ПОСТАНОВИЛИ:

Составить маршрутный поезд в 25 вагонов с продовольствием для рабочих Москвы, Петербурга и Тулы ко дню 3-й годовщины Пролетарской Революции в подарок от бойцов Первой Конармии. Эшелон составить Опродкомарму, из коего по 10 вагонов Москве и Петербургу и 5 вагонов Туле. Поарму для сопровождения эшелона произвести выбор бойцов и во главе их послать при эшелоне комиссара полештарма.

Реввоенсовет: Ворошилов, Буденный».

Поговорили мы обо всем с Семеном Михайловичем.

— Эх, до чего б я хотел быть снова с вами! — сказал я.

— А ты и будешь с нами, — ответил Семен Михайлович. — Михаил Васильевич Фрунзе приказал тебе сдать Вторую Конную и принять Шестую кавалерийскую дивизию.

Буденный поехал со мной в Шестую кавалерийскую дивизию, совершавшую в то время марш. Дивизия, которую я должен был принять, состояла преимущественно из донских и кубанских казаков и иногородних. Мы подъехали к дивизии, когда она уже была построена. После доклада начдива и приветствий Семен Михайлович Буденный обратился к бойцам с речью. Он подробно рассказал им, кто такой барон Врангель, как он издевается над рабочими и крестьянами, сообщил, что Советское правительство требует, чтобы Красная Армия до зимы покончила с белогвардейцами. В заключение добавил:

— Конники видали трудности и не боятся их. Били всех, а черного барона и вовсе разобьем!

Громкое «ура» и крики «Даешь барона Врангеля!» разнеслись по всей степи.

Подождав, пока немного стихнет овация, Семен Михайлович Буденный показал на меня и громко произнес:

— Реввоенсовет Первой Конной армии назначает начальником вашей дивизии товарища Городовикова.

Многие из старых бойцов знали меня еще по деникинскому и польскому фронтам и поэтому встретили это сообщение с радостью.

Я счел своим долгом выступить с краткой речью.

— Товарищи бойцы, — сказал я, — от каждого из вас. требуется дисциплина, выдержанность и стойкость! Покажем в бою непоколебимую преданность делу пролетарской революции и социализма!

Мои последние слова были покрыты дружным и громким «ура».

...Ранним утром Первая Конная армия приступила к переправе через Днепр. Погода стояла отвратительная. Дул порывистый, холодный ветер. Временами моросил дождь, и земля покрывалась тонким слоем льда. Но конноармейцы преодолели все трудности и к вечеру того же дня закончили переправу.

...— Знаешь ты, что такое Чонгар? — спросил меня Семен Михайлович.

Да, я слышал, что такое Чонгар. За восьмиметровую ширину он назывался не перешейком, а мостом. И в самом деле это был узкий мост, протянувшийся на полуостров через гнилой Сиваш — соленое непроходимое озеро с топким, илистым дном. Само собой разумеется, Чонгарский мост находился под обстрелом многочисленных белогвардейских орудий да еще был обнесен окопами, проволочными заграждениями.

— Военные специалисты считают, — продолжал Семен Михайлович, — что Чонгар, как и Перекоп, неприступен. Врангель чувствует себя в безопасности за Сивашом и Турецким валом. Ты ворвешься на Чонгар! Вот приказ.

Он протянул мне приказ по Первой Конной армии, в котором говорилось:

«...и стремительным ударом разбив отступающего противника, ворваться на его плечах в Крым, облегчив этим полное уничтожение противника в Крыму».

Приняв Шестую дивизию, я стал готовиться к наступлению. Нам мог помочь мороз, но, как назло, наступила оттепель. Над безжизненной степью стоял серый рассвет. Дул резкий ветер. Черную воду Сиваша течение гнало в Азовское море. В мелкой гнилой воде были видны синие камни, зеленые и красные водоросли. По этой жидкой, как кисель, трясине с трудом смогут пройти кони.

За Сивашом темнели белогвардейские валы. Семен Михайлович рассказал мне, что лучшие английские и французские инженеры помогали Врангелю укрепиться. Позиция Врангеля считается неприступной. В ровной степи, где не может укрыться ничто живое, каждая точка обмерена и пристреляна. Мне показалось, что я даже различаю на бетонированных площадках дальнобойные морские орудия.

Ветер крепчал. Я вернулся к дивизии, укрывшейся в неглубокой лощине. Бойцы мои кутались в изношенные, негреющие башлыки и рваные шинели. Обозы с теплым обмундированием отстали, находились в глубоком тылу. Не было ни фуража, ни топлива, ни питьевой воды. Обозы не поспевали за наступающими частями. Что тут будешь делать? Я шагал взад и вперед, поглядывая на серую рябь Сиваша, и ничего не мог придумать. С Сиваша несло какой-то дрянью. Я позвал ординарца и приказал подвести мою Марусю. Ординарец подвел кобылу. Я вскочил в седло.

Маруся легко вынесла меня на горку. С того берега сейчас же застрекотали пулеметы.

«Заметили, идолы! — подумал я. — А ну, рыжая, выноси!»

Поскакал в сторону, посмотрел в бинокль. Вдруг вижу — огромная золотая скирда соломы. За ней другая, третья... «Солома, — думаю, — пригодится, солома поможет». Мигом мы с Марусей добрались до бойцов; бойцы повскакали.

— Смирно! Слушать команду! А ну, разобрать ту скирду!

Бойцы мои вскочили на коней и врассыпную балкой помчались к скирдам. Белогвардейцы переполошились, стали стрелять, но попасть ни в кого не могли.

Несколько десятков бойцов проворно разрывали скирды, бросали солому вниз, а другие на земле увязывали ее в пучки.

Теперь я знал, что надо делать: надо устлать трясину соломой. По соломе пройдут кони, они не увязнут.

Сиваш очистился от воды — ветер угнал воду в море.

— Кидай солому в Сиваш, настилай дорогу!

Бойцы подскакали к трясине. Они скидывали солому и спешили обратно к скирдам. Белогвардейцы открыли огонь. Белые облачка — разрывы шрапнели — висели над головами. Стала отвечать наша артиллерия. Бойцы вереницей неслись с охапками золотистой соломы к Сивашу. Вдруг за спиной у одного из бойцов пучок соломы вспыхнул как свеча. Боец стряхнул горящую солому, спешился, схватил горсть липкой грязи, стал прикладывать к ожогам. Потом грязью стал лечить своего коня.

Тяжелые снаряды падали в Сиваш, подымая грязные фонтаны. Но шаг за шагом бойцы настилали солому. Падали и поднимались, многие оставались лежать в вонючей грязи, но дивизия, охваченная единым порывом, уже неслась по проложенной дороге к неприступным твердыням Чонгара. Тысячи конских копыт утоптали Сиваш, бойцы обошли стороной железобетонные и проволочные укрепления; вслед за конницей двинулась артиллерия, подминая, уничтожая соломенный путь.

Мои бойцы кинулись на считавшиеся неприступными укрепления французских и английских специалистов. Соломенная дорога исчезла под мутной жижей, да в ней больше и не было надобности. Чонгарский полуостров был взят Шестой кавалерийской дивизией, и теперь перед ней был один путь — в Крым.

Буденный и Ворошилов на галопе подскакали к дивизии. Поблагодарили полки.

— Шестой кавдивизии, — сказал Климент Ефремович, — надо дать другое название за победу. Я предлагаю Шестую дивизию, как первую войсковую часть, занявшую Чонгарский полуостров, называть отныне Чонгарской.

С тех пор Шестая кавдивизия носит наименование Чонгарской, а бойцы зовутся чонгарцами. Они с гордостью носят это имя.

Взят был Перекоп. Взят был Чонгар. Белогвардейцы ожидали, что об эти твердыни разобьются красные дивизии, а теперь сами бежали к Черному морю, преследуемые красной конницей.

9 ноября меня вызвал командующий Южным фронтом Михаил Васильевич Фрунзе. Я первый раз увидел его. Он был в кожаной куртке и папахе без всяких знаков различия. Скромный, простой человек. Он мне сразу понравился.

На совещании с Фрунзе присутствовали Буденный и Ворошилов, начдивы Первой Конной армии и начдив Тридцатой стрелковой. Товарищ Ворошилов всех нас представил Фрунзе.

Командующий спросил меня:

— Ну, рассказывайте, как вы брали Чонгарские укрепления?

Я коротко рассказал.

Фрунзе дал указания, как дальше действовать.