— При чем здесь Быков? — сдерживая гнев, проговорил Мышковский. — Директор совхоза консультировался в управлении культуры. Искусства здесь высокого нет, и мы дали согласие использовать объект по своему усмотрению.

— Не наводи, разлюбезный, тень на день: нашу церковь строил сам Казаков! — отбил его довод Серафим.

— Такой факт, разлюбезный, еще не доказан. Нам известно больше. Знаток нашелся!

Около церкви стали собираться старухи, среди них возвышалась горой Варвара Мысикова. Она решительно заявила:

— Пущай тут останется библиотека, а кузню мы не дадим.

— Ишь какая дурь!

— Не допустим! — поддержали другие.

— Давай документ, иль пущай сделает указанье товарищ Быков! — продолжал стоять на своем Серафим, закуривая дешевую сигарету и не двигаясь с места.

— Данная постройка с толстыми стенами хорошо приспособлена именно для кузницы, а для музея, если таковой вообще понадобится рабочим совхоза, мы подыщем надлежащее помещение, — заявила Варвара. — Не знаю, какая в ней культурная ценность, а что в церкви проглядывает опиум — тут сомнения нет.

— Ты дуру-то, Куропаткин, не пори, — и без того кирпичного цвета лицо Карманова надулось и побагровело, сделавшись красным шаром, — не суй нос, куда тебя не просят!

— Высоко берешь, да где сядешь? — не полез за словом в карман Куропаткин.

— Расходитесь. Открыли, понимаешь, войну, — тоже сбавив тон, проговорила Варвара. — Здесь не вашей компетенции. Мы ценим мнение трудящих, но нам лучше знать, что надо, а что не надо.

За липами послышался треск мотоцикла, и к кузнице подъехал в своей неизменной, с обвислыми полями, шляпе Селезень. И без того маленькое и сизое лицо Ипата Антоновича съежилось от стужи и казалось с кулак размером. Он скромно поручкался со своим прямым начальником, с Мышковским, проговорив с почтительностью:

— Радый, так сказать, приветствовать!

— Здравствуй, — не глядя на него, буркнул Мышковский.

— Не хорошо, дядя, противиться руководящим лицам. Анархию допускать вредно для самих же трудящихся, — назидательно по отношению к Куропаткину и старухам и одновременно с тактом подчиненного лица, находящегося рядом со своими начальниками, произнес Селезень. — Порядка не знаете?

— Этот еще чего вылупился? — взъерепенился Серафим, принимая еще более воинственную позу.

Минут через пять, отряхивая плащи, все вошли в теплый и светлый кабинет Карманова.

— Наша некультурность, — Селезень дул на посиневшие от холода руки, не удержал и выронил свой объемистый, всегда набитый какими-то бумагами портфель.

— Все-таки кузницу следует устроить, — тихо и скромненько сказал Мышковский. — Стены капитальные — послужат.

— Сделаем, чего там, — махнул, не задумываясь, рукой Карманов.

— Сообразуясь с нынешним прогрессом, надо провести среди рабочих лекцию о правопорядке трудящихся, — заметил Селезень.

— Не помешает, — кивнула Варвара. — Ну, как надои? Рабочим предоставил хорошее жилье — надеюсь, стали поприлежней? — обратилась она к Карманову.

— Где там! Неблагодарный народ. Ни черта не повысили молоко. Я всегда стоял на точке — на людей нужна узда. За этот квартал — недовыполнение. Кричат: поднимайте соцкультбыт! Вот и горланят в каждом закоулке: давай этот самый быт. А работать пусть идет дядя.

— Лени от нас, понимаете ли, не отнимешь, — заметил Юзик, — народ — он масса темная, рассудивши диалектически.

— А уж на что мы не заботимся. Взять хотя бы жилье. Считай, городские квартиры. Чего, спрашивается, им еще надо? — пожал толстыми плечами Карманов.

— Думаю, что узды, — сказала с уверенностью Варвара, — как ни толкуй — народ нельзя перекармливать. Вредно.

— Чем скорее мы оторвемся от крестьянского наследства и окультурим деревню, тем надежнее будет экономика, — заметил Мышковский.

— От всего, однако, отрываться не следует, — возразил Карманов. — Крестьянин — при земле, хорошие традиции при работе с ней забывать не следует.

— Сейчас другой хлебороб. И новые социальные условия.

— У них там — горизонт, — кивнул на потолок Юзик, — не в навозе копаются.

— Какой разговор, — согласился Селезень, выразительно кивнув головою.

Варвара отошла с Кармановым к окну, тихо спросила:

— Быков у тебя вчера был?

— Наезжал.

— Школил?

— На складе утечка зерна. Я требовал милицию — идти с обыском по квартирам всех рабочих. Он запретил. Говорит, видишь ли, что такая мера оскорбит народ. Мол, поклеп на всех.

— Ты напиши все это на мое имя, — посоветовала Варвара, подходя к столу. — Ну мне пора в Левадово. Кузницу устраивайте. С идейной точки зрения правильно. Вопрос этот решен. Нечего смотреть на бузотеров. — Она хозяйской поступью, держа прямо корпус, вышла из конторы совхоза.

Варвара скользнула глазами по окошкам, но что-то, однако, удержало ее. Не хотела сознаться себе, что боялась отчего-то глаз свекра. На чем основывался тот ее страх, она не ответила бы себе. Сквозь мокрый, густо залеплявший дома снег в окне Быкова светился огонек. «С тобой мы еще схлестнемся. Кто-то из нас пересилит. Должен! Но пока не надо лезть. Докажу я тебе, что могут быть Наполеоны в юбке. Ты еще, Быков, почувствуешь!»

Она твердой походкой вошла в свой кабинет. С особенным удовольствием, кругло расчеркиваясь, Варвара села подписывать накопившиеся бумаги. Среди них было заявление о квартиле Екатерины Милкиной. При ее имени в душе Варвары поднялась злоба. «Поклонилась-таки гордячка! — Но она сдержалась, подумала: — Может, проявить гуманность… Говорят, кто прощает, тот велик. Нет, блажь придумали. Не дам паскуде. Вот и вся справедливость».

К Варваре вошел недовольный Митрохин. Он к ней шел сейчас с вестью.

— По хозяйствам ездила?

— Завелись бузотеры. В Титкове.

— Ну все, Варвара Степановна, — сказал Митрохин, кисло разминая сигарету.

— Какую тебе дали должность? — поняла его недоговоренность Варвара.

— Заведующего отделом облисполкома. Ты знаешь, что я туда не просился, — прибавил Митрохин.

— Это все знают, — сказала Варвара, подумав про себя: «Как ни тужился, а на зама не пролез».

— У тебя будут трудности, — предупредил ее Митрохин; она знала, что речь шла о Быкове. — Но не так страшно. Поможем. Может быть, сядешь на мое место.

— Я на него не рвусь.

Митрохин тонко улыбнулся, зная ее тщеславие. Вошла секретарь.

— Вас зовет Владимир Федорович, — сказала она, глядя исподлобья на Варвару.

— Хорошо, — кивнула головой Варвара и, когда секретарь вышла, обернулась к Митрохину.

— Иди, иди. Тверже ногу, Варвара!

Быков под настольной лампой просматривал отчеты из хозяйств. Варвара спокойно, крупно вышагивая, с деловитостью и с достоинством прошла к его столу. Быков внимательно смотрел на нее.

— Русские мастера сооружали великие памятники искусства не для того, чтобы их обуглили кузницы. То время прошло! В титковском храме будем устраивать музей, продумайте все хорошенько и доложите мне. Нашли топор под лавкой! Гениальный Казаков создавал свой шедевр ради украшения нашей земли. Сейчас поставлен вопрос о создании проекта реставрации этого памятника, и, между прочим, лично ваша обязанность следить за ходом дела. Свяжитесь с областным управлением культуры.

— За проект, понятно… придется платить совхозу. Карманов денег не даст, — заметила Варвара.

— Не даст — получит нагоняй.

Варвара, округлив глаза, глядела на Быкова.

Зазвонил телефон.

— Я настаиваю. Да. Он сам нарушает законность, оскорбляет людей. Это мое окончательное мнение, — сказал Быков в трубку. — Правильное решение. До свидания. — Положив ее, пояснил: — Областное управление внутренних дел согласно освободить от обязанностей Нифедова.

Такой поворот дела Варвара, сказать откровенно, не предвидела. «Да ведь он и до меня этак не сегодня завтра доберется!» С Нифедовым же у нее была давнишняя тесная дружба.

— Он стоит на страже порядка, — осторожно проговорила Варвара.

— Что же стоит такой порядок, если мордуют человека?