Я взял таблетку губами, дотянулся до стакана с водой, заблаговременно припасенного на тумбочке, и запил горькое, не желавшее отправляться в рот лекарство.
- Ты слушаешь? - строго спросила в этот момент Клер.
- Конечно, конечно! - поспешил я ответить и, конечно, поперхнулся.
Пока я прокашливался, Клер продолжала читать:
- Значит, «в один год случилось, что в этот роковой день была в Камчатке имянинница; почтмейстер не выдержал и раньше узаконенных двух часов отправил-ся на пирог, прекратив, разумеется, прием, потому что был единственным деятелем». Дальше в скобках: «Еще бы имел помощников!»
- Действительно,- неуверенно вставил я слово.
- Дальше без скобок. «Между тем, начальник порта во втором часу прислал пакеты, их не приняли».
Коробочка с оставшимся снотворным еще была у меня в руках. Это обстоятельство послужило причиной новых внутренних осложнений. Нет чтобы сразу положить на место! Я принялся мучительно размышлять, достаточно будет одной таблетки или следует принять еще.
- «На следующий год,- продолжала Клер,- пошла от начальника порта жалоба, еще через год пришел запрос; ответ, полученный опять через год, оказался неудовлетворительным, послали следователя уже лет через пять, но он не застал в живых подсудимого…»
Клер сделала паузу. Глядя на лекарство, я сказал искренне и о почтмейстере, и о себе:
- Прекрасная история.
- Да, не правда ли? - Клер повернулась ко мне.
- Почитай еще,- попросил я. В самом деле, мне было интересно. Хотя проклятая проблема с таблетками сильно меня отвлекала. И вообще мешала жить.
- «Третье: я лишился удовольствия есть такое блюдо, какого ни один гастроном в жизни не пробовал, если он не был в Якутске или Камчатке летом».
И ведь если принимать еще снотворное, то сначала надо, к тому же, решить: целую таблетку добавить или половину.
- «Надобно знать, что любимым кушаньем северных сибиряков зимою служит мерзлая сырая рыба, которую стругают тонкими ломтиками, поливают уксусом, маслом и посыпают перцем, почему блюдо это и называется «струганиной», и надо сказать, что оно действительно вкусное».
- Э! - не удержался я.- В последний раз я ел настоящую рыбу, когда был на Земле. В каком году это было?
Клер только усмехнулась. На Земле мы были в свадебном путешествии.
- Итак, «оно действительно вкусное. Но можно ли получать его летом? Можно, только на нашем глубоком севере, в Якутске и далее… Приедут на берег реки… уловив великолепную рыбу, тотчас ее, еще живою, по-ложат под поднятый толстый слой мха, на нерастаявшую вечно землю, или точнее - на вечный лед, и закроют мхом. Пока пьют чай, гуляют, играют в карты, то, ко времени выпивки и закуски…»
Почему-то мне расхотелось глотать таблетки. Я поймал себя на том, что смотрю на эту самую коробочку с отвращением.
- «…ко времени выпивки и закуски, рыба замерзает совершенно и дает настоящую «струганину». Говорят, что вкуснее этой закуски быть ничего не может, «мороженое» против нея - дрянь».
- Вполне возможно,- заметил я. И с размаху швырнул коробочку с горькой химией на пол.
Клер на секунду скосила глаза в мою сторону и снова уткнулась в книгу.
- «Четвертое, я видел бы лично…» Это, пожалуй, пропустим… «Наконец, пятое - я некоторым образом прочувствовал бы ощущения гудзонского губернатора, который…»
Тут я ощутил, что снотворное начало действовать. Я медленно и сладко стал проваливаться в дрему. Проваливался, всплывал и снова проваливался.
- «Высадился на Камчатке,- донеслось до меня, когда я чуть проснулся,- едет на собаках, на оленях…»
И снова я задремал.
- «Наконец, через пять тысяч верст, видит он город Иркутск…» - услышал я при следующем пробуждении. А проснулся я очень вовремя, потому что Клер строго спросила: - Неужели ты спишь?
- Видит он город Иркутск,- раздельно и как можно бодрее повторил я, чтобы рассеять ее сомнения. Сделал над собой «усилие, раскрыл глаза и увидел старинный переплет. И, по очень далекой ассоциации, добавил: - И не подозревает, как бы хотелось побывать в старом Иркутске кое-кому из нынешних обитателей Луны…
- Да,- откликнулась Клер,- пожалуй, муж Кошкиной все отдал бы, только б оказаться на месте этого самого гудзонского губернатора! Еще почитать?
Поскольку ответа не требовалось, то я и не стал отвечать.
- «Расставаясь навсегда с Иркутском,- снова начала Клер,- не могу еще не остановиться на личностях, оставивших заметными свои имена…»
Борясь со сном, я спросил:
- Это, действительно, все подряд, на одном дыхании?
- Абсолютно,- был ответ.- Даже не с абзаца. Вот смотри.
Мне пришлось приподняться. Я увидел гладкую страницу, сплошь заполненную текстом в два столбца. Автор просто и бесхитростно выкладывал одно за другим. Я почувствовал к нему еще большую симпатию. Скользнул взглядом по строчкам. Мелькнули знакомые слова: «еще бы имел помощников», «через пять тысяч верст», «остановиться на личностях»…
- Он мне нравится,- сказал я.
- И мне! - воскликнула Клер.- Слушай дальше.
Я бы хотел слушать, но глаза у меня сами собой закрылись, и голос Клер куда-то пропал. С большим трудом я вынырнул на секунду.
- …«Трещиха», как называли по-сибирски жену Трескина…- слабо донеслось до меня.- …Она задалась задачею собрать для своих детей, которых было, кажется, восемь,, по пуду ассигнаций…»
Это было последнее, что я успел уловить, прежде чем заснул окончательно.
Утром, еще сквозь сон, я уже услышал шелест страниц. Я было повернулся на другой бок, чтобы поспать еще, и вытянулся поудобнее. Как вдруг Клер ухватила меня за плечо и начала трясти.
- Проснись! Да проснись же скорей!
Я с трудом разлепил глаза. Увидел над собой перепуганное лицо Клер.
- Тут что-то произошло!
Я рывком сел, озираясь вокруг.
- Да нет, тут, вот тут!
Клер держала перед собой за обложку старинную книгу, глянцевые желтые страницы медленно колыхались в воздухе.
- А, дьявол! - не удержался я и откинулся на спину. Ну что могло произойти за ночь с книгой, скажите, пожалуйста? - Клер,- проговорил я как можно спокойнее.- Я вчера принял снотворное, и…
- Ты мне не веришь?
- Конечно, верю. Только дай поспать, пожалуйста.
- Нет, подожди! Сейчас я тебе расскажу.
- Хорошо, слушаю тебя.
Словом, я смирился. Да ничего другого мне и не оставалось.
- Помнишь про гудзонского губернатора? Ну, который ехал, ехал и приехал в Иркутск?
- Помню.
- А про Трещиху?
- Тоже помню.
- А помнишь, что это было все подряд?
- Да помню же, помню!
Я начал терять терпение. Опасное состояние; следовало взять себя в руки.
- И мы с тобой еще специально смотрели, ты сам смотрел, там все сплошь, даже не с абзаца…
- Да, Клер, да.- Я мысленно просчитал до десяти и обратно, как мне советовал врач.- Ну и что?
Клер посмотрела на меня, потом заглянула в книгу, потом снова посмотрела на меня. Перевела дух. И только после этого сказала:
- А теперь там появился абзац. И совершенно новый текст с абзаца.
- Где? - задал я самый дурацкий вопрос, какой только был возможен.
- Да на той же самой странице.
Я сел.
- Дай,- сказал.
Клер протянула мне книгу. Книга была - внешне, по крайней мере,- точно такая же, как вчера. Лицо у Клер было, словно я, беря книгу, избавляю ее от чего-то ужасного.
Я стал просматривать знакомый текст. «Стругают тонкими ломтиками… Уловив великолепную рыбу…» Пока все было на прежнем месте. «Едет на собаках, на оленях…» Нормально. «Видит он город Иркутск…» Так! Действительно, строка оборвалась.
Я поднял глаза и увидел, что Клер пристально следит за мной. Снова заглянул в книгу, нашел то место, где закончил читать, и посмотрел, что там дальше. Дальше сразу должно быть про Трещиху.
Но дальше, и притом с абзаца, шло нечто совершенно другое…
Приставив к строке палец, помогая себе губами, я принялся тщательно разбирать по складам, словно едва этому научился. Медленно, с трудом осваивая текст, я прочел: «Кстати, вспомнил оригинальное существо: в 1844 году, зимой, явилась на площади Иркутска повозочка, запряженная одной лошадкой. В ней оказалась француженка - м-е Моро (а может быть, и не Моро, точно не помню), голубь, спиртовый кофейник и т. п.»