Изменить стиль страницы

– Где это Вригливилль?

Он смеётся

– Чикаго.

– Ты оттуда?

Тост возникает неожиданно, напугав меня.

– Да. Мы могли прогуляться до него из дома, где нас воспитывали родители. – Нас. Он имеет в виду свою сестру и брата. – Просто небольшой дайв-бар.

– Когда в последний раз ты играл там?

Он задумался на минуту, пока делил яйца пополам и выкладывал их на тарелки.

– Вероятно, лет восемь назад.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы просто появиться там и отыграть концерт?

Он смеется.

– Нет, нет. Но теперь задумываюсь. – Он протягивает тарелку, и я кладу на неё тост. Мы направляемся к столу.

– Что бы они сделали?

Он пожимает плечами.

– Я не знаю. Мы многим им обязаны. Они мирились с нашим дерьмом, когда мы были глупыми детьми без тормозов.

– Что это значит? – Я откусываю яичницу и издаю: ммм.

Он сдвигается в кресле.

– Это означает, что Итан и я были глупыми. Мы играли пьяными или иногда под кайфом, разбивали бутылки, начинали драки.

– Под кайфом?

– В основном, травка, хотя Итан готов пробовать что угодно. Тогда это никого не волновало, но как только мы подписали контракт с лейблом, нам пришлось измениться.

– Поэтому ты исправился?

Он смеётся.

– Я нашёл другие пороки.

– Женщины?

Он пожимает плечами, и атмосфера внезапно становится неудобной, словно забиваю гвоздь в голову.

– Это всё образ, созданный моим публицистом. Секс продается и всё такое.

– Значит, ты говоришь, что не спишь с разными женщинами каждую ночь? Потому как, насколько я помню, я была одной из них.

Он смотрит на меня через стол с печалью в глазах.

– Не каждую ночь разные женщины. – Его голос мягкий, но немного побеждённый.

– Большинство ночей?

Он пожимает плечами.

– Иногда. Я не считаю это самым весомым.

– Что ты пытаешься доказать?

– Я не всегда "бац и свалил”.

Я поднимаю брови.

– "Бац и свалил”?

– Трахаю и отчаливаю.

Я бросаю вилку на стол с грохотом.

– Эм... что?

– Ебу и отваливаю.

Я закрываю рот, чтобы скрыть свой смех.

– Я не хочу, чтобы ты так обо мне думала.

Я хочу спросить, почему нет, но у меня такое чувство, что это только приведёт к ответу, который я не должна слышать, - не тогда, когда я скучаю по нему, - потому как наша единственная ночь прошла.

– Тогда давай так, расскажи мне больше о личном Марка Эштона, – говорю я вместо этого. – Что-то отличающееся образа, создавшегося публицистом. – Я поднимаю вилку, снова откусывая, и выдаю ещё одно "ммм" от удовольствия.

Марк ёрзает в кресле.

– Прекрати создавать этот шум, пожалуйста? – Он укусил тост. – Хороший тост, – говорит он.

Я сдерживаю другое хихиканье.

– Благодарю. Яичница тоже вкусная.

– Вот тебе. Я умею готовить яйца. Этого не печатают в таблоидах.

Я смеюсь.

– Им стоит. Что ещё?

– Я люблю футбол.

– А кто не любит?

Он одобрительно кивает на мой комментарий, и в этом есть что-то сексуальное, ведь он одобряет то же, что мне нравится, и появляется приступ острого желания.

Я пренебрегаю этим, потому как должна.

Он прочищает горло.

– Где мой брат? – Он говорит тихо, не смотря на меня.

– В Хьюстоне.

Он смотрит в свою тарелку.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем он.

– Извини?

– Он мой брат, и я люблю его, потому как он моя семья, но ты достойна лучшего, чем он. – В его голосе слышится предупреждение, и Марк разбивает моё и без того хрупкое сердце надвое.

С минуту я пристально смотрю на него. Я полностью потеряна. Никаких идей, что ответить или как реагировать на это.

– О чём ты говоришь?

Он качает головой.

– Неважно.

– Он хорошо относится ко мне.

Он кивает один раз.

– Я уверен, так и есть. Я не должен был говорить это.

– Зачем тогда?

Он не отвечает. Вместо этого он встает. Мы оба уже поели, поэтому он собирает наши тарелки и ставит их в раковину.

– Марк, зачем тогда? – Повторяю я.

Он смотрит на меня, и тоска, которую я испытываю к нему, воспоминания о нашей единственной совместной ночи, потребность и жажда внутри - это все там, все отражается, как в зеркале, во мне.

Не может быть, что он хочет быть со мной. Он не может предупреждать меня о брате, потому что считает, что он лучше подходит мне. Это нереально.

Ведь так?

Внезапно появляется желание уйти, прежде чем случится то, что не должно произойти. Я заставляю себя вспомнить, почему я здесь, в первую очередь ... потому что я провела ночь в постели другого мужчины. В постели его брата.

Я подбираю свой клатч, когда мы заканчиваем с едой. Всё то, что я хотела сказать ему, вылетело из головы. Вместо этого я ухожу со знанием, что он любит футбол и раньше курил травку, перед выходом на сцену. Мы не обменялись словами, которые нам нужно было сказать, - не говорили о том, как мы связались на каком-то другом уровне в ту ночь, никогда не упоминали, чувствовал ли он это, или всё было только в моей голове.

– Тебе необязательно уходить, – говорит он, внезапно вставая между мной и дорогой к двери.

– Я должна.

– Есть несколько вещей, которые я хотел бы сказать.

Моё сердце скачет. Он делает шаг ко мне, и я замираю. Он заполняет разрыв между нами, и тело предает меня, так как я автоматически наклоняюсь к нему. Он воспринимает это как намёк, и следующее, что я осознаю, это его руки, обернутые вокруг моей талии, и как его рот обрушивается на меня с неожиданной страстью. Его язык щекочет меня нежным желанием, наполняющим надеждой. Он целует меня по-мужски голодно, как мужчина, которому нужен мой рот, чтобы выжить, как мужчина, который оставался без того, что ему нужно, слишком долго.

Он целует меня, таким образом рассказывая мне всё, что он хочет сказать. Он демонстрирует, что всё не только в моей голове. Эта ночь была другая - для нас обоих. Связь, которую мы разделили, была особенной.

Это жестоко. Его рот разрушает меня, словно он не может целовать достаточно сильно, его язык не может получить достаточно меня. Он переживает ту ночь так же, как и я, но, хоть это жестоко, это каким-то образом чувственно. Он должен сделать это сейчас, потому что как только это закончится, все будет кончено. Его губы делают всю работу - его руки пробираются под мою рубашку, но они неподвижны на тёплой спине, когда его пальцы сжимаются на моей коже. Я чувствую его нарастающую эрекцию возле моего бедра, и память о той самой его части пронзает мои стены и подталкивает меня к удовольствию, вливаясь в мою грудь, разум, вены.

Так неправильно. В какой-то темной части моего мозга мне говорят остановиться: я с другим мужчиной, его братом, - но я недостаточно сильна, чтобы оттолкнуть его. Он чувствуется слишком хорошо, слишком правильно в его объятиях, его рот на моём.

Если это неправильно, то я согласна жить с этой ошибкой.

Я думаю, что застряла в воспоминаниях прежде, его поцелуй - это физическое напоминание о той страсти, которую мы разделили однажды ночью. Я стону у его рта, обнимая руками, потому что хочу этого. Я хочу, чтобы он услышал, что он делает со мной. Я хочу, чтобы он знал, насколько я желаю большего - больше, чем пальцы на моей коже, больше, чем наши тела, погребенные под слишком большим количеством одежды, больше, чем украденный поцелуй на его кухне.

Больше, чем одна ночь.

Ни с того ни с сего всё останавливается.

Он отрывает руки от моего тела и отстраняется. Он уходит с дороги, оставляя меня с холодным разочарованием.

– Чёрт, – бормочет он, отвернувшись от меня. – Я не могу. – Он говорит два простых слова, которые разбивают мне сердце, его глаза опущены.

Он не может? Он не может, потому что я с его братом? Он не может по какой-то другой причине? Почему он останавливается?

Почему, чёрт возьми, он останавливается?

Мысль о том, что из нас двоих остановиться может он, никогда не приходила мне в голову.