— Через пару дней — сказала Светлана Леонидовна. — твои синяки начнут светлеть. Только если будешь несколько раз в день их втирать мазью.

Потом она заглянула в мой пустой холодильник на кухне и покачала головой. Таинственно произнесла:

— Ну, ладно, что-нибудь придумаем…

И на этом также быстро, как и пришла, исчезла.

А вечером, после того, как я решился второй раз мазать волшебной мазью свои синяки, пришли Олег с Профессором. Оба были на удивление спокойны и деятельны. Меня ни о чём не спрашивали, сразу попёрлись на кухню и начали что-то мудрить. Я их тоже ни о чём не стал спрашивать. Просто стоял и смотрел, что они затеяли на моей кухне.

Олег стал освобождать большой пакет, который он принёс с собой, по-хозяйски раскладывая это всё на столе и в холодильнике. А фокусник Димка взялся готовить что-то из принесённого. И через двадцать минут шикарный стол на троих был накрыт.

Когда мы сели за стол, я поинтересовался, как их акция оказалась связанной с дневным визитом Светланы Леонидовны.

— Никак! — сказал Олег, намазывая и подсовывая мне ещё один бутерброд.

А Дима пояснил:

— Сегодня позвонил твой Вяземский. Сказал, что ты остро нуждаешься в помощи. И мы с Олегом решили поучаствовать.

Я всё равно не отказался от мысли, что это всё происки доктора Крайчик. Она одна была в курсе, что у меня до сих пор был пустой холодильник. Наверное, связалась с Иннокентием Семёновичем, и тот начал свои действия, чтобы спасти меня от окончательного истощения.

Потом, после плотного ужина, мы долго беседовали про то, что со мной случилось вчера. Но многие моменты своего присутствия в ФСБ я так вспомнить и не смог. Дима сказал, что это, наверное, результат дефицита гемоглобина, на что Олег вполне резонно возразил:

— Не говори ерунды! Посмотри лучше на синяки!

Я сам, что меня кто-то бил по лицу, подтвердить не мог, но вероятно, Олег был прав. По крайней мере, ситуация там могла быть вполне критической, вплоть до боевой. Я, возможно, вёл там себя отвратительно и, что-то подсказывало, что мог лишнего наговорить…

Снова был странный сон про путешествия во времени. И снова мне пришлось возвращаться, сжимая кулаки и думая о своём времени, куда хотел вернуться… Только возвращение было мучительным и долгим. Я продирался сквозь годы, как через колючий и плотный кустарник в лесу. И солнце в небе кружило яркой покачивающейся из стороны в сторону полосой. И воздуха опять мне не хватало…

А следующим утром, когда я ещё не успел подумать про хлеб насущный, ко мне заявились два необычных для такого времени посетителя. Когда я открыл дверь, на меня смотрели Богданов и седой старик Вяземский. Ну, вот, подумалось, нашлись какие-то новые улики и опять арестовывать будут. Или ещё что-нибудь похуже… Но, тем не менее, я, как хороший хозяин, предложил сперва им войти. Войдя, Богданов ожидаемо сказал, что нам нужно поговорить. И я, чтобы не смущать своей спартанской обстановкой в комнате, пригласил обоих к себе на кухню.

Глава 19

Почти бог

Как оказалось, эти мои гости оба сегодня оказались безработными. Или почти безработными. Юрий Маркелович сегодня утром написал заявление на имя Бортникова Александра Васильевича, с просьбой отстранить его от ведения дел по неудавшемуся проекту Агат двадцать-восемнадцать. В связи с невозможностью продолжения дел ввиду отсутствия объектов расследования. Его местное начальство было несогласно ни с такой формулировкой, ни с отсутствием объектов. Они считали, раз есть бывший владелец машины времени, дело закрывать рано. И именно поэтому Богданов обратился сразу к самому высшему своему начальству — директору ФСБ.

А Вяземский вчера ещё написал заявление с просьбой об увольнении, сославшись на состояние здоровья. И теперь пошёл последний его месяц. Иннокентию Семёновичу дали только сутки, чтобы отдохнуть после всего. И завтра, двадцать девятого марта, он снова должен быть на работе. Действительно, подаренное ему мной великолепное путешествие в грядущее, стоило Иннокентию Семёновичу очень недёшево. За считанные дни он постарел почти на двадцать лет. Его в семье признал только старый добродушный шелти Зорро. Жена и дети с первых минут стали от него шарахаться. Поэтому Иннокентий Семёнович стал больше гулять и брал с собой в эти прогулки старого своего пса, любимца Зорро.

Длинношерстый и благородного окраса пёс, пройдя ко мне в квартиру, на кухне сразу улёгся у ног хозяина и благодушно задремал.

Сам Вяземский прежде всего сказал, что доктор Крайчик вчера поручила ему бдительно следить за моим здоровьем. Наверное, решив, что мы с майором хорошие друзья. Позавчера, когда Иннокентий Семёнович отвозил её в клинику, они всю дорогу говорили обо мне. И я представлял уже, какие ужасы обо мне могла услышать добрейшая Светлана Леонидовна! Но оказалось, я волновался напрасно.

— Знаете, Валерий Евгеньевич, вы знаменитая личность уже не только в этом нашем времени! — сказал майор, снова возвращаясь к старому обращению. — По крайней мере, до самого моего возвращения, в том времени шла подпольная борьба, и как ни странно ваше имя было у всех на слуху. Как символ этой борьбы… И под конец, я даже начал скрывать, что был когда-то раньше знаком с вами. Мне было неловко ставить себя рядом с таким великим человеком…

Думая, что это шутка, я улыбнулся. Но никто меня не поддержал. К моему сожалению, это была совсем не шутка.

— Власти и существующие тогда и подконтрольные им средства масс-медиа в то время, как у них было принято, склоняли ваше имя на все лады! — продолжал майор. — А все мои новые друзья, напротив, составляли даже вашу великую биографию, по отдельным фактам и воспоминаниям. Как меня ни просили, я слишком мало знал вас. А по рассказам понял, что вообще не знал о вас ничего. Вы и то сделали, и так поступили!.. И я, когда вчера поговорил с твоим доктором, понял, что, скорее всего, если не всё, то почти всё — это истинная правда. Наверное, с тамошним Евграфовым Валерием всё так и было!

— Иннокентий Семёнович теперь ваш самый горячий поклонник! Я сам в шоке! — вставил Богданов.

Я покосился на него. Полковник сейчас был более всего далёк от мысли выдавать сказанное, за шутку. Смотрел на меня совершенно серьёзно. Даже не улыбался. Мне пришлось защищаться:

— Между прочим, в то время, когда я там был, в середине августа сто пятнадцатого, мне говорили примерно то же о губернаторе Богданове… Он и то, он и сё! А вы, Иннокентий Семёнович неужели про это ничего не слыхали?

Тот покачал головой и немного виновато глянул на полковника.

— Нет, про Богданова не слышал. Но зато был знаком с его пра-пра-правнуком. Валерий Владимирович Богданов в начале две тысячи сотых был очень известным и уважаемым человеком. И именно он заставил меня вернуться в своё время, чтобы спасать вас. И помог в этом. После тех событий, которые я вчера предотвратил, вы должны были бы стать калекой. И всю жизнь, на своей инвалидной коляске сражаться за общечеловеческий контроль за путешествиями во времени… Должен, правда, сказать, всё это случилось потому что именно ваш браслет, вывезенный из сто пятнадцатого года, ускорил развитие темпоральной техники во много раз…

Я остолбенело молчал. Очередная ошибка! Когда же они закончатся? Ведь я собственно, даже не знал, что вывожу оттуда. Совершенно забыл! Тонкий и эластичный, как тряпочка, электронный браслет оставался в кармане незамеченным очень долго. И, если бы не позавчерашний «визит» в ФСБ и тщательный обыск, то, вероятно, я сам рано или поздно обнаружил бы его и каким-нибудь способом ликвидировал. Тогда и Вяземскому не пришлось бы за меня заступаться. История осталась бы не запятнанной моей новой ошибкой…

Как бы невзначай, Богданов заглянул в мой холодильник, теперь уже вполне годный к поддержанию моего жизнеобеспечения, и удивлённо покачал головой. Потом повернулся и спросил Вяземского: