Рано утром в день второй годовщины Красной Армии горнисты играли седловку. Ночью было получено донесение, что Горькая Балка занята белой пехотой. Загрохотали батареи. Бригады пошли в атаку и ворвались в станицу.
Мы взяли в плен около четырех тысяч человек, из них семьдесят офицеров, и захватили трофеи — сто пулеметов и пятнадцать пушек.
Вдруг на железной дороге показались дымки — это приближались три белогвардейских бронепоезда. Наши конные батареи открыли огонь. Первые снаряды угодили бронепоездам под колеса. На минуту стрельба с бронепоездов прекратилась. Вперед вырвались мои бойцы.
Под пулеметным огнем они смело скакали к самым поездам и метали ручные гранаты в бойницы.
Бесстрашный и всеми любимый комбриг Мироненко первым примчался к бронепоезду и кинул в бойницу гранату. Вдруг он покачнулся в седле и свалился с коня. Его сразила белогвардейская пуля. Верный конь стал как вкопанный. Смерть комбрига на мгновение ошеломила бойцов, но они сразу же кинулись на бронепоезд и буквально забросали его гранатами. Пулеметная стрельба прекратилась. Беляки выскакивали из поезда и убегали в степь. Мы нагоняли их, они начали отстреливаться.
Я что есть силы крикнул белогвардейцам: «Сдавайтесь, будете живы!» Они продолжали отстреливаться. Тогда мы их атаковали. Многие подняли руки.
В районе хутора Христко мы забрали в плен последние части кубанцев. Первый белогвардейский кубанский корпус прекратил свое существование.
Под Средне-Егорлыкской мы неожиданно напоролись на белогвардейские конные корпуса. Белогвардейцы спешились, расположились в балке и обедали. Моя батарея выскочила на бугор и стала палить по противнику. Белогвардейцы заметались. Тогда Буденный и Ворошилов на полевом галопе повели за собой бойцов в атаку. Они заходили слева, а я кинулся со своей бригадой в лобовую атаку. Это был внезапный кавалерийский встречный бой. Мы разгромили двумя бригадами целый белогвардейский корпус. Белогвардейцы кинули на произвол судьбы орудия, пулеметы, обоз.
А через несколько дней мы опять встретились с противником. Противник превосходил нас в два с половиной раза. Он выстроил баррикады и укрепления. У белогвардейцев было четыре бронепоезда с дальнобойной артиллерией. Первая Конная пошла в атаку.
Противник выстроил против нас офицерский кавалерийский полк, гордость белой гвардии. Канонада стихла. Было слышно, как мчатся кони. И вдруг в нас полетели сотни снарядов, целые стаи пуль. На сильном скаку падали люди и лошади.
Ветром пустил я коня.
Сбоку ко мне подскочил рослый детина на коне. Он заглянул мне в лицо.
— Ты куда бежишь? — закричал я на него. — Видишь, третья бригада в рубку пошла! Назад!
— Товарищ начдив! — крикнул коновод. — Это белогвардеец!
В руках белогвардейца сверкнул окровавленный клинок. Я выстрелил из маузера. Грузно, словно нехотя, беляк сполз с коня.
Все перепуталось. Где свои, где белые, разобрать было невозможно.
Буденный и Ворошилов до темноты много раз водили конников в атаку.
Наконец исход боя стал ясен. В наступившей темноте белогвардейцы бежали в Атаман-Егорлыкскую. Поле сплошь было усеяно трупами. Кое-где продолжали рубиться отдельные группы.
Кони носились без седоков.
Офицерский кавалерийский полк был вырублен начисто.
Белой армии Юга в бою под Атаман-Егорлыкской был нанесен сокрушительный и непоправимый удар. Отступление белых превратилось в паническое бегство.
По непролазному от мартовских дождей кубанскому чернозему наши дивизии гнали жалкие остатки «вооруженных сил Юга России».
Отступая, белые бросили громадные запасы боеприпасов, снаряжения и продовольствия. В упряжках бродили испуганные, голодные кони. Нежданная добыча была нам очень кстати: части снабжались плохо, одежда износилась, патронов и снарядов осталось мало.
Бойцы переоделись в новое обмундирование, артиллерийские полки пополнились боеприпасами, а домовитые начхозы ломали голову над тем, на чем везти собранный фураж и продовольствие.
Деникин позже писал в своих мемуарах об отступлении белой армии:
«Десятки тысяч вооруженных людей шли вслепую, шли покорно, куда их вели, оказывая повиновение в обычном распорядке службы, отказываясь только идти в бой...
Представитель союзных держав просил меня высказаться откровенно.
Мне нечего было скрывать:
— Подымается казачество? Наступление на север? Нет — эвакуация в Крым!»
Иностранцев поражало военное искусство Семена Михайловича Буденного, его умение быстро и точно решать тактические и стратегические задачи. Разбирая его действия, буржуазные военные специалисты неизменно именовали Буденного «генералом». Они были уверены, что Буденный — один из генералов царской армии. Этот «титул» так укоренился за рубежом, что потребовалось специальное разъяснение Народного комиссариата по военным и морским делам.
В нем говорилось:
«Хотя товарищу Буденному приходилось и приходится бить русских, польских и французских генералов, сам он — бывший унтер-офицер, член Коммунистической партии».
«Вооруженным силам Юга России» пришел конец.
Деникинщины больше не существовало.
Мы отдыхали в Майкопе. Наш отдых был недолог. Газетные сообщения были тревожные. Польское правительство Пилсудского стягивало к советской границе свои войска.
Бойцы забрасывали политработников вопросами. Политработники и командиры, собираясь вечерами, раздобыв карту Польши, возбужденно обсуждали вопрос: будет война или нет?
Попытки Советского правительства начать переговоры с Польшей не дали никаких результатов. Пилсудский, глава польского государства, не хотел разговаривать о мире. Пилсудский хотел воевать. Он рассчитывал, что уставшие в боях красные войска не выдержат нападения польской армии.
11 марта Владимир Ильич телеграфировал Реввоенсовету Западного фронта:
«Поляки, видимо, воевать будут, мы все возможное делаем для усиления обороны, надо также усилить агитацию на польском языке. Поможем вам, если надо, людьми, деньгами, бумагой...»
А в апреле Пилсудский и политический авантюрист погромщик Петлюра, самозванно носивший звание «головного атамана Украины», заключили соглашение о совместной борьбе против Советской республики. При всемерной поддержке империалистов Антанты буржуазно-помещичья Польша начала разбойничью войну против Страны Советов.
Польские войска вторглись в пределы Советской Украины.
Первая Конная получила приказ о выступлении в поход:
«Следуя походным порядком, с попутной ликвидацией очагов бандитизма, к 1 мая сосредоточиться в районе Бердичев — Винница».
Дружно встретили бойцы приказ о походе.
Кузни работали днем и ночью. Ремонтировались тачанки, повозки, походный инвентарь, перековывали лошадей.
Каждый боец старался как можно лучше подкормить коня, как можно лучше подогнать снаряжение. Шутка ли сказать, тысячеверстный путь предстоит Первой Конной!
Со всем имуществом выстроилась армия. Перед выступлением в поход провели летучие митинги. Четыре дивизии двинулись в путь на Ростов, Екатеринослав...
Незабываемы дни этого исторического похода красной конницы!
Мы проходили села, станицы, города. Мы очищали местности от бандитов, ликвидировали кулацкие мятежи. Бойцы Первой Конной стремились как можно скорее добраться к месту назначения.
Армия двигалась быстро. В городах, на крупных железнодорожных станциях наиболее рьяные «политики» — а таких среди бойцов было немало — мчались на поиски газет.
Однажды, объезжая располагавшиеся на ночлег части, я увидел всадника, подскакавшего к группе бойцов. Он соскочил с коня, размахивая газетой. Задыхаясь от волнения, он кричал, радостный и возбужденный:
— Братики, товарищи, да ведь за нас весь мировой трудящийся класс! Послухайте, что пишет газета...