда вы как следует привыкнете к своему новому облику. Ну, и новые документы не помешают. Мы достанем все, что надо: паспорт, старый счет в хорошем банке, кредитные карточки, водительские права.

— А вам разрешат сделать это для меня, если я не соглашусь участвовать по полной программе?

Он замялся:

— Официально — нет.

— Тогда зачем вам это?

— Я знаю, над чем вы работали, — ответил он. — Я вас уважаю. Вы настоящий врач. Я себе не прощу, если пропадут все те знания, что вы накопили.

Она молча посмотрела на свои руки, потом подняла на него взгляд, полный благодарности:

— Спасибо, Брэд. Сколько времени это займет?

— Дней десять. Может быть, даже меньше. Все зависит от того, насколько быстро заживут швы.

Она вздохнула:

— Хорошо, когда начнем?

— Завтра утром и начнем.

Глава четырнадцатая

На тихоокеанском побережье, к северу от Малибу, есть небольшой пляж под названием Райская Бухта. По выходным и праздникам узкую грязную дорогу, ведущую от шоссе к пляжу, заполняют машины и фургоны, стремящиеся поближе к солнцу и ласковому прибою. Маленький прибрежный ресторанчик едва справляется с наплывом посетителей, но сюда заходят в основном люди немолодые. Большинство же отдыхающих составляет молодежь, для которой солнце и прибой куда важнее еды. Они привозят с собой корзинки с провизией или толпятся у киосков, где продают хот-доги и пиццу, возле «дикой» автостоянки.

Была суббота, три часа дня, и солнце, начавшее клониться к закату, заливало ослепительным светом пляж, заполненный посмуглевшими в его лучах телами. Любителей серфинга было в этот час немного — слишком медленно катила свои волны спокойная морская гладь. Чуть подальше к северу высились скалы, кончавшиеся обрывистым утесом, на высоту двухсот футов возносившимся над водой. Там находили укромные уголки для своих утех любовники и «голубые». Да порой над гомоном купальщиков и шумом прибоя разносились резкие, пронзительные крики чаек, занятых поисками объедков.

Вдруг небо над пляжем заполнил непривычный и чуждый звук — шум вертолетных винтов. Едва взглянув наверх, нудисты схватились за свои бикини, полуголые девицы натянули лифчики. Но когда снизу стала видна надпись на борту вертолета: «ЦЕРКОВЬ ЖИЗНИ ВЕЧНОЙ», по пляжу пронесся ропот досады. Над загорающей публикой загремели громкоговорители: «Церковь Жизни Вечной несет вам мир!», а вертолет сделал вираж в направлении двухсотфутового обрыва и, скользнув за его вершину, скрылся с глаз.

Пляж снова приобрел свой привычный вид. Нудисты обнажились, девицы подставили солнцу юные груди. В скалах, в каком-то из невидимых укрытий, резко и плаксиво вскрикнул мальчишеский голос:

— Черт возьми! Ты ж мне прямо в лицо!

— Козел, — ответил голос пониже. — Зачем ты голову поворачиваешь?

— Я думал, полицейский вертолет, — проскулил первый.

В скалах эхом отдался звонкий шлепок.

— Эй вы, заткнитесь там, — посоветовал третий голос.

Пляж возвращался к обычным звукам и шумам.

И никто не заметил, никто не услышал, что в небе, невидимый в ореоле лучей ослепительного послеполуденного солнца, повис дирижабль.

Джад, Скорый Эдди и Джон уселись в кружок перед огромным телеэкраном. Под ногами у них путались кабели, ведущие к видеокамере с телескопическим объективом; рядом был установлен микрофон направленного действия.

Оператор видеокамеры спросил, не оборачиваясь:

— Вертолет приземляется. Включать?

— Давайте, — сказал Джад, и все трое уставились в экран.

Они услышали рев винтов и увидели, как вертолет медленно скользит по направлению к размеченной площадке футах в ста от края обрыва; от вращения лопастей взметнулась легкая поземка пыли. Мотор заглох, винты стали замедлять вращение. Микрофон донес новый звук — поющие девичьи голоса. В это время из кабины спустили на землю трап.

Первыми по нему сошли двое высоких молодых людей в длинных, широких серых одеяниях. Они повернулись лицом к входному люку и упали на колени, касаясь лбом земли. Минута ожидания — и вот возник махариши собственной персоной. Он был еще выше этих двоих, легкий ветерок развевал вокруг царственного лица седые волосы и бороду. Он остановился, молча внимая пению юных голосов.

— Дайте общий план, — попросил Джад. — Хочу видеть девушек.

Камера дала общий план, и на экране появились четырнадцать девушек — все в лиловых шифоновых сари, у каждой по белому цветку в длинных волосах и корзинка с цветами в руке. В воздухе, нараспев повторяемое их нежными голосами, легким веянием разносилось:

— Харе Кришна! Харе Кришна!

Махариши, картинно обрамленный проемом открытого люка, раскрыл объятия им навстречу, и его низкий глубокий голос пророкотал:

— Я принес вам мир, дети мои!

Девушки, все разом, опустились на колени, касаясь лбами земли, и затянули нараспев:

— Весь мир исходит от Отца! Вся жизнь исходит от Отца!

Махариши поблагодарил их за приветствие и попросил подняться. Он начал спускаться по ступенькам, а девушки устремились к нему, спеша усыпать его путь цветами из своих корзинок. За их спинами маячили двое рослых молодых людей.

— Она здесь? — спросил Джад у Джона.

— Здесь, — сказал Джон и попросил оператора: — Покажите поближе среднюю девушку в правом ряду.