Отсюда видно всю пещеру, которая тонет в перманентном бледно-голубом свете. Словно в воде. И только свод скрыт во тьме. Все голоса, что доносятся снизу смешиваются с шумом водопада, а после касаются слуха одной гармоничной волной. Лераиш садится на край выступа, свешивает ноги.

Целый мир под подошвами сапог, думает он. Под подошвами у хегальдин.

— Не помешаю? — слышится мягкий хрипловатый голос.

Лераиш вздрагивает и, зная уже кому он принадлежит, коротко отвечает:

— Нет.

— Часто здесь бываете, — произносит Лифантия, усаживаясь рядом. И Лераиш не понимает, вопрос это или утверждение, поэтому лишь неопределенно пожимает плечами.

— Вас что-то тревожит, принц, — снова туманная интонация.

— Вы когда-то говорили, что хотите защитить свой народ, и поэтому попросили меня обучать шейдим.

— Члены одной семьи должны уметь постоять за свои идеалы, интересы. За свое место в этом мире, в конце концов. А шейдимы и есть та самая семья, огромная и сильная. Крепкая от того, в какое положение их загнало мировоззрение хегальдин. И я хочу сделать ее еще сильнее, еще крепче. — спокойно говорит Лифантия, беззаботно покачивая ногами. Он кутается в крылья, как в плащ, и смотрит вниз, где крылатые фигуры неспешно разбредаются по домам.

— Но защита бывает не только пассивной. Активные превентивные действия тоже могут являться оборонительными действиями, — взгляд Лераиша случайно попадает на фигуру Рино, который встает из-за стола.

— Верно, поэтому я и хотел с вами поговорить. Вы, как никто знаете мои мысли наперед. А ваша приближенность к правящим слоям в прошлом, делает ваши знания уникальными среди простых шейдим, прошлое которых было испещрено гонкой за деньгами, за мнимой свободой и крыльями, навязываемой религией и политикой хегальдин.

Лераиш тоже кутается в крылья, ощущая, как холодный сквозняк неприятно скользит под одежду. Он все еще смотрит на крошечную фигуру Рино внизу, которая озирается по сторонам, а затем направляется к ристалищу; перелетает через ограждение, берет учебное копье и повторяет основные движения на различных дистанциях, не забывая двигаться вокруг цели. Лераиш коротко улыбается.

— Поэтому вы выбрали иное мировоззрение, верно? С самого начала. Иную философию. В противовес религии хегальдин, в противовес их раздробленности на «серых» и «летунов»? Где первые по сути являются расходным материалом. Своего рода маслом, которое позволяет гореть факелу дольше.

— И снова вы правы. Мало называть себя народом и говорить о равенстве, при этом каждый день наблюдать острую несправедливость. Семья, где каждый делает благо для всех, включая самого себя, где каждый видит плоды работы другого, без секретов и тайн. Разве мог гиос архонта рубить дрова рядом с «серым»? Нет. Никогда.

Рино все еще сражается с мешком на средней дистанции, используя полуобороты с последующими рубящими ударами по разным уровням.

— А может, семья является таковой лишь за счет того, что она малочисленна?

— Отнюдь, — возражает Лифантия. — Хотя, отчасти вы, принц, и правы. Но все равно я буду придерживаться именно данного выбора. Ведь я смог создать весь этот мир на основе именно этих убеждений. — Он обводит рукой всю пещеру.

— Но это не предел?

— Нет. У нас есть враги, и пока они живы, пока жива их власть и их убеждения, мы являемся пленниками.

— Вы хотите развязать войну против хегальдин? — удивленно спрашивает Лераиш, поворачиваясь к Лифантии.

— Нет. Хегальдины нам не враги. Наш враг — навязанные стереотипы и убеждения, и тот, кто их создал. Кто продолжает сознательно распространять. Однако, пока хегальдин является пленником данных верований — он наш враг. Но мы не в силах идти прямой войной. Мы слишком малочисленны, а показать миру Эрриал-Тея наше существование — огромнейший риск. Может начаться охота, исход которой окрасится черной кровью. И все же нам нужно начать делать короткие шаги вперед, именно поэтому я хотел посоветоваться с вами, принц.

— Вряд ли я смогу сказать что-то полезное.

Движения Рино на ристалище оставляют в сизом воздухе черные штрихи от исчезающего пота. Шум попадания усиливается за счет того, что теперь он использует полные обороты перед ударами с дальней дистанции.

— Но вы правы, обычный народ нам не враги. Все дело в вожаке. Нужно избавиться от верхов.

— Тени архонта? — задумчиво произносит Лифантия.

— Но к ним не подобраться. Да и как это будет выглядеть? Злые демоны из сказок убивают правителей. Мы только подтвердим то, что о нас говорят.

— Нет. Избавившись от верховных правителей, никто не станет мешать распространению нового знания.

Лераиш некоторое время обдумывает услышанные слова, а после отвечает:

— И сколько понадобится времени, чтобы это знание было принято.

— Слишком много, — тяжело вздыхает Лифантия. — Я понимаю, что мы не можем жить такой жизнью всегда. Мы должны сделать первый шаг!

— Наше преимущество в том, что о нашем существовании даже не догадываются. Почему же вы не хотите просто уйти отсюда? Рискнув ради остальных, мы можем потерять все. Не лучше отделаться меньшей кровью?

— Никогда! — жестко отвечает Лифантия. И его голос вонзается в слух, как брошенное копье. — Семья никогда не бросает своих в беде. Пока мы просто бессильны, но придет время, и мы поможем всем. Всем, кто в этом нуждается. И этот поступок отразится на всей истории шейдим, все будут помнить, что мы поступили, как семья!

— Но не стоит торопиться в своих намерениях, каким благими бы они не являлись.

— Здесь вы правы, — говорит Лифантия, успокаиваясь. — Уже поздно, да и пища для раздумий есть. Приятно было побеседовать, надеюсь, позже мы продолжим.

Он улыбается, а затем резко соскакивает вниз. Лераиш смотрит, как темная фигура разрывает воздух, погружаясь все глубже в океан сизого света. Спустя несколько мгновений раскрываются черные крылья, и Лифантия парит, медленно снижаясь по спирали прямо на ристалище; подходит к Рино, что-то говорит ему, а затем уводит. Провожает до трехэтажной бурсы, и уже в одиночестве направляется к северной части пещеры, к одному из многочисленных тоннелей, где располагаются неглубокие альковы, переделанные под жилые помещения.

Лераиш вспоминает, как первые месяцы часто блуждал по этим тоннелям. На тот момент они казались ему бесконечным лабиринтом, и иногда приходилось долго искать выход. Гора, которую шейдимы назвали Адамантом, гора, что стала их домом изрыта сложнейшей системой тоннелей, часть из которых не обжита до сих пор. Лераиш как-то спрашивал Лифантию о том, как могли образоваться подобные проходы, но старый шейдим лишь пожимал плечами и говорил, о простом везении; а в особенности — о наличии горячих источников на нижнем ярусе. Упоминая их, он всегда поднимает указательный палец, тем самым подчеркивая значимость их присутствия. И больше никаких теорий, никаких догадок.

Внизу уже почти никого нет, все разошлись по домам. Лераиш закладывает руки за голову, ложится на спину; и конец дня вызывает лишь улыбку и легкую истому в груди. Сегодня его очередь стоять на посту у входа, так что ночь не обернется сном. Он широко зевает, а затем лениво поднимается на ноги. Растирает ладонями лицо и раскрывается. Подхватывая воздух крыльями, спрыгивает вниз, неспешно парит спиралью вокруг исполинского сталагната, ощущая, как легкий сквозняк приятно скользит по крыльям. У самой поверхности делает мощный взмах, смягчая приземление настолько, что оно кажется почти бесшумным.

Хотя долететь до выхода не составит труда, но времени остается достаточно, чтобы неспешно пройтись пешком мимо засыпающих домов. Где редкие лица с черными глазами мягко улыбаются и кивают, желая таким жестом спокойной ночи. Лераиш отвечает тем же. Он заметил еще давно, что если идти с понурой головой, смотря лишь себе под ноги, то никто из шейдим не пристанет с расспросами, никто не станет смотреть в глаза и улыбаться, тем самым уважая личное пространство, уважая право остаться наедине со своими мыслями в толпе. Наверное, так поступает семья? Позволяя для начала самому разобраться в себе.