Шура растерялась, — она почти совсем незнакома с работой порта, едва кончила институт, как сразу же послали на должность старшего инженера отдела труда и зарплаты. Дремучий лес…

— Не знаю, — откровенно призналась Шура.

— Галина, а ты что скажешь? Ведь в Панине было на всех катерах по девять человек, а тут?..

Не успела я и рта раскрыть, как вмешался Сашка:

— Тут тебе, Леха, Камчатка, а не материк. Правду говорят: где кончается материк, там кончается и трудовое законодательство.

Недоумевая, Шура спросила:

— Собственно говоря, почему это тебя, Леша, интересует?

Вместо Крылова ответил Сашка:

— Ленка ругается — муж все время пропадает на катере, а ей холодно спать одной…

— Не в этом дело, — возразил Лешка, — мне непонятно одно — ведь условия труда здесь куда тяжелее, чем в Панине. Почему же тогда у нас двухсменка? Ворочаешь, как дьявол, по двенадцати часов в сутки, того и гляди ноги протянешь…

— Тут что-то не то, ребята, надо поговорить с начальником порта и с капитаном, — вмешалась я.

— Уморила! Нашла с кем разговаривать — с начальником порта! Да он здесь царь и бог, что хочет, то и делает, а капитана порта еще нет, порт только создается. В отделе труда и зарплаты сидят дубы и совсем не интересуются, что творится в порту, — сказал запальчиво Сашка.

— Ну, знаешь ли, надо сперва разузнать все, а потом кричать! А то торчите в палатке, знай только гоняете в козла целыми вечерами.

— Что же прикажете делать?

Тут и я растерялась. Действительно, что оставалось делать? Клуба нет, в рыбокомбинатовский не находишься, и игр, кроме домино и лото, никаких… Порт только что организовался на базе какой-то перевалочной точки рыбаков, и все люди, кроме нас, были совершенно не знакомы с работой морского транспорта. Было над чем подумать. Лешка задал вопрос серьезный, стоящий. Действительно, почему на катерах в Усть-Гремучем люди должны потеть по двенадцати часов в сутки?

— Леша, — обратилась я к Крылову, — может, вам доплачивают сверхурочные за эти самые недостающие единицы?

— Как бы не так! Вот тут-то и главное. И порткомора[2], как назло, нет, обратиться некуда.

— Ты погоди шуметь, дай подумать, — сказала Шура, — завтра дам ответ. — И отошла от стола, за которым играли в лото.

Когда я легла спать, на топчан ко мне перебралась Шура, и мы, по обычаю, начали наш ночной разговор. Она спросила:

— Галя, как мне быть? Штатное расписание нигде не утверждено, просто отпечатано на машинке…

— А может, подлинник в бухгалтерии?

— Нет его там…

— Ладно, утро вечера мудренее. Завтра я с утра зайду к тебе, посмотрим…

И вот мы с ней сидим над штатным расписанием плавсостава. Если я была сильна в делах коммерческой эксплуатации порта, то в этих вопросах, попросту говоря, плавала.

Потом мы уткнулись в трудовое законодательство и тут ничего подходящего не нашли. Я случайно вспомнила, что у меня где-то в делах есть коллективный договор Панинского порта. Долго не раздумывая, бросилась в свою рабочую комнату, нашла договор — и бегом обратно. В нем черным по белому сказано, что на катерах команда предусмотрена в девять человек. Шура непонимающе уставилась на меня. Как быть?

— Сходи в кадры, — посоветовала я.

И вот Шура в отделе кадров. Начальник отдела Основин, демобилизованный майор, встретил Шуру очень приветливо, а когда узнал, зачем она пришла, огорчился.

— К сожалению, девушка, ничем не могу помочь вам: штатное расписание в пароходстве на утверждении.

— Какое расписание? — спросила Шура.

— То, что у вас.

— Как же тогда получается: команды катеров должны работать по двенадцать часов?.. Это же безобразие!

Основин задумался.

— Знаете что, пойдемте-ка к Булатову, возможно, он растолкует нам. Я тоже что-то недопонимаю.

Шура упрятала под мичманку глянцевито-темный узел волос. Мичманка наделась строго, но не без кокетства.

На улице подморозило. В воздухе вились редкие снежинки, то собираясь опуститься на землю, то снова взмывая в небо и пропадая в потоках ветра над всклокоченной гривой океана.

Я как раз только что зашла к Булатову: надо было доложить ему о том, что на территории порта находится много грузов без договоров и что порт недополучает деньги за аренду, а самое главное — груз не вывозится, тогда как нам самим нужна складская площадь.

Булатов был в отличном настроении.

— Берите, побольше берите грошей с клиентуры, особенно с рыбаков — они народ богатый! — говорил он, потирая руки.

— Да, но ведь без договоров и соглашений мы не имеем права брать?

— Так заключайте! Вам и карты в руки, — похлопал он меня по плечу, тем самым давая понять, что разговор окончен.

Я хотела было уже уходить, как на пороге появились Шура и Основин.

— Певчая, минутку подождите, вы здесь понадобитесь, — сказал Основин.

Я присела на стул.

— Ну, что там у вас? — недовольно проговорил Булатов.

— Да вот отдел труда и зарплаты поднимает вопрос о неточностях в штатном расписании для плавсостава.

Булатов посмотрел на Шуру. Я тоже. Она сидела сосредоточенная и серьезная, глядя прямо в лицо начальника порта.

— А в чем, милая барышня, вы видите неточность?

Шура встала и, тушуясь, начала искать нужную страницу в колдоговоре Панинского порта.

— Что это у вас?

— Колдоговор.

— Чей?

— Панинского порта…

— Откуда к вам попал он?

— Мной привезен, — вмешалась я в разговор.

— Зачем?

Теперь и я в свою очередь растерялась. Булатов говорил всегда грубовато, отрывисто и иной раз сбивал с толку. Сейчас меня выручила Шура.

— Договор этот я попросила для примера, но и без того известно, что по трудовому законодательству положено работать восемь часов в сутки, и на многих предприятиях введен и семичасовой рабочий день. Почему же в Усть-Гремучем люди потеют по двенадцати часов? Я считаю это неправильным, это возмутительно, товарищ Булатов! Ошибку надо немедленно исправить!

— Никакой ошибки нет. Все так и будет. Я думаю, вам ясно? — отрезал Булатов.

— Да, но… — начала было снова Шура.

— Без всяких «но», милая барышня. Наша задача — экономить государственные средства и уменьшать численность рабочей силы. Нечего зря транжирить народные деньги!

Услыхав это, я не вытерпела. В Панине мне как раз приходилось заниматься вопросами плавсостава и фондом заработной платы. Громко стукнув ладонью о стол, я крикнула:

— Нужно, товарищ начальник, уменьшать и сокращать управленческий аппарат, на этом надо экономить, а не за счет рабочего времени моряков!

— Певчая! — В голосе Булатова звучали металлические нотки. — Какое ваше дело? Вы, кажется, работаете в коммерческом отделе? Так, ради бога, не садитесь не в свои сани.

Я выбежала из кабинета. Минута — и от обиды и несправедливости я наверняка бы разревелась. Какое он имеет право так говорить со мной? В Панине начальник порта всегда прислушивался к голосу подчиненных, советовался с людьми, а этот, как царек, засел и командует, а сам, кажется, ни черта не разбирается в делах порта.

Я открыла дверь в свою рабочую комнату, уставилась отсутствующим взглядом в бумаги, лежащие на столе. Что делать? Ах, да, совсем забыла — надо заключать договоры на аренду складской площади…. Позвонила в рыбокомбинат и райпотребсоюз, предупредила, что если не вывезут груз в течение трех суток, будем штрафовать. Спросили, кто говорит, я назвала себя. Во время моих переговоров с потребсоюзом в комнату вошел Карпухин. Услышав, о чем идет речь, он стал испуганно махать руками. Я положила трубку и спросила у него:

— Что с вами, Петр Федорович?

Нацелясь на меня колючками бровей, он неожиданно взорвался:

— Да вы что, маленькая, что ли? Применять к потребсоюзу штрафные санкции! Попробуйте только сделать это, вы ничего не достанете у торгашей! Запомните: тут Камчатка, а не материк!

— А как же тогда с договорами на аренду? Ведь с клиентов надо брать деньги?