Батя притормозил и оглянулся, гаишник больше не стоял на том месте, он торопливо шёл к своему автомобилю, стоящему метрах в ста у первых, оставшихся целыми, кустов. И на плечах его трепыхалась серебристая накидка. Отец посмотрел на меня удивлённо. Что такое радиация и как от неё спасаются он отлично знал. Но всё-таки спросил:

— Ты серьёзно?

— Часы при работе немного излучали. — честно сказал я. — Поэтому эмчеэсники сегодня ночью эту воронку вокруг всю измерили и огородили. И около часа собирали с асфальта радиоактивные осколки.

— Часы? Как они могли излучать? — отец всё-таки продолжал оставаться скептиком.

— Это не столько часы, сколько машина времени! — я уже не помнил, сколько раз сказал бате об этом. — У твоего брата, отец, рак был на почве пятидесяти лет ношения с собой этих часов.

Мы окончательно остановились на обочине. Батя заглушил двигатель и повернулся ко мне.

— Я ничего не понимаю… Ты хочешь сказать, что оставил, где взрыв, Витькины часы? Но, зачем? И, что там так взорвалось? — он стал прямо, как тот полковник. — Ты хотел так от радиации себя спасти?..

Вопрос поверг меня в паническое настроение, я понял, что это абсолютная безнадёга, но всё же, вздохнув, начал рассказ. А отец всё время теперь стал задавать вопросы, которые совсем не казались мне глупыми. Его порой интересовали неожиданные вещи, его интересовало всё, что случилось и, что могло только случиться, как я намеревался использовать машину времени, сколько людей знают о ней. Разговор затянулся надолго.

При рассказе я ещё надеялся, что удастся не упоминать федеральную службу, но это с моим отцом не пролезало. Он сам сказал, что «этим должна заниматься служба Бортникова», когда я упомянул про то, что грабители потребовали отдать им мои «часы». Да, мне пришлось рассказать всё.

Отец, услышав про моё решение, ликвидировать, в пику ФСБ, удивительное творение, мою машину времени, покачал головой:

— Ну и что хорошего?.. Ведь всё равно, рано или поздно кто-то это создаст! Лучше, может, чтобы это всё сразу разрешилось. Тем более, что я не вижу в чём опасность сходить, узнать про прошлое… Мне вот всегда хотелось узнать, как там на самом деле было…

Я снова вздохнул. Сколько ещё будет мне встречаться сомневающихся в опасности путешествий во времени.

— Это, батя, не просто путешествия и прогулки. И не только способ узнать подробности прошедшего. Это способ всё изменить… И, большей частью, в худшую сторону… Например, я хочу быть богатым и властным. Чтобы этого добиться, отправляюсь и меняю что-то в прошлом, и, возвращаясь обратно, вижу мир уже изменившимся. Я неожиданно богат и влиятелен…

— Так это же, наверное, хорошо! — не совсем уверенно произнёс отец.

— Нет. Кое-кому от этого будет явно плохо. Потому что это невозможно сделать без насилия. И меня никто при этом не сможет остановить и контролировать. — уточнять, кто этот таинственный «никто», я не стал.

Но отец всё понял верно:

— Даже ФСБ?

— Да, даже они. Это невозможно ни предугадать, ни предотвратить! Полнейшая беспросветность!

— Но, когда и у них будет такая машина, всё изменится… Правда?

— Ничего не изменится. Неизвестных тут станет просто больше. А вся борьба будет сводиться к контролю средств перемещения во времени в узеньком промежутке между настоящим и ближайшим прошлым. Машина времени устройство может быть и сложное, но со временем, как и всё, выйдет на конвейер. И каждый заинтересованный сможет приобрести и использовать. И как понять действия этих людей, когда, кто и зачем? И из какого времени прибыл диверсант? Всех людей перемножить на все возможные времена… Просто бесконечное множество вариантов получается. Поди, разберись!.. Ну, не всех людей надо перемножать, конечно…

— Вот видишь! — батя почти обрадованно вздохнул. — Так, что, я думаю, ты, вероятно, погорячился.

— Думаю, я дал шанс не ускорять естественные процессы. Прошедшая история должна быть неизменяемой, такой, какая она на самом деле есть… Ладно, считай, что я погорячился. — мне не хотелось портить отцу настроение, ввязываясь в бесконечный спор и ставя его в известность про газовую атаку, сломанную дверь и предательство друзей. Короче, про все противозаконные козни майора ФСБ Вяземского, ополчившегося на меня…

Тем более, что я сам начал мало-помалу сомневаться в верности собственного решения. Надеялся ещё отыскать в прошлом какую-то лазейку, вариант, позволивший бы мне обойтись без чудовищного взрыва и ликвидации этой удивительной машины. Но все варианты заканчивались «котлами» в руках совсем не пригодных для этого людей. И одно, несомненно, было хорошо, что к этому вернуться никто уже не сможет. И мои сомнения остались навсегда неразрешимыми. Отец сказал:

— Я подумаю над твоими словами.

— Всё равно, батя, уже ничего нельзя изменить. Что должно было, всё произошло. Я вернуть теперь уже ничего не сумею. У черепахи Тортиллы был всего один золотой ключик!

Батя усмехнулся, что было, безусловно, прогрессом, но дальше, до самого дома, мы, всё равно, ехали молча. Там, дома, я отдал ему ту техническую записку, которую мне принесла Лика всего десять дней назад.

Мы с ним ни о чём больше не говорили. Я не жалел о том, что рассказал ему. Чем больше людей будет знать об этой истории, тем лучше. Тем более, мои родные должны быть в курсе… Вспоминая вооружённых грабителей, я теперь просто желал, чтобы знали все!

Батя уехал, и я дома остался один. Лика, вот что удивительно, мне с утра не позвонила. Обычно, по дороге в школу, она напоминала о себе. И я считал такой день удачным. Я, на всякий случай, посмотрел заряжающийся Самсунг. Там звонков не было тоже. Это, вероятно, был повод расстроиться, но я себе такого не позволил. Возможных причин не позвонить было множество: забыла, оставила дома телефон, опаздывала в школу, кончился заряд, сбой в сотовой сети. В конце концов просто устала от меня…

Когда я вспомнил про усталость, тотчас, не расстилая, устроился на своей постели и, вместо лёгкого отдыха, забылся глубоким сном.

И мне в этот раз снилось, что стою на пустой дороге где-то в лесу. Где я, в каком месте, не знаю. Хочу вернуться домой. И не знаю, куда идти. Идти прямо, или вернуться назад?.. Конца у дороги два! А потом увидел вдали фары. Обрадовался. А фары всё ближе и ближе. И я понимаю, что меня не видят. Кричу, машу руками… И в момент, когда фары достигли меня, всё вспыхнуло в полной тишине!.. И я проснулся. Первую минуту переживал, что меня не заметили и бросили здесь, но после сообразил, что это всего лишь сон. И в нём наверняка было что-то из вчерашнего. Лес, шоссе, и приближающиеся фары автобуса с пассажирами… А теперь всё уже, по-видимому, хорошо. Просто такой сон вышел!

Встал и добрёл до часов на стене у окна. Только три часа дня. Я, выходит, почти и не спал. Но при этом видел полновесный сон… И сон похожий, мне однажды уже снился. Про дорогу и фары… Только это было ещё до той катастрофы… Странно, мне тогда снилась именно мокрая лесная дорога с отражающимися в ней фарами. Это было, когда я ночевал в сарае на улице Дальней четыре дня назад. Предугадать в то время что случится позже было невозможно. Я тогда ещё не мог планировать уничтожение своего бесценного подарка, и мокрую дорогу в лесу не мог представить. А ещё говорят, что вещих снов не бывает! Бывает, оказывается, и ещё как!

Раздумывая о вещих снах, я едва не пропустил звонок на корейский смартфон. Он в куртке надрывался почти минуту. Номер незнакомый.

— Да, я вас слушаю!

— Это Валерий Евгеньевич Евграфов? — спросил женский голос. Не похожий ни на кого из моих знакомых.

— А вы кто? — довольно грубо спросил я вместо ответа.

— Корреспондент «Вечерних Огней» Надежда Самохина. Очень хотелось бы получить ваше интервью. — очень быстро, но профессионально разборчиво проговаривая слова, произнесла она.

Мне за свою жизнь не разу не приходилось давать интервью. Даже, когда проводился опрос от имени провайдера о качестве обслуживания в сети, я неизменно от этого уходил. Но сейчас я подумал о каких-то опросах по поводу подготовленности наших дорог к летнему сезону, или каким мы видим современное российское кино. Это были темы лично меня интересовавшие. Поэтому я сразу спросил: