И решен был этот вопрос бесповоротно — быть! Как тепло, с каким энтузиазмом участники слета принимали каждый танец! Сколько задора, изящества, грации было в каждом движении этих 15—16-летних ребят! Они буквально покорили зрителей. Но чувствовалось, что танцорам это выступление дается с превеликим трудом. Глядя на их прозрачные лица, на худенькие тельца, обтянутые трико, многие мои соседки плакали.

После концерта Иванов и я встретились с ребятами и их руководителем, поздравили с успехом, расспросили, как себя чувствуют после выступления. Здесь же меня познакомили с начальником политотдела армии генерал-майором К. П. Куликом. Он принял самое живое участие в судьбе ребят. И сейчас не разрешил повторить ни одного танца, хотя зрители и вызывали юных артистов по нескольку раз, а по окончании концерта долго не отпускали со сцены. Тут же при нас Кирилл Панкратьевич сказал, обращаясь к своим воспитанникам:

— Хорошо танцуете, ребятки, да плохо выглядите. Сейчас, сразу же, поедете в госпиталь. Там вас подлечат, а потом будете танцевать.

Так в этот день, можно считать, родился этот замечательный ансамбль. Со временем он пополнился другими ребятами, в основном также воспитанниками Дворца пионеров, и стал регулярно выступать перед фронтовиками. Слава его вышла за пределы Ленинграда. Уже работая в «Комсомольской правде», я смотрел их выступление у нас на «четверге» в Голубом зале. И, конечно, вспомнил, как они, тогда еще бледненькие и истощенные, танцевали перед сандружинницами.

В середине апреля был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о выпуске Государственного военного займа 1942 года. Некоторые товарищи, приступая к работе по его размещению, откровенно сомневались. Как откликнутся на призыв партии и правительства ленинградцы? Найдутся ли силы у актива провести кампанию по подписке на заем так же организованно, как в мирные годы.

Сомнения оказались напрасными. Ленинградцы, все как один, подписались на военный заем. Больше того, как рассказывали товарищи, непосредственно занимавшиеся этим делом, еще никогда подписка не проходила так дружно, с таким подъемом. Каждый неизменно подчеркивал, что это его личный вклад в грядущую победу над врагом.

В кампании по размещению военного займа, естественно, принимала живейшее участие и ленинградская печать. Мы в «Смене» посвятили ей несколько передовых статей, плакаты, обширную информацию из районов и с предприятий. Стихи были специально заказаны Александру Прокофьеву. Он охотно откликнулся на нашу просьбу. Вряд ли эти стихи вошли в его сборники, тем не менее позволю себе привести отрывок из них, как образец оперативной гражданской поэзии одного из крупнейших советских стихотворцев:

Ленинградцы, естественно, все это время продолжали пристально следить за положением на других фронтах. Теперь уже все без исключения понимали, что дальнейшая судьба Ленинграда, сроки его освобождения от вражеской блокады неразрывно связаны с общей обстановкой на советско-германском фронте.

Все мы с большим удовлетворением читали слова первомайского приказа Народного комиссара обороны И. В. Сталина о том, что в результате побед, одержанных зимой, Советская Армия добилась перелома в ходе войны и перешла от активной обороны к успешному наступлению на вражеские войска; что в ходе единоборства наша страна стала намного сильнее, а гитлеровская Германия слабее; что, наконец, у Советской Армии теперь есть все необходимое, чтобы освободить нашу землю от немецко-фашистских захватчиков.

Нам, конечно, хотелось большего. Мы уже были избалованы сводками об успешных действиях зимой советских войск, особенно ближайших к нам фронтов — Западного, Северо-Западного и Волховского. Мы с нетерпением ожидали, что после весенней паузы не только эти, но и другие фронты перейдут в решающее наступление. Уж очень нам всем этого хотелось!

У нас на Ленинградском фронте давно уже наступило затишье, вызванное равновесием сил. Гитлеровская группа армий «Север» неспособна была предпринять новый штурм. Войска Ленинградского фронта не в состоянии были прорвать наличными силами кольцо блокады и отбросить врага от стен города.

Но это вовсе не значит, что фашисты оставили ленинградцев в покое. Артиллерийские обстрелы велись, как и прежде, почти ежедневно, а воздушные налеты весной возобновились— не столь частые и свирепые, как осенью, тем не менее чувствительные.

Особенно памятен был налет 4 апреля. Быть может, потому, что он был первым после длительного перерыва. Прежде всего гитлеровцы сделали последнюю, отчаянную попытку уничтожить наш Балтийский флот. «Айсштосс» — так закодировали они эту операцию. Это означало «ледовый удар» — налет на корабли, пока они находились в ледяном плену, вмерзли в лед Финского залива и Невы. Около двухсот бомбардировщиков участвовали в налете, восемнадцать из них было сбито. Остальные сбросили бомбы, большинство из которых продырявили лед и разорвались в воде. Повезло крейсеру «Киров» — бомба пробила верхнюю палубу и наружный борт у ватерлинии, но упала под лед.

Часть самолетов повернула на город. Особенно пострадали при этом Васильевский остров и Выборгская сторона. Бомба попала и в наш дом на Лесном проспекте и развалила одно из его крыльев. В нашей квартире и у соседей выбиты все стекла.

Очень много бессмысленных жертв. Никогда не забыть фотографию, которую мне показал в те дни фотокорреспондент Николай Ананьев. Она была сделана в начале мая для Чрезвычайной правительственной комиссии по расследованию преступлений гитлеровцев. Небольшой сквер на Васильевском острове на углу Среднего проспекта. Вся земля усеяна трупами ребятишек трех-пятилетнего возраста. Это воспитанники детского сада табачной фабрики имени Урицкого вышли погулять на солнышке. И вдруг — снаряд разорвался в самой гуще ребят. Фашисты прекрасно знали, что их обстрелы мирного населения не принесут никакого военного эффекта. И все-таки били, изо дня в день, тупо, жестоко, подло!

Осень и зима 1941/42 года были самым трудным, самым напряженным периодом в борьбе ленинградцев против немецкого фашизма.

Только к январю 1943 года соотношение сил на советско-германском фронте стало таково, что войска Ленинградского и Волховского фронтов, усиленные свежими дивизиями, сумели, наконец, прорвать кольцо вражеской блокады.

Этому предшествовали грандиозные сражения на левом, южном, крыле советско-германского фронта. Вслед за неудавшимся наступлением наших войск под Харьковом развернулись тяжелые оборонительные бои под Воронежем и в Донбассе, в результате которых гитлеровцам удалось выйти к Волге, прорваться в предгорья Кавказа. Сравнительно близко от Ленинграда завязалось сражение за древний русский город Ржев. Здесь наши части оттягивали на себя крупные вражеские силы, перемалывали их, не давая противнику перебросить свежие войска к Сталинграду, где начиналась решающая битва.

Ленинградцы с величайшим вниманием следили за ходом этих событий. В самом городе и по ту сторону блокадного кольца, на единственном, водном пути, соединявшем нас со всей страной, развернулись грандиозные работы, связанные с дальнейшим превращением Ленинграда в неприступную крепость, с обеспечением его всем необходимым — продовольствием, горючим, боеприпасами прежде всего.

Неоценимой по своему значению была помощь, оказанная Ленинграду летом 1942 года всей страной. В результате грузов через озеро было переброшено значительно больше, чем зимой. Дабы обеспечить эти перевозки, нужен был мощный транспортный флот, способный курсировать по капризному озеру в любую погоду. На реке Сясь, впадающей в озеро параллельно с Волховом, была создана специальная судоверфь, которая летом выпустила 31 деревянную баржу, грузоподъемностью почти четыреста тонн каждая. Четырнадцать металлических барж, в полтора раза более вместительных, были изготовлены на ленинградских судостроительных заводах и доставлены на железнодорожных платформах по секциям к ладожскому побережью, где была налажена сборка.