Игорь работал слесарем в строительном управлении. Хлопот у него и там хватало. Кирюхин, его непосредственное руководство, узнав о посылке в колхоз, начинал крестить начальника:
— Только в мастерской, мать его в душу, бездельников увидел! Нет чтобы по объектам проехать, поглядеть, там шибаев пруд пруди, на одного «раба» три прораба, а он последнего слесаря забирает — нашел топор под лавкой. Поломается техника — и крышка плану, тогда уж он забегает, засуетится. С него тоже за план спросят, по головке не погладят…
Игорь слушал Кирюхина, слушал и улыбался, не поддакивал и не возмущался, но в душе был рад такому жизненному повороту. Откровенно говоря, ему надоели городские дружки, каждодневные стойки у пивного ларька, глупые танцульки до пота в парке да и многое другое из городского быта. Отъезд в деревню он воспринимал как праздник, счастливый случай, потому что заметил — есть в деревенской жизни серьезная основательность и неторопливость, которые ему были по душе.
В Петровке Игорю было приятно вдвойне: о родине у него сохранились нежные воспоминания. А с другой стороны, бабка Спиридониха, ворчливая, но добрая старуха, говорунья и потешница, всегда до слез была рада внуку.
Игорь приехал вчера, разместился у бабки, а сегодня день начался с приятного сюрприза. И своим, деревенским, нечасто новую машину доверяют, как премию самым лучшим дают, а тут приезжему честь оказали. Бригадир Александр Афанасьевич, а по-деревенскому Саня Сохатый (он и правда на лося похож: длинноногий, торс точно литой, и голова крупная), сегодня утром подозвал Игоря, сумку с ключами вручил:
— Вот, Игорь, на двоих с Кузьмичом вручаем трактор. У нас, понимаешь, с парами заполышка, лето в зените, а на них осот стеной бушует, волки в бурьяне скоро выть начнут, поэтому два дня на обкатку машины — и в добрый час. — И, уже обращаясь к Кузьмичу, погрозил пальцем: — Последний твой шанс, понял?
Кузьмича Игорь знал мало, в прошлом году на стане несколько раз встречались — так, «здравствуй — до свидания», но трактористы рассказывали про него всякие байки. Одну из них Игорь запомнил и даже рассказывал своим городским друзьям в баре. Те хохотали до слез, и сам Игорь заливался не меньше.
Дело было осенью, в самую хлябь, когда в поле уже работать не годится, а на стане как раз самое время порядок навести. Александр Афанасьевич на совещание спешил, в правление, но короткую задачу поставил, предупредил:
— Чтоб без чудачества, вернусь — проверю.
Кузьмич выслушал бригадирский наряд почти по стойке «смирно» и, когда тот закончил, от лица всех заверил:
— Не подведем, будем копаться, Афанасьевич!
Бригадир вернулся часа через два и нашел Кузьмича в луже.
— Что ж ты делаешь, сукин сын?! — заорал Саня Сохатый.
— Не видишь — копаюсь, — сказал заплетающимся языком Кузьмич, и добавил нараспев: — Ука-за-ние — за-кон!
Сегодня Кузьмич был трезв как стеклышко, и поэтому разговор между напарниками шел только о делах.
— Сначала, Игорь, — говорил неторопливо Кузьмич, — масло сменим. Им на заводах, ер-майор, один хрен, заправят со стружками — и Ванькой звали. Запорешь двигатель — бригадир с тебя спросит. Потом мы с тобой гайки подтянем, пошприцуем. Главное, не спеши, излишняя спешка только при ловле блох нужна…
Игорь принялся подтягивать гайки, сапогом до упора нажимая на ключи. Кузьмич тоже без дела не сидел, притащил ведро масла, слил старое — и все это под шутки-прибаутки.
К обеду, когда работа закончилась и время пришло заводить трактор, заметил Игорь, что Кузьмич приуныл, шутить перестал. Наверное, устал мужик, подумалось. Солнце только в макушку уперлось, а они уже трактор к работе приготовили.
Кузьмич первый уселся на гусеницу, закурил, закашлялся взахлеб, позвал:
— Слышь, Игорь, подь сюда.
Игорь вылез из-под трактора — поддон подтягивал, — подошел поближе.
— Слышь, Игорь, — заговорщицки подмигнул Кузьмич, — а мы ведь, ер-майор, самое главное забыли…
— А что такое, Кузьмич?
— Эх ты, сорочья голова, никак не догадаешься, да? Ды обмыть, чудак-человек!
— Кузьмич, да ведь нам обкатать трактор еще надо!
— Второй раз говорю тебе — прыткий ты очень. Спешишь через край. Ты мне объясни на милость, часто новые трактора получал, а? Чтоб как солнышко блестел, а? Уж на что я человек бывалый, можно сказать, ветеран колхозного производства, и то первый раз. Он знаешь какой у нас, Сохатый, — как дуб мореный. От него все слова отскакивают. Сколько раз просил: «Дай новый трактор, Кузьмич экстра-класс покажет». Знаешь водку, «Экстра» называется? Ну вот, я ему и намекаю, что буду по высшему разряду землю ворочать. А он как пень на лесной дороге — ни пройти, ни проехать. Подожди, говорит, Кузьмич, у тебя еще не все чудачества из головы выветрились. Вот только сегодня расщедрился.
— Поэтому и не надо…
— Ну, ер-майор, заладил свое… У нас в деревне Олдоша один был, блажной немного, придет к моей матери и просит: «Молодка, можно собаке вашей хлебушка дать?» — «Не надо», — та говорит. А он запляшет у порога и радостным голосом запоет: «Ты говоришь, не надо, а я говорю, надо…»
— Да я, Кузьмич, водку не пью, пиво — другое дело…
— Значит, ер-майор, выгадываешь? Деньги на сберкнижку откладываешь, да? Все равно с тебя трояк — твоя доля на обмывку… Иль пожалеешь?
Игорь достал мятую трешку, подал Кузьмичу. Тот подбросил деньги на широченной ладони, как мяч, опустил в карман и как-то просветлел лицом. Довольно начал:
— Знаешь, один друг пьяный домой приходит, а жена и спрашивает: «Где и с кем?» А он отвечает: «На троих в магазине». — «Так почему же такой пьяный?» — «Дак двое не пришли».
Веселый человек Кузьмич. На всякий случай присказка имеется, с таким не соскучишься. С ним и работать легко будет. Игорь любил веселых людей, шутку добрую.
Кузьмич между тем в кабину уселся, зажигание включил, и пускач зачастил автоматной дробью, а через минуту и двигатель ожил, стрельнул голубыми кольцами дыма. Кузьмич из кабины высунулся, заулыбался во весь рот, крикнул:
— Живой, ер-майор! Как младенец чхает! Зверь, а не машина. — И начал включать скорость, затем нажал на фрикционы. Тарктор юлой закрутился на месте, оставляя причудливые круги на земле.
Потом Кузьмич газ поубавил, выпрыгнул из кабины, прокричал Игорю на ухо (мешал заведенный двигатель):
— Значит, сейчас на тракторе в магазин смотаюсь. Будем делать как в кино — красиво. Приеду — в тенек сядем и потрапезничаем. Прием на высшем уровне устроим.
Игорь остался один. Он видел, как за изломом деревенской улицы скрылся трактор, собрал ключи в сумку, руки в солярке помыл, уселся на землю. Самое время отдохнуть, крутни даже с новой машиной хватает, уже усталость лопатки в скупую пригоршню собирает. Знал Игорь, до магазина минут пятнадцать езды да обратно столько же. Потом пусть Кузьмич трапезничает, а он, Игорь, обкаткой займется, по дороге машину погоняет, всем телом ощущая живую дрожь заведенного двигателя, его послушную песню.
Кузьмич через полчаса не появился. Не появился он и через час, и через два. Игорь уже давно чувствовал голод, хотел уйти к бабке Спиридонихе, но внутренняя тревога, что с Кузьмичом наверняка вышла опять какая-то история, нарастала.
У магазина трактора не оказалось. Широкий след по набитой дороге уходил за село, к речушке. Игорь шел по следу, и с каждым шагом его все больше распирала злость. Не иначе Кузьмич хороший отдых себе устроил, на берегу валандается, сосет свою бутылку, а что человек его дожидается — ему и горя мало.
Речушка в Петровке маленькая, под обрывом голубенькой жилкой по лугам петляет, точно узелками повязана, — в одном месте широким плесом разливается, спокойной волной играет, а в другом ее берега сжимаются до метра, ногу пошире выкинь — и на другой стороне окажешься. Но занятная речка, вода в ней ледяная, до костей охватывает, потому что родники питают ее, из-под косогоров прорезав себе дорогу. Игорь в прошлом году, когда выдавалось свободное время, бегал купаться сюда, плес себе облюбовал с ракитником на берегу, но больше трех минут не выдерживал: тело пламенем вспыхивало, будто в снегу вывалялся.