— Валерий Евгеньевич ни в чём не виноват. Прошу освободить его немедленно!

Эта фраза, прозвучавшая словно защитное заклинание, была вообще удивительной. Я никогда не мог ожидать подобного от майора Вяземского. Как будто, это был вовсе и не он.

Потом мне наконец удалось отпихнуть себя от стола, и я, почти вывернув шею, оглянулся. Это был точно Вяземский! Но не совсем он. У этого Вяземского были совершенно седые волосы. Ни следа рыжей желтизны. Белая, ровно подстриженная бородка и усы, вместо привычного выбритого лица, и морщины на этом лице… Старик! А на нём какая-то абсолютно непривычная лёгкая одежда.

— Иннокентий Семёнович! Что с вами? — я первый, кто сумел произнести хоть что-то, после появления майора. Те, у меня за спиной по-прежнему обалдело молчали.

— Всё в порядке, Валера! Я вернулся.

Но меня так быстро всё же не отпустили. Триумфального освобождения не вышло. Когда «генералы», допрашивавшие меня, захотели побеседовать тет-а-тет с майором, он сказал, что у него пока нет на это времени, и спросил, уже обратившись ко мне:

— Валера! — снова этот нехарактерный «Валера». — Где у тебя тот браслет, который ты увёл из будущего?

Я тут же вспомнил о сером напульснике и ответил:

— Когда меня сюда привезли, всё из карманов вытряхнули! Я даже не знаю, где это теперь. И браслет тоже там.

Мои генералы в гражданском засуетились. Как же! Здесь где-то у них уникальная вещь из будущего! Но Вяземский их охладил:

— Эту штуку надо вернуть туда! Немедленно! Иначе им придётся её уничтожать. И они это смогут!

Да, это был совсем другой Вяземский! Он неколебимо шёл против своего начальства. И, по-видимому, против собственной карьеры. Я с уважением взглянул на седого старика.

Когда все формальности были закончены и мне принесли пакет с моими вещами и этим напульсником, Иннокентий Семёнович взял из моих рук браслет, внимательно осмотрел его. По-видимому, всё было в порядке и он, ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс:

— Машина, автономный режим!

Левый рукав у него шевельнулся, и Вяземский ловко извлёк из рукава свой джампер. Это были совсем не «котлы»! Очень широкий и тонкий литой серебристый браслет с чудовищно широким монитором, на котором контрастно сияли разноцветные и объёмные цифры и буквы. Мне не было видно, подробностей, потому что вокруг нас уже собралось не менее десятка любопытных, возникших как бы из ниоткуда. И все, затаив дыхание, смотрели на манипуляции Иннокентия Семёновича. Он приладил куда-то внутрь своего джампера мой браслет, и браслет просто исчез, словно растворился! Потом майор произнёс:

— Машина, блок! — и на ладони у него прибор, в каком-то сиянии приподнялся в воздух. И сразу же стал таять, как лёд в стакане горячей воды. И исчез.

О-о! — раздалось вокруг.

Кто-то даже попытался аплодировать. Чем-то хлопнул пару раз. Но недремлющее усатое начальство строго заметило:

— Вся информация, о том, что случилось — только д. с. п.! — то есть, как я понял не «дерево-стружечная плита», а «Для Служебного Пользования».

И все присутствующие стали немедленно расходиться. Вяземского под руку подхватил «усатый»:

— Иннокентий Семёнович! Необходимо побеседовать!

— Я вернусь, тогда и побеседуем! — сказал новый Вяземский. — Сейчас, только отвезу домой Валерия Евгеньевича и будем говорить!

И усатый не посмел ему возразить. Это действительно был новый Вяземский.

Меня кантовать оказалось очень непросто. Слабость в ногах была немыслимая! Коленки даже тряслись. Но Вяземский, взвалив мою руку себе на плечо, упорно потащил меня из кабинета.

Когда мы с ним выходили из лифта на первом этаже, снова всё поплыло перед глазами.

— Да что же вы, чёрт возьми, делаете?! — раздался женский крик.

Доктор Крайчик метнулась к нам от рамки металлоискателя. Мы с Иннокентием Семёновичем смотрели на неё удивлённо.

— Он около литра крови потерял утром. И не ел ничего!

Ей не дали ничего достать из своей сумки. Сразу двое из охраны кинулись к ней.

— Отпустите! — едва слышно попросил я.

И Вяземский начальственно продублировал:

— Отпустить!

Потом они вдвоём со Светланой Леонидовной тащили меня к машине, припаркованной во дворе… Это была та же чёрная «Тойота», на которой Иннокентий Семёнович несколько дней назад ночью подвозил меня домой.

Когда мы подошли к стоянке, Иннокентий Семёнович поглядел на свою машину почти что с нежностью. Он, наверное, давно не видел её и соскучился. Прежде чем открыть, снял рукой веточку с крыши и ласково провёл пальцами по переднему крылу.

Светлана Леонидовна, несмотря, что была меньше меня ростом, крепко уцепилась и добросовестно помогала мне не упасть. Потом села сзади со мной, положила руку на мой пульс на шее, и что-то про себя стала считать.

Дома у меня был полный порядок. Я квартиру успел законсервировать перед уходом! Только в холодильнике было пусто. Хлеб, молоко и моё любимое вологодское масло ушли утром в мусоропровод. Поэтому доктор Крайчик воспользовалась своими припасами из сумки. Пачка овсяного печенья, бутылка с кефиром и с несколько конфет россыпью. Пока я с наслаждением уминал всё это, они, вместе с майором, стояли и удивлённо наблюдали, как я жадно это делаю. Потом, минут через десять, убедившись, что я всё съел, ушли. Очень хорошими людьми оказались.

Потом я радостный шёл по застроенной высотками улице Богданова к своему дому… Перепутав времена… А, сообразив это попытался вернуться в своё время… Сжал кулаки, напрягся… Часов-то на мне не было… И вспыхнул яркий свет…

…Когда я проснулся, то оказалось, что я продолжаю сидеть за кухонным столом, уронив голову в тарелку с крошками от печенья. Сон тут же выветрился из головы. Снова мне захотелось есть. Я с трудом дошёл до своей комнаты, и взглянул на часы на стене. 17.25. Уже вечер! Только, какое число? Достал из кармана смартфон. Удивительно, только двадцать шестое марта, всё тот же бесконечно длинный понедельник. Два абонента, желавших меня слышать ещё с утра, остались безответными. Это Лика и Димка-Профессор. Я набрал номер Профессора. Просто очень хотелось есть. Если я к нему приду, он обязательно покормит. От голода умереть не даст.

А Дима, к моей радости, ещё не ужинал. Он спросил, что случилось с моим смартом, почему я не отвечал на его звонки. У Димки появилась масса новой информации. Я, не скатываясь до оправданий, ответил, что скоро буду и отправился к нему. Дверь, через которую накануне вышли Крайчик и Вяземский, до сих пор была открыта, но я надеялся, что ко мне никто посторонний не заходил. Ведь наблюдение всё ещё не снято… Я дверь запер и отправился к Димке. Путь к Профессору дался нелегко, но меня вела счастливая звезда. Меня там должны накормить! Возле стенок идти было безопасней, в открытом пространстве меня неустойчиво, словно пьяного, раскачивало…

Дом у Димки снова был полной чашей! На кухне группа молодых людей шумно отмечала какой-то свой очередной праздник. Играла музыка, звенела посуда… Мы с Профессором, как гости, устроились в наконец-то прибранной гостиной со своей скромной яичницей пашот и салатом из салата с помидорами под майонезом.

— Что с твоим лицом? — удивился хозяин, когда мы расселись на диванах.

А что с ним, интересно, могло быть? Я посмотрел на Профессора удивлённо.

— Тебя, как будто, отделали! С кем ты дрался? Вон под глазом у тебя фингал!

Интересное слово! Я его расценил, как «синяк»… У меня у самого было такое же ощущение. Будто подвергся нападению… Но у меня до сих пор болело всё… И лицо не было исключением.

Только лишь в конце ужина я вспомнил, что не сказал самого главного:

— Знаешь, Димка, Вяземский вернулся!

— Серьёзно? Ты же сказал, что он… как бы… того…

— Я-то этого не знал. Это предполагали люди оттуда. И я им верил. Но теперь понял, что их общество абсолютными знаниями тоже не обладает. Они могут лишь предполагать. А ошибаться могут все! Они такие же, как мы. И про водителей мне тогда сказали, что никто от взрыва не погиб…