Вот тебе раз! Я совсем упустил из виду, что я старший и должен руководить Копейкиным, принимать какие-то решения. Мы стояли у развилки дорог, и я совершенно не имел никакого понятия, куда идти дальше.

— А ты как считаешь?

Федор, оглядев под ногами землю, уверенно указал лопатой направление, и мы пошли дальше. «Что же получается? Я — старший, а Копейкин указывает, куда идти!» Решив полагаться больше на свою наблюдательность и интуицию, на очередном перекрестке я уверенно махнул рукой — туда! Признаться, я испытывал уже тревогу — мы шли больше часа, а никаких следов наших ребят не обнаружили. Я чаще стал останавливаться, прислушиваться, но лес надежно глушил все звуки. Только пискнет где-то пичуга, и снова тишина. Идем дальше, а на душе скребут кошки: получил в армии первое самостоятельное задание, впервые меня назначили старшим, и вот результат — заблудились. В этом я уже не сомневался, хотя и не подавал вида. Представляю, сколько будет в подразделении звону! Нет-нет, мы во что бы то ни стало должны найти своих.

— Копейкин, куда идти?

— Ты же старший.

— Ну и сволочь ты, Федор, — с досадой произнес я и пошел вперед.

— Чего ругаешься? Я сам сбился! — И Федор припустил за мной рысцой.

Лес стал редеть. Впереди среди деревьев показался просвет, и вскоре перед нами открылось ровное скошенное поле. Тут и там высились скирды сена. Теперь хоть что-то было видно. Я огляделся по сторонам. Мне не понравилось, что в поле было сумрачно, как в лесу. Но там небо закрывали деревья. А здесь? Тусклое какое-то было солнце. Федор вытянул в сторону руку: «Смотри!» Я повернул голову и невольно вздрогнул. За полем начинался лес, черный, угрюмый, и над лесом висели густые клубы дыма. Они-то и притушили солнечный свет. От этого странного затмения невольно сжималось сердце, но в то же время я почувствовал облегчение — кончилось наше слепое блуждание по лесу.

— Там пожар, Федор! Там наши. Бежим! — Взмахнув топором, я со всех ног бросился через поле.

Полы распахнутого кителя трепыхались на бегу, словно крылья, горячий ветер бил в грудь. Копейкин едва поспевал за мной. Вперед! Скорей! Скорей! Еще двести метров, сто… Вот и лес. Бежать стало трудней. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду. Мы спотыкались о корни деревьев, поваленные стволы, но бежали туда, где уже слышался, подобно морскому прибою, гул огня и остро пахло дымом. Навстречу выскочил заяц и скакал, не сворачивая, прямо на меня. От неожиданности я отпрыгнул в сторону и даже не свистнул ему вдогонку.

Наконец мы увидели огонь. Пламя змейками ползло по земле. Жарко вспыхивали кусты, сосновый подлесок, мох, трава. Мгновение назад живые, зеленые ветки чернели, скрючивались, извивались в смертных судорогах. Там, где прополз огонь, земля становилась голой и черной, но взрослые, крепкие деревья держались. Они вздрагивали от страха, когда стелющееся по земле пламя лизало им ноги, обгладывало нижние ветви, душило дымом. Но это куда ни шло — беда малая. Еще можно держаться, стоять, жить. Но за малой бедой жди большую — верховой огонь. Он беспощаден. Упругим мускулистым телом он жадно обхватывал стволы и кроны сосен. Ярко вспыхивали они свечой, прощаясь с жизнью, и вот уже только голый хлыст торчит из обугленной земли, и то недолго. Падая, он высекает из земли сноп искр. Конец дереву. Конец жизни.

Мы с Федором стояли в двух десятках метров от фронта огня. Гудело как в гигантской кочегарке. В воздухе летали искры. Красные угольки с шипением падали у наших ног.

— Где же наши? Копейкин, где они? — кричал я, и голос выдал всю мою беспомощность и страх. Есть ли сила, способная совладать с этой огненной стихией?

А язычки пламени подползали к нашим ногам. Федор сломал ветку и кинулся сбивать огонь. Бил он хлестко, расчетливо. При свете пламени лицо его было багрово-красным, злым, сосредоточенным. Я срубил сук, стал рядом, замахнулся и — раз!.. Мы хлестали ветками по языкам пламени, что-то кричали, прыгали.

Пламя уступало неохотно. Погаснет в одном месте, но тут же вспыхнет рядом, словно стоглавая гидра: срубишь одну голову — вырастет другая. Но и на другую есть силы. «На тебе! Получай!!» — бью я изо всех сил веткой.

Вскоре мы остались на узком полуострове. Пламя дыхнуло совсем рядом. Кажется, еще метр — и затрещат волосы.

— Назад! — кричу я, захлебываясь от кашля. — Назад!!

Бежим по узкому коридору, не разбирая дороги, вроде того зайца, что попался навстречу. Через несколько сотен метров мы оказались в безопасности.

— Ну как, Федя, не страшно? — подмигиваю я товарищу, радуясь, что не струсил, выдержал, выстоял.

— Терпимо, после коровинской полосы препятствий, — скупо улыбается в ответ Копейкин, закидывая, как ружье, на плечо лопату.

Вскоре мы вышли в поле со стогами сена. Здесь было пока спокойно, но вокруг ни единой души. Выходит, что о пожаре никто, кроме нас, не знал.

— Вот что, Федор. — Я положил ему на плечо руку. — Пойдешь с донесением. Сами мы тут ничего не сделаем.

— Нет уж, потопали вместе.

Я отрицательно покрутил головой.

— Стога видишь? Через час-другой огонь доберется и сюда. Надо спасать. Буду окапывать, так что лопату оставь здесь. А ты доберись до людей, найди наших. Ты все видел своими глазами, тебя агитировать не надо. Действуй!

Копейкин нехотя расстался с лопатой и довольно резво побежал в ту сторону, откуда мы вышли час назад.

Скоро ли Копейкин доберется до части? Придет ли помощь?

Я повернулся к лесу. Клубы дыма стояли над макушками деревьев, однако на поле было еще спокойно и как-то уж слишком мирно: трещали кузнечики, где-то беспечно попискивала пичуга, порхали желтокрылые бабочки. Я представил себе, как через час огонь дойдет и сюда и все вокруг станет голым и черным. Но спасти хотя бы один стог! Китель, пилотка, ремень полетели на землю. Я поплевал на ладони, как это делают бывалые землекопы, и с размаху ударил лопатой в грунт. Она со звоном отскочила — земля ссохлась до твердости кирпича. Я схватил топор и ударил им что было силы, бил со злостью, с ожесточением, словно это была не земля, а враг, которого надо победить.

Когда я перешел ко второму стогу, спина моя не разгибалась, на ладонях горели водяные пузыри, пот заливал глаза. Какой-то шум назойливо лез в уши: тур-тур-тур!.. Уж не от усталости ли? Не сразу понял, что гудит не в голове, а надо мной, и поднял к небу глаза — вертолет! Я хорошо разглядел звездочку на его зеленом корпусе и белые крупные цифры.

Из груди моей вырвался вздох облегчения — наконец-то помощь.

— Эгей! — закричал я и принялся размахивать над головой лопатой. — Эгей!!

Однако вертолет повернул в сторону леса и вскоре скрылся из вида. «Было бы смешно, — подумал я, — если бы меня услышали, но неужели не видели? Но может быть, вертолет выполняет другое задание? А пожар? Его-то они видели!» Я принялся за работу, но был настороже. И вскоре, минут через пятнадцать, винтокрылая машина снова зависла над полем. «Летчик, миленький, — молил я, размахивая лопатой, — ну взгляни хоть разик вниз». И меня заметили. Вертолет сделал круг и стал снижаться. Его колеса на мгновение зависли в метре над землей. Потоком воздуха сбило макушку стога, мотнуло в сторону и меня. И вот он на земле. На фюзеляже отворилась дверка, и, не дожидаясь, пока механик установит лесенку, на землю спрыгнул человек в полевой офицерской форме. На погоне я разглядел три большие звезды и стал поспешно натягивать на мокрые плечи китель. Придерживая рукой фуражку, полковник подбежал ко мне.

— Доложите обстановку! — крикнул он.

— Лес горит! Лес! — до боли напрягая голосовые связки, ответил я, пытаясь застегнуть пуговицы.

— Какой пожар? Верховой, низовой? Сверху не видно. Дым. Доложить можете? Были там?

Я доложил про пожар и как, разыскивая подразделение, обнаружил очаг огня, а Копейкина послал с донесением.

— Хорошо, — одобрил полковник, помечая что-то на карте. — Как ваша фамилия?

Вытянув руки по швам, я назвался. Без пилотки и ремня чувствовал я себя неловко, но полковник не смотрел на форму.