Он проходит мимо бурсы, а в оконном проеме третьего этажа видит лицо Рино, от которого тянуться темные дымчатые нити. Снова тренируется, думает Лераиш, поднимая руку, чтобы привлечь внимание юного шеда. Тот улавливает движения внизу и переводит взгляд.

— А ну быстро спать! — шипит Лераиш, стараясь не повышать голос. — Если завтра хоть раз зевнешь — на ристалище не пущу!

Глаза Рино тут же округляются, и он мгновенно исчезает. Свет гаснет.

— Вот так, — одними губами произносит Лераиш.

Он поднимается по лестнице на тот самый выступ, откуда впервые созерцал такой крошечный, и в то же время огромный мир шейдим; затем попадает в темный коридор и выходит к оазису с озерцом и пышной зеленью, над которым в скале зияет огромная дыра. Лераиш смотрит на столп лунного света, который в темноте кажется густым, как молоко.

— Надо же, — звучит знакомый голос из тени. — Падший принц снизошел до ночного дежурства.

Сэйми выходит ближе к свету, бесшумно, только шелест цепи выдает ее местоположение.

— Может, преклонишь колено перед принцем? — иронично произносит Лераиш; а в ответ получает цепное копье. Длиннее и тяжелее, чем у Сэйми. Он крепит стальной наруч, смягченные кожаной подкладкой, к предплечью; затягивает четыре ремня.

— Очень мило, что ты решила польстить своим присутствием. Сама напросилась? — язвит Лераиш, опуская взгляд на ее бедра, на одном из которых прикреплена пятерка джерид[16].

— Поменялась очередью с Рига́рром. — Снова ее хищная улыбка, снова тот взгляд, под которым Лераиш ощущает себя прозрачным сосудом, содержимое которого пристально рассматривают под солнцем. За все годы он так и не привык к нему.

Лераиш отворачивается, а затем, взлетает вверх, к огромному выступу с нишей, что тонет во тьме. За ним сразу же взлетает Сэйми. Он опускается на мягкую волчью шкуру, заботливо оставленную Баббаром. Чтобы «шейдимчики» находились в тепле, как он тогда пояснил.

А сейчас он ждет очередных иронично-саркастичных уколов от Сэйми, которая просто не умеет общаться нормально. По крайне мере с Лераишем. И в особенности после того случая, когда Лифантия объявил начало тренировок с цепным копьем — элитным оружием хегальдин — под предводительством Лерайе. Многие из шейдим знали его, еще будучи «серыми» трудягами внутри стен Эрриал-Тея. В тот день, продемонстрированное падшим принцем, заставило раскрыть рты даже самых матерых охотников, вызвав восторг, смешавшийся с удивлением — ведь многие из них считали сыновей архонта изнеженными бездельниками. И только Сэйми вышла на построенное ристалище, сказав, что это не более, чем цирк. Дешевое представление, а на деле данная палочка неспособна ни на что. Она бросила вызов Лераишу, сказав, что нет ничего лучше, чем хороший заточенный кинжал или топор; и в первые же мгновения оказалась на лопатках с затягивающейся цепью на шее. На следующий же неделе, она стояла рядом с мужчинами, осваивая базовые движения с копьем. Единственная среди шейд на тот момент.

— Расскажи мне об Эрриал-Тея, — раздается за спиной голос Сэйми, на удивление мягкий. Без саркастичных нот. Кажется, будто Лераиш слышит голос совсем другого шейдима.

— Что ты хочешь узнать?

— Все. Я ведь родилась здесь, и в моем представлении мир, из которого пришел ты, как многие, это огромная тюрьма, окруженная горами и стеной. — Сэйми садиться рядом с Лераишем, пожимает под себя ноги и опускает подборок на колени. Сейчас она похожа на хрупкую беззащитную шейду. — Правда, что крылья хегальдин, их размер, зависит от счастья? От испытываемых эмоций и чувств?

— Да.

— Получается, что чем счастливее птенчик, тем больше его крылышки? — ее голоса снова касаются ироничные нотки; а левая бровь насмешливо приподнимается.

— Верно.

— Отец рассказывал, что в Эрриал-Тея не все счастливы. Многие даже не могут летать. Почему так? Почему все не могут быть счастливыми? Почему не все могут летать?

Лераиш какое-то время молчит, обдумывая слова Сэйми и всматриваясь в прозрачное озерцо внизу. Он никогда не задавался подобными вопросами, и вся жизнь его до момента взлета к Колоссу походила на праздник. Эти воспоминания сейчас пестрят золотом солнца, звучат хлопками белоснежных крыльев, и повсюду круговерть парящих перьев.

— Не знаю. Может, потому, что так не может быть?

— Может. Отшельники тому подтверждение. Все могут летать без исключения. А за стенами Эрриал-Тея есть «серые». С крошечными детскими крыльями. Разве это жизнь? Когда у тебя есть крылья, а ты не можешь летать, хотя и рожден для этого.

— Не знаю. Я был рожден уже в том порядке, который имеется сейчас, с неформальным разделением на «серых» и «летунов». Принимал это, как само собой разумеющиеся. — Лераиш пожимает плечами. — Не я строил мир Эрриал-Тея, не я диктовал условия. А теперь знаю, что их диктует даже не архонт.

— Мир хегальдин — дерьмо! — произносит Сэйми так, будто сплевывает нечто противное. — Будучи одним целым, все равно умудряются разделиться. Одни паразитируют на других.

— А Колосс! Расскажи мне о нем, — снова воодушевляется Сэйми. — Отец рассказывал, что это нечто невероятное.

— Древо символ веры. Ведь, как оказывается, никто не долетал до его кроны. Но по поверьям на это способен только архонт или тот, у кого крылья очень огромны. И эта особенность, наверное, и вызывает восторг. То, что никто не видел древо целиком. Оно является загадкой. Может, поэтому вера так сильна в сердцах хегальдин? Каждый день они смотрят на нечто, что неподвластно их пониманию.

— А ты веришь?

Лераиш усмехается:

— Во что? В бред Геннории? Когда-то верил, но не сейчас.

— А как же упоминание иного мира, в который сопровождают псы Сарамейя? Если только ты был хорошим мальчиком, — насмешливо шепчет Сэйми, и сразу добавляет, видя недовольный взгляд Лераиша: — Или девочкой.

— Не особо.

— Ну конечно, мало чести делает простая вера принцу, — ядовито произносит Сэйми, возвращая голосу привычное звучание.

Лераиш игнорирует ее выпад, стараясь слушать только шум водопада в конце коридора. Он вспоминает разговор с Лифантией о вере, и произносит:

— Хотя, твой отец, заставил меня задуматься над этим. И очень серьезно.

Сэйми громко фыркает, а затем встает, потягивается с хрустом в спине.

— Куда-то собралась? — мрачно спрашивает Лераиш.

— Да. Хочу немного полетать, размяться. У меня все тело, как дерево.

— Вот так, ты, значит, дежуришь? Беззаботно летая снаружи?

Сэйми наклоняется к лицу Лераиша. Настолько близко, что он ощущает ее запах; ощущает, как ее дыхание касается его кожи. И снова улыбка, эта хищная улыбка с выступающими клыками, от которой с затылка вдоль позвоночника сыпется дрожь. Ее взгляд заставляет напрячь все мышцы, а на виске выступает предательская капля пота, не ускользающая от внимания Сэйми. Она многозначительно хмыкает:

— Какой чувствительный мальчик.

После чего Сэйми прыгает вниз, прижимает руки к груди, закручивая тело плечами. Лераиш вскакивает, смотря как Сэйми вращается с бешеной скоростью. И только в последний момент она раскрывается; используя инерцию от вращения, врезается в воздух крыльями и стремительно влетает в коридор. Лераиш остается на месте.

Через какое-то время через отверстие в скале он видит, как луна изменила свое положение в небе, а Сэйми все еще не появлялась.

От безделья Лераиш бросает копье, и сразу же возвращает себе в руку. Проделав простое движение несколько раз, он спускается, умывается ледяной водой, чтобы смыть тяжесть наступающего сна, а затем направляется по коридору к выходу.

Снаружи горная прохлада протискивается под одежду, и Лераиш невольно кутается в крылья. Он поднимает голову к звездному небу, где луна сегодня кажется не плоским диском, а огромным белым шаром. Сэйми, похоже, улетела довольно далеко — никаких теней над головой не видно. Он закладывает копье за спину, стягивает ремни на груди, фиксируя его, и с неохотой раскрывается.