«Что за чушь», — подумала она и захотела проснуться, но услышала всхлипывания и волевым усилием удержалась во сне. Пошла на звук и увидела мальчика лет десяти, съежившегося в нише за двумя огромными, в человеческий рост глобусами. Его одежонка, очень богатая, запылилась, а на длинных, связанных на затылке волосах осела паутина.

— Зура, — сказал он, подняв к ней знакомые серые глаза. — Я не хочу об этом думать.

Зура взяла мальчика за руку — ладошка была мокрая.

— Пойдем со мной.

Мальчик послушно вытер слезы тыльной стороны свободной руки, поднялся и пошел рядом. Но увести его отсюда у нее не вышло. Куда бы они не шли, обязательно впереди оказывалась та самая дверь. В конце концов мальчик вырвал руку из ладони Зуры и, шмыгая носом, сам решительно толкнул ее.

За дверью не оказалось ничего особенного, хотя Зура почти ожидала увидеть чье-то мертвое тело. Просто темный кабинет с погасшими огнями, вроде бы тот самый, который она видела в другом видении, когда познакомилась первый раз с Дени. На сей раз за окном небо светилось розовым туманным рассветом, а бледная женщина в белом платье, что стояла возле этого окна, казалась призраком. И, как у многих призраков, руки у нее были в кандалах.

— Зачем ты сделала это? — спросила у женщины Зура голосом Лина.

У той глаза горели ненавистью, какую не часто увидишь и на поле битвы.

— Ты убил человека, который был мне дороже жизни, — сказала она. — Любить способны все, даже такие как ты. Если ты любил своего друга, то теперь знаешь, каково мне.

Тут Зура ее узнала. Это была Арииса Тарон, правда, совсем-совсем другая.

Женщина в белом гордо вскинула подбородок, и тут кабинет захлестнуло алым морем, солонее и горше зеленого. Море отхлынуло, выбросив Зуру прибоем на мраморный пол незнакомой спальни, уставленной вазами. Столько цветов она не видела никогда — уж очень дорого они стоили. Срезанные, преждевременно убитые соцветия пахли тяжело и сладко, но тяжелее был запах свежей крови, запятнавшей ее руки и колени.

Ибо Зура стояла на коленях на полу, подставив ладони под голову лежащего Милса Тревона. Совершенно зря: едва ли шишка на затылке сейчас всерьез беспокоила стражника: у него было перерезано горло. Зура прижимала руку к ране, кровь текла ленивым потоком сквозь ее пальцы, и он силился что-то сказать ей, глядел умоляюще стекленеющими глазами, но вымолвить ни слова не мог.

А потом взял и превратился в Лина.

Зура никогда не страдала от морской болезни, но путешествия на кораблях ее также не вдохновляли. Работа — это работа, ее приходится делать, и если для этого нужно ходить в море, ничего не попишешь. Но что хорошего, когда мир ужимается до узкой деревянной палубы и вонючих трюмов, да еще начинает раскачиваться! Не говоря уже о том, что корабли всегда кишели крысами, тараканами и прочей живностью, которую она предпочитала не видеть у себя в супе.

Путешествие должно было продлиться всего пару дней, но все равно приятного мало. Уж лучше было бы плыть с Лином на маленьком суденышке, ведомом по волнам его магией…

И все же Зура проснулась в своем узком неудобном гамаке, чьи веревки немилосердно впивались в тело, не от запахов, не от духоты и даже не от качки. Ее разбудил сон — кошмаре или видение — и она долго бестолково пялилась в темноту, не зная, как поступить.

Наконец Зура села в гамаке и не без труда выбралась из него, стараясь не разбудить прочих храпящих. В этой части кубрика, отгороженной от матросской, спали они с Тианом и Антуаном, а еще секретарь и два телохранителя Мариенда. Самому Мариенду капитан уступил свою каюту, перебравшись к штурману, а Лин спал в пустующем лазарете.

Туда-то Зура и направилась. Босиком — так удобнее ступать по деревянной палубе.

В лазарете горел свет: Лину тоже не спалось. Волшебник протестовал, что в открытом море ему ничего не грозит, но Зура заметила, что во сне любой уязвим, и настояла на ночной охране. Сейчас была очередь Тиана нести стражу, и они играли с Лином в карты. Судя по всему, маг проигрывал и был этим обстоятельством обескуражен.

— Мне нужно поговорить, — сказала Зура, появляясь в дверях.

Вообще-то, они уже говорили по прибытии на корабль: Зура рассказала Лину о разговоре с Риуной, тот принял к сведению и проверил, что Салем действительно не накладывал на Зуру никаких чар. Ну и объяснил ей заодно, что «водный мираж» — это наваждение вроде того, каким он когда-то укрывал их лодку от патрулей морского народа. Оно может принимать формы человеческого тела и маг может наблюдать через этот мираж за развитием событий. Чтобы создать такое наваждение, много воды не надо, можно хоть из фляжки плеснуть.

Однако сейчас Зуре нужно было обсудить вещи более серьезные.

Тиан искоса на нее посмотрел.

— Так уж и быть, не считается раздача, — сказал он, складывая карты.

— Я тебе буду должен четвертушку, — покачал головой Лин.

— Иди спи, — посоветовала Зура Тиану. — Следующая вахта все равно моя.

— Это я всегда готов.

Тиан вышел и дверь за собой закрыл.

Тут же в лазарете сделалось темно, почему-то темнее, чем на всем остальном корабле. Сиял только свечной фонарь, стоявший на койке возле кровати Лина — самой настоящей, не гамака. Ему-то, небось, никуда веревки не врезались.

Лин поднял правую руку ладонью вверх и прошептал несколько слов. Огонек свечи в лампе поколебался и затих. В комнате откуда-то потянуло прохладой.

— Теперь можно говорить, — сказал Лин. — Я пустил вдоль стен ветер, он заглушит наши слова.

Удобно все-таки. После всех этих фокусов с водой немудрено и забыть, что стихийным магам повинуется и воздух. И правильная предосторожность: на корабле слышно далеко.

— Я опять видела твой сон, — произнесла Зура без предисловий. — Сколько мне еще их видеть?

— Уже догадался. Не знаю, сказать по чести, — Лин покачал головой, потер лоб. Видно, спать ему хотелось еще как, но измученный разум не давал телу покоя: Зуре такое состояние было знакомо.

— А сколько увидела та женщина, с которой ты спал? — уточнила Зура. — Которая погибла потом?

— Которую убила моя учительница, Кровавая Бесс, — уточнил Лин печально. — Ты и это видела?

— Так, кусками, — Зура дернула плечом. — Ну, догадалась больше. Там была такая библиотека или архив… с дверями. И за дверями прятались воспоминания.

— Интересный образ… — Лин вздохнул. — Это, наверное, архив, смотрителем которого был мой отец. Мы жили в соседнем доме, и в детстве я все время сбегал от нянек. Любил там прятаться. Мой отец казался удалившимся от дел, но на самом деле вел довольно насыщенную политическую жизнь. Ему нравилось оставаться в тени. Разумеется, я там видел и слышал многое, чего маленькому мальчику не стоило видеть и слышать… Можно сказать, интрига у меня в крови.

— Что же ты там такого услышал?

— Разное. Большая часть этих тайн уже быльем поросла — как никак, лет сорок прошло или даже больше. А некоторые и до сих пор могут ужалить. Илейна видела в моей памяти как раз пару подобных эпизодов… Я был глупец и доверял ей. А она решила заработать. Но я бы ее пальцем не тронул, — в голосе Лина звучала искренняя боль. — Я бы попробовал купить ее молчание. Но леди Бесс рассудила по-другому. Считала эту историю своей персональной ответственностью — она, видишь ли, не предупредила меня заранее о мерах предосторожности.

— Илейна? — удивилась Зура. — Не Арииса?

Лин удивился тоже.

— Нет, с чего ты взяла? Илейну я встретил, когда мне было пятнадцать, госпожа Тарон была гораздо позже, и я никогда… А. Вот что ты видела и не поняла… — он осекся. — Арииса Тарон была дочерью одного высокопоставленного сановника. Я сосватал ее за своего друга и протеже, Милса Тревона. Он увидел ее как-то на прогулке и влюбился без памяти. А она убила его в первую брачную ночь.

— Ну и нравы… — пробормотала Зура.

Ей вспомнился мальчик, который шептал, что не хочет об этом думать.

— Она считала себя вправе отомстить. Так вышло, что я отправил на казнь ее тайного возлюбленного. Очень умная леди: по Ронельге даже слухов никогда не ходило об их романе. Иначе я никогда бы не свел их с Милсом… — Лин говорил ровно, даже мягко. — Но все равно я должен был догадаться. Обязан был. Она решила, что Милс достаточно мне дорог, чтобы отомстить. И была права. Я бы охотнее погиб сам…