Дух ждёт, пока люди не перенесут на корабль последний груз. Он наблюдает, как все мужчины и одна женщина вместе со своим маленьким сыном поднимаются на борт. Он видит, как деревянный корабль подхватывает течение, и он выходит из лагуны в открытое море с едва начавшимся отливом. Он видит, как на корабле поднимают квадратный коричневый парус. Корабль, всё ещё увлекаемый течением, поворачивает по ходу солнца, ветер наполняет парус, и судно медленно набирает ход, вспахивая килем море, оставляя за собой белую борозду.
Призрак смотрит на могилу, увенчанную камнем с выбитым на нём крестом, он понимает, что ни одна живая душа не появится здесь, и никто никогда не узнает, кто здесь покоится. Он смотрит на опустевшие хижины, возведённые прямо на песке, зная, что сюда никто никогда не вернётся, и не поселится здесь. Его сородичи ничего не оставили после себя, за чем стоило бы вернуться. Не осталось ничего, кроме призрака, исчезнет и он, когда не останется никого, кто помнит о нём.
Глава двадцатая
Девятнадцатое сентября
Подожди, я ещё не готова. Я всё ещё разглядываю её. Дорогой мой, я думала, ты давно позабыл. Тебе и вправду разрешили принести книгу сюда? И ты сказал, что берёшь такую драгоценную вещь, чтобы какая-то неграмотная старуха всего лишь взглянула на неё. Должно быть, это добрые люди, несмотря на их чудную жизнь. Не возражаешь, если я переверну страницы? Правда, всё хорошо? Я ведь не повредила её, нет? Взгляни, Агнар, здесь лица. И узоры, напоминающие искусную работу по металлу. Карлсефни любил тонкую работу по металлу и подобные узоры ему очень нравились. Взгляни на картинки. Посмотри, Агнар, вот человек, руки и ноги, всё его тело оплели узоры. О, а вот это буква, так ведь? Что ты имеешь в виду? Звук? Не уверена, что понимаю. А вот это птица. Красная, жёлтая и синяя. Карлсефни нравились яркие цвета. До того, как мы приехали в Норвегию, я в жизни не видала столько ярких цветов. При королевском дворе все ходили в крашеной одежде и драгоценностях. Мне казалось, что королевские комнаты наполнены прекрасными вещами: гобеленами, резными сундуками, стульями и столами, позолоченными кубками и чашами. Придворные щеголяли браслетами, ожерельями и брошами из драгоценных камней, оправленных серебром, или даже золотом. Мне казалось, там были все цвета мира, так же, как здесь. И всё же, Агнар, по сравнению с роскошью Рима, это было ничто. Пока я не приехала сюда, я даже не представляла, что способны создать люди. Я отправилась в Латеранский собор, и там увидела все краски небес; арки сходятся высоко над головой, камень переходит в золото на крыльях ангелов. Всё во славу Божью, как и эта книга, лежащая передо мной.
Смотри, вот зелёный. И фиолетовый, или это тёмно-синий? Не могу сказать, глаза уже не те. Взгляни на эту необычного зверя, Агнар, посмотри на его длинное извивающееся тело, как из его зубастой пасти струятся узоры. И ещё, взгляни, вот другой: его тело вьётся прямо по краю страницы. А вот, смотри, ангелы с человеческими лицами. Рисование подобно тонкой работе по металлу, Агнар? Когда мы были в Норвегии, Карлсефни подарил мне зеркало, похожее на это — надеюсь, я не богохульствую. То зеркало — светская вещь, но узор на его оправе очень похож на этот. Оправа из настоящего золота, Агнар, для Карлсефни этого была чрезвычайно дорогая покупка, но зверь, украшавший оправу, точно такой же, — Ёрмунганд, Великий Змей, пытающийся зубами ухватить свой хвост. Всё свободное пространство занимали прекрасные узоры, различные птицы и мелкие животные, которые прятались в изгибах его тела, будто белки, скачущие вверх и вниз по стволу Игдрассиля, Мирового Древа. Здесь, на этой странице чёрные буквы, а в оправе зеркала было вставлено настоящее венецианское стекло, и я видела в нём своё лицо, также отчётливо, как и этот текст. Никогда ранее я не видела своего лица. Но некоторые считают, что это грешно. Ни одна женщина или мужчина не должны любоваться своей красотой. Но разве эта красота не во славу Божью? Когда мы приехали в Норвегию, Карлсефни говорил мне, как я прекрасна, повторяя это снова и снова. Он дарил мне цветную одежду, золотое ожерелье и витые золотые кольца с рубинами, которые вдевают в уши. В тот первый вечер, когда я нарядилась и надела украшения, сидя за королевским столом, он не сводил с меня восхищённого взгляда, будто увидел впервые. А потом, когда мы отправились в постель, он любил меня, словно это была наша первая ночь. Будто мы опять начали всё с начала, и я уверена, Агнар, хоть и не могу утверждать, что тогда мы и зачали Торбьёрна.
Но я не должна думать о плотском влечении рядом со священным писанием. Взгляни, Агнар, эта страница испещрена чёрными буквами, но вот здесь лицо человека, посмотри, а вот его тело обвивает красный значок. Что ты имеешь в виду, буква? Объясни. О, постой, здесь ещё лица. Вплетены в узоры, и чем больше вглядываешься, тем больше их замечаешь. Ведь это человеческие лица, Агнар, скажи? Кто они? Что они делают? Объясни мне.
В тексте? Всё это записано чёрными буквами? И ты видишь это? Замечательно, прочти мне что-нибудь. Что ты делаешь? Почему так быстро листаешь страницы? Остановись и ответь мне!
Что ты имеешь в виду под словом подходящее? Разве всё это не слово Божие? Разве любой фрагмент писания не является подходящим?
Подходящий для меня. Мне нравится. Похоже на подарок, который ты выбрал. Очень хорошо, я слушаю.
Конечно же, я и не думала об этом. Мой дорогой, какой ты умница. Ты и вправду сможешь перевести её на исландский язык и дальше? Ты уверен, что это не богохульство?
Ты прав. Ну что же, может нам стоит поближе склониться друг к другу. Хотя я сама говорила, что здесь нас некому подслушивать. Давай, мальчик, отложи перо. Не смей писать, когда я ничего не рассказываю. Думаю, ты хочешь кое-что прочесть мне.
О, мой дорогой. Даже не знаю, что тебе сказать. Как ты понял, что всё так? Из вихря, о да, с севера приходит он в страшном великолепии [4]. О, да, так и есть. Я даже и не знала, что в этой книге написано, что мир создан не для нас. Прочти мне снова, как пели утренние звёзды, а нас ещё не существовало.
Он прав, Агнар, он прав. Истоки моря непостижимы для нас, и врата смерти откроются не для нас [5]. О чём думал твой кардинал, что такого я могу тебе рассказать? Я же ничего не знаю, Агнар, ничего. Я заявляю тебе прямо, что не знаю ничего из этого, даже крохотной частички. Прочти мне снова о дожде и льде, о пустыне, лежащей за пределами мира, который не был ни порождён, ни создан, мир, который людям не дано постичь.
Мир, который мы себе создали, очень мал, Агнар. Иногда мне кажется, что мы в нём узники, думаю, когда мы умираем, двери отворяются, и душа освобождается. Возможно, это единственное, что я поняла. Однако сколько бы ты не учился, как далеко ты не зашёл в науках, ты не сможешь понять, где находишься. И всё же, книга прекрасна, чтобы даже просто любоваться и прикасаться к ней. Даже запах кожи, что исходит от неё, очень хорош. Как можно создавать такие чудесные вещи, Агнар, когда мы так мало знаем? Никто до сих пор так и не смог толком объяснить мне, но теперь я думаю, что твой Бог из книги гораздо могущественней, чем норны, потому что он делает гораздо больше, чем просто прядёт нити человеческих жизней. Но его величие пугает меня. Кто мы по сравнению с ним? Границы мира стали такими широкими, и там так холодно. Будет ли хоть кто-то ждать нас там, когда мы умрём? А что если смысл наших страданий по-прежнему будет непостижим нам даже там?
Если на самом деле существует прощение, о которое обещает эта книга, я так думаю, нам будет дано понять его? Как ты думаешь, Агнар?
Ну конечно, ты не можешь сказать иначе, да? Но такое будущее не похоже не то, о котором ты только что прочитал. Это слишком мало, слишком ограничено. И всё же здесь заключено слово Божье, так ведь? Я знаю, ты — богослов, Агнар, но мне вполне достаточно знать, что я не понимаю того, что уже знала.