Мы твердо уверены, что задача будет выполнена, и армия, сильная не только порывами, но сознанием и духом, идя навстречу победе, беспощадно уничтожая железными полками и дивизиями банды Деникина, впишет еще много славных страниц в историю борьбы за рабоче-крестьянскую и Советскую власть.

Да здравствует Первая Конная Красная Армия!

Да здравствует скорая победа!

Да здравствует мировая Советская власть!

Реввоенсовет: Буденный, Ворошилов, Щаденко».

Дисциплина и организованность не приходили сами собой. Потребовалась огромная работа командиров и политработников, чтобы преодолеть в крестьянских парнях мелкобуржуазную анархичность и партизанские замашки.

Климент Ефремович Ворошилов с первых же дней своей работы среди буденовцев стал душой Первой Конной армии. Его железная воля дисциплинировала и, как цемент, сплачивала бойцов.

Интересная деталь: в разговоре с красноармейцами в первый день прибытия Климента Ефремовича я рассказал им про героический путь большевика Ворошилова. Бойцы слушали внимательно, одобрительно, но в конце беседы высказались так:

— Парень рабочий, к коням непривычен, как-то он будет ездить верхом...

Некоторые с любопытством посматривали в сторону проходившего в это время Ворошилова.

Первые же бои успокоили бойцов. Член Реввоенсовета крепко и ладно сидел на коне, много часов мог проводить в седле, с клинком и маузером ходил в атаку.

Бойцы говорили с любовью:

— Выходит, свой парень Ворошилов.

Стремительными и бесстрашными действиями буденовцы быстро завоевали себе славу. Нередко одно только слово «буденовцы» сеяло панику в белогвардейских рядах. Классовая ненависть к врагам, преданность делу партии Ленина порождали беззаветный героизм красноармейцев, развивали невиданную лихость в бою.

Товарищ Ворошилов с подлинно большевистским умением быстро наладил массовую политическую работу.

...Как-то в Первую Конную армию приехали председатель ЦИК М. И. Калинин и Г. И. Петровский. Конники устроили парад, после парада обед. На обеде Калинин и Петровский удивили присутствующих. Глядим, достают они из мешочков черные сухари и несколько кусочков сахара. Вот так, думаем, раз! Председатель Центрального Исполнительного Комитета ездит со своими черными сухарями да и ест-то их этак экономно.

Мы спрашивали своих гостей:

— Почему вы приехали со своим хлебом, что, у нас хлеба нет?

— Я думал, — говорит Михаил Иванович, — что вы тоже на пайке, поэтому и привез свой хлеб.

Этот случай нам запомнился потому, что, воюя в богатых черноземных областях, мы имели в обилии продовольствие.

Помню, очень часто после приезда Михаила Ивановича Калинина, взяв у белых богатые трофеи, бойцы говорили:

— Надо несколько посылок в Москву наладить.

И тут же начинали перечислять адреса:

— Ленину!

— Калинину!

— Ну и прямо в ЦК!

Товарищ Ворошилов с первого дня своей работы среди буденовцев, стал душой Конной армии.

К этому времени белые отступали по всему фронту.

Первая Конная получила приказ наступать на Ростов. Моя дивизия должна была сделать налет на крупную узловую станцию Сватово. Сватово удерживали белогвардейская конница, пехота и бронепоезда. Стремительным налетом мы выбросили белых со станции. Многих белогвардейцев захватили в плен. В качестве трофеев нам досталось двадцать пять поездов с военным имуществом. Эшелоны стояли с паровозами под парами. Белогвардейцы собирались их увезти, но не успели.

Когда мы заняли станцию Сватово, я вышел на платформу. Гляжу, на дверях висит записка:

«Дежурный по станции Сватово военный комендант подполковник такой-то» (фамилию точно не помню, кажется, Голодовский).

«Дай, — думаю, — позвоню на станцию Купянск от имени подполковника». Оттуда через Сватово должны были эвакуироваться отставшие эшелоны белогвардейцев.

Иду к телефону и вызываю коменданта Купянска. Отвечает какой-то ротмистр.

— С вами, господин ротмистр, — начал я, — говорит подполковник Голодовский. Командующий приказал все имеющиеся на станции Купянск эшелоны немедленно отправить через Сватово.

Ротмистр поверил, что с ним говорит подполковник Голодовский.

— У меня, — говорит, — господин полковник,[5] готовы два эшелона. Я их тотчас же отправлю.

Через некоторое время эти эшелоны прибыли в Сватово. Мы их соответствующим образом приняли. Среди груза мы обнаружили пятьдесят пять телеграфных аппаратов Морзе, вагон ваксы, вагон спичек и много других вещей.

Старательный ротмистр отправил и третий эшелон, но эшелон, обстрелянный в пути моими разведчиками, дал обратный ход и вернулся назад в Купянск. Коменданту Купянска, вероятно, доложили, что Сватово занято конницей красных.

Я снова вызываю ротмистра к телефону. Говорю ему:

— Два эшелона прошли через Сватово. Почему вы не высылаете остальные? За задержку эшелонов вы будете отвечать.

Офицер, видимо, начал что-то подозревать. Отвечает:

— Господин полковник, разрешите поговорить с вами начистоту?

— Пожалуйста.

— Скажите, господин полковник, где живет моя тетушка?

— Какая тут, к черту, тетушка! — отвечаю ротмистру. — Дело горячее, а вы с тетушкой лезете. Еще раз предлагаю немедленно выслать эшелоны!

Тут ротмистр стал меня крыть на чем свет стоит.

А я ему отвечаю:

— Вы люди образованные, господин ротмистр, культурные, и ругаться вам не пристало. Чтобы голову вам не морочить, заявляю: никакой я не подполковник, а самый настоящий буденовец. Станцию Сватово мы заняли. За эшелоны, которые вы выслали, большое спасибо.

Тут такая ругань послышалась в трубку, что даже я не выдержал.

— Довольно! — кричу. — Давайте говорить начистоту, господин ротмистр. Мы вас не тронем, если вы со своими частями и всем имуществом сдадитесь нам. Подумайте: ведь если не сдадитесь, все равно мы вас догоним и никуда вам от нас не скрыться.

Ротмистр еще пуще ругается, но трубку не бросает.

Тогда я говорю:

— Экий вы несговорчивый человек, господин ротмистр! Что ж, если не хотите сдаваться, даю вам прямехонький маршрут: бегите, не оглядываясь, к Черному морю, примите там холодную ванну. Это успокаивает нервы.

Тут уж ротмистр бросил трубку.

Армия продолжала наступление на Донбасс. На переправах через Донец шли крупные бои. Мы подходили к Ростову. Загрохотала артиллерия. Отборные белогвардейские части защищали Ростов.

Я повернул свою дивизию и быстро очутился в тылу противника. Дивизия пошла в атаку.

Вот здесь мы снова встретились с движущимися «хатами»: белогвардейские танки шли к Ростову. Увидев моих конников, неожиданно вынырнувших из тумана, танки стали удирать. Надо вам сказать, что в ту пору танки были тихоходные, они двигались со скоростью семи километров в час. Мои конники мигом их догнали.

Бойцы на полном скаку подлетали к танкам, всовывали дула винтовок в щели и стреляли внутрь танков. Белогвардейцы вышли из машин и подняли руки.

По плану командования мы должны были, не доходя тридцати пяти — сорока километров до Ростова, остановиться на ночлег в селах. Но белогвардейские кавалеристы, обозы, повозки вовсю удирали в Ростов. Наши конники преследовали их. Начинало темнеть, а мы все мчались вперед. Села остались позади. Ночевать было негде. Но ведь надо же где-нибудь ночевать! Часам к десяти вечера мы очутились на кирпичном заводе под Нахичеванью, пригородом Ростова. Завод был расположен в глубоком овраге. Здесь ночевать тоже было негде.