Я незаметно подошел к сидевшим у костра бойцам. Боец читал.
Читал он медленно, бойцы все время торопили его:
— Да ты быстрей, быстрей!
Когда было прочитано, что грузчики во французском порту и в Гамбурге отказались грузить оружие для отправки в Польшу, чтец не выдержал и воскликнул:
— Держись, Антанта!
Заговорили все сразу.
Чем ближе мы подходили к Киеву, тем восторженней встречали трудящиеся Первую Конную. В городах, рабочих поселках партийные организации проводили субботники, «неделю Западного фронта».
Юноши, взрослые, рабочие, старики приходили к нам. Они со слезами на глазах просили принять их добровольцами в армию.
Часто приходилось мне уговаривать людей:
— Да ведь ты на коне никогда не ездил!
Отказывать было трудно, но армии некогда было заниматься обучением новых бойцов. Надо было спешить, и мы неустанно двигались вперед.
Ночами не спали, изучали будущий театр военных действий. Карта, которую я раньше всячески избегал, говоря: «Рубать легче, чем по карте лазать», стала моим постоянным спутником.
В пути несколько раз дивизии сталкивались с повстанческими бандами. Банды были крупные и отлично вооруженные. С ними приходилось вести большие бои.
Наконец пятидесятидневный тысячеверстный поход был закончен.
Однажды, выслав вперед разведывательный отряд, я услышал короткую ружейную перестрелку. Потом ввязались в бой пулеметы, загрохотали орудия. Мы выскочили вперед. Сильный конный отряд поляков бросился на разведчиков. Из лощины на выручку разведчикам вырвались наши подоспевшие эскадроны. Они сокрушающей атакой смяли польскую кавалерию. Даже для меня, не раз видавшего лихие атаки конников, была удивительной та бешеная атака и рубка, с какой обрушились конники на польскую кавалерию. Бойцы, видимо, отлично поняли, какое устрашающее впечатление произведет на нового противника первый удар.
Взятый нами в плен молодой офицер прекрасно говорил по-русски. Он с нескрываемым удивлением и растерянностью наблюдал за нашими командирами.
При допросе он говорил:
— Давно знали мы, что Конная армия прибудет на Украину, но этому мы не придавали никакого значения. Ходили упорные слухи, что у русских плохая конница.
— Плохая? — переспросил я. — Ну, а как сегодня работала эта конница?
Офицер ничего не ответил.
Главнокомандующий вооруженными силами буржуазно-помещичьей Польши Пилсудский глубоко ошибался относительно боевых свойств конницы и, в частности, Первой Конной армии. Вот что он писал впоследствии в своих воспоминаниях о событиях 1920 года на советско-польском фронте:
«К нам приближалась конница Буденного. О ее движении я имел довольно точные и верные сведения. Она совершила большой поход откуда-то из-под Ростова-на-Дону в составе четырех дивизий, причем все данные относительно их состава казались мне сильно преувеличенными. Как мною уже отмечалось, я в то время пренебрегал этим новым противником. Как известно, военное значение конницы, даже до 1914 года, в понятиях многих падало все ниже. Ей предназначалась вспомогательная роль, как, например, разведка или охранение флангов. И никогда не предполагалось поручать ей самостоятельные решающие задачи. Вместе с развитием силы огня в период огромных боевых запасов в Европе роль конницы попросту упала до нуля. Лошадей передали в артиллерию, кавалеристов поспешно переучили в пехотинцев.
Поэтому-то мне казалось просто невозможным, чтобы мало-мальски хорошо вооруженная пехота с приданной ей артиллерией и пулеметами не смогла справиться с конницей при помощи своего огня...
Повторяю, что я не придавал ей большого значения, и ее успехи на других советских фронтах, о чем я имел данные общего характера, я приписывал более внутреннему разложению сражающихся с нею войск, чем действительной ценности этого способа ведения войны».
Эти просчеты Пилсудского дали нам возможность беспрепятственно на широком фронте войти в соприкосновение с противником.
Тремя повторными конными атаками мы отбросили польские полки на северо-восток. Наступившая темнота помешала преследовать отступавших, и мы расположились на ночлег. Выставив солидное охранение, мы все время держались настороже.
Первое столкновение с новым противником было удачным. Противник понес значительные потери.
Но наши конные атаки против польской пехоты, засевшей в окопах, были отбиты сильным огнем неприятеля. Многочисленные проволочные заграждения поляков не давали возможности ударить противнику в лоб.
Непривычен для бойцов конницы пехотный бой... но все же поздно вечером после кровопролитного боя поляки с большими потерями отошли на вторую линию своих позиций. Удачно действовала Шестая кавалерийская дивизия. Ранним утром у селения Животов она буквально столкнулась лбом с польской пехотой, шедшей беспечно в колонне, без всяких мер охранения. Головная бригада с места ринулась на врага.
Разведчики доносили о большом скоплении пехотных частей в этом районе. Развернув дивизию на широком фронте и усилив органы разведки, начдив уничтожал на своем пути пехотные части противника, не ожидавшего, что наша кавалерия так скоро продвинется вперед.
Разъезды обнаружили большую колонну польской пехоты. Первые две атаки были отражены стойким, дисциплинированным огнем, но неожиданные действия двух эскадронов по флангам и в тылу заставили противника отходить. Отход белополяков превратился в беспорядочное паническое бегство. За день боя было захвачено у противника восемь орудий различного калибра, до девяноста пулеметов, много боеприпасов и продовольствия. Зарублено было свыше тысячи белополяков. Наши потери были незначительны.
...Ночь с 29 на 30 мая прошла неспокойно. Обособленное положение армии, вклинившейся в главную оборонительную полосу противника, частая, временами бесцельная стрельба заставляла все время быть начеку.
В середине дня было получено сообщение о появлении Пятой польской пехотной дивизии, которой до этого здесь не было. Польское командование спешно стягивало резервы.
Белополяки день и ночь вели работы по укреплению своих позиций.
На участках же Шестой и Одиннадцатой кавдивизий шли серьезные бои.
Ранним утром, в предрассветной мгле, враг атаковал первую бригаду Шестой дивизии, занимавшую деревню Спичинцы. Бдительное охранение своевременно известило отдыхавшие части.
Польская пехота была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем. Заговорила приданная бригаде конная батарея, и белополяки были прижаты к земле.
К этому времени подоспела польская артиллерия, численно превосходившая нашу. Беглый огонь польских орудий ободрил наступающих. Польские цепи ползком двинулись вперед.
Наступил решающий момент. Командиры с беспокойством оглядывали ряды немногочисленных бойцов. Они думали: «Дрогнут или удержатся?»
Надо выдвигать в бой резерв! Ординарец карьером помчался с приказанием: «Бронеотряду атаковать правый фланг поляков...»
Неслышно и проворно выбрались броневики на окраину деревни. Они развернулись и двинулись вперед, обстреливая правый фланг наступающих. Польские цепи дрогнули, остановились... и быстро начали откатываться назад. Но польские артиллеристы спохватились. Десяток польских орудий обрушил огонь на наши броневики. Задним ходом машины медленно стали отходить. Один броневик, подбитый снарядом, свернулся набок. За ним свернулся набок второй...
Командиры и комиссары наших стрелковых частей под прикрытием артиллерии повели своих бойцов в атаку. Шли во весь рост. На левом фланге разгорелся рукопашный бой. Все смешалось. Крики «ура» и «виват» оборвали стрельбу...
К вечеру части поляков вышли на линию железной дороги, отрезав наши бронепоезда.
Потребовалось введение всех сил дивизии, чтобы выбить зарвавшегося противника.
Противник, используя все свои резервы, вел наступление. Польское командование решило, видимо, одним ударом покончить с Конной армией.