«Неужто Мастер Чхоту, Говинд Сингх! — обрадовался он. — Какая удача!»

Машина, подняв клубы пыли и обдав подметальщика горячей волной выхлопных газов, остановилась, как вкопанная. За ней подъехала еще одна машина, какой марки, Джаган не понял, и, круто развернувшись, остановилась. Огромный детина в светлой рубашке с короткими рукавами и голубых брюках, плотно сбитый, с густой и черной, как смоль, бородой, посмотрел на подметальщика и поприветствовал его. Взгляд его больших темных глаз был несколько тяжеловат; кожа на лице лоснилась, словно бамбук.

Джаган, сложив ладони у подбородка, поклонился господину.

— Простите, господин, — обратился он к великану, — но мне кажется, что эта машина, — он кивнул в сторону «форда», — принадлежит моему другу Мастеру Чхоту.

— У вас хорошая зрительная память! — улыбнулся сикх, слегка откинув назад голову, которую украшала чалма из тончайшей хлопчатобумажной ткани бирюзового цвета. — Меня зовут Рамдас, и у меня тоже неплохая зрительная память. Я видел вас вчера в зале суда.

— О, я тоже узнал вас, господин Рамдас! — зачастил подметальщик, переходя с тенора на фальцет. — Я едва сдержался, чтобы не вцепиться в горло этому прокурору! А что с Говиндом, господин? Ведь он погнался за этим бандитом…

— С ним все в порядке, как тебя?

— Джаган.

— Сегодня, Джаган, мы всем парком будем встречать нашего друга. Его освободили.

— Уже?!

— Да, осталось только оформить бумаги. Вот его машина. Ее ремонтировали всю ночь. Было три пулевых пробоины. Мы заменили счетчик, фары, лобовое стекло, резину и установили в салоне новые сиденья.

— Да, машина выглядит так, как будто только что сошла с конвейера!

— Ты прав, только не с конвейера, а из рук его друзей.

— А вы все еще бастуете? — Джаган поправил очки и запрокинул голову, стараясь заглянуть сикху в глаза.

— Нет, уже все! Сегодня все таксисты на дорогах города. Можете ехать, прошу!

— Да у меня нет денег, — бедняга опустил глаза.

— Но если ты друг Говинда, мы подвезем тебя бесплатно!

— Спасибо, господин! Мне казалось, что у меня только один добрый и великодушный друг — Говинд. Но оказывается, я обрел новых друзей!

Таксисты весело рассмеялись.

— Ты пока подметай, а мы зайдем к Фариде и Мери.

Услышав имя Фариды, молодой водитель, приехавший на «форде» Говинда, смутился и опустил глаза. Этот факт не остался незамеченным «простаком» Джаганом, который наклонился и продолжил свой скорбный труд, столь необходимый и нужный людям, но слишком скудно оплачиваемый.

«Ну ничего, не быть мне Джаганом, если я не открою в этом квартале овощную лавку! Мне бы кредит взять. Молодец, Мери, что надоумила! Можно взять ее в компаньоны», — размечтался подметальщик, яростно работая веником, который метался в его руках, как крыло экзотической птицы.

Через несколько минут он услышал голоса и оглянулся. К машинам, в сопровождении таксистов шла Мери в яркой, нарядной юбке и полупрозрачной желтой блузке из тончайшего шелка, которая плотно облегала ее округлую грудь. По плечам девушки рассыпались золотистые локоны. Она вся сверкала украшениями, на ее лице светилась счастливая улыбка. Не спуская глаз с красавицы, Джаган засеменил к машинам, выронив совок…

Фарида тоже вышла на улицу и ждала, когда соберутся остальные.

— О! Джаган! Доброе утро! Ну, что же ты стоишь, как пень?! Садись в машину, сейчас поедем! — весело сказала Мери.

— Ах, госпожа! Апсара! Облачная дева! Мери, вы неотразимы! Я сражен вашей красотой! А я… я в таком виде! Простите, я должен переодеться!

— Хорошо, мы подъедем к твоему дому! — пробасил Рамдас.

— Да? К дому?! — обрадовался Джаган. — А куда положить веник и совок?

— В багажник! — ответил Рамдас, направляясь к «форду». За ним поспешил подметальщик и бережно уложил свой реквизит. Усевшись на заднее сиденье машины, он умолк.

Спустя некоторое время «форд» и «премьер» уже неслись по широкой улице, направляясь к следственной тюрьме. Джаган, облаченный в чистую голубую рубашку и светлые брюки, улыбался, поглаживая свою редкую шевелюру.

Такси, быстро сорвавшись с места, быстро промчалось мимо отеля «Тадж-Махал» и высоких небоскребов — безжизненно застывшей фантазии Ле Корбюзье.

Хари молчал, охваченный радостным ожиданием. Ему не терпелось обнять Говинда на воле, а не через решетки, не в суде. Он посмотрел на загорелые руки водителя такси, Ананда, который вел машину безукоризненно, как бы сливаясь с ней в одно целое.

Чтобы ускорить освобождение брата из тюрьмы, Хари решил сам отвезти приговор на утверждение в высший судебный орган штата Махараштра. Ему было невыносимо сознавать, что его родной брат Говинд совершенно безвинно томится в камере тюрьмы. Он вспомнил слова профессора, который в колледже читал им теорию относительности: «Час, проведенный в обществе любимой женщины, кажется нам минутой, а минута, проведенная на раскаленной печке, — часом…»

— Остановите, пожалуйста, здесь, — попросил он водителя, когда они поравнялись с высоким зданием, построенным в викторианском стиле, взял портфель и вышел из машины.

Ананд развернул газету «Хиндустан таймс». На первой полосе была напечатана фотография Хари и Говинда и большая статья об известном адвокате, который в течение трех дней «перевернул» дело об убийстве Вармы и разоблачил подлинного преступника.

Ниже он увидел фотографию Бонси, стоящего за свидетельской кафедрой, под которой была надпись, отражавшая циничную жестокость преступника: «Убийца родного брата».

«Бомбейские таксисты закончили свою забастовку, благодаря гениальному профессионализму адвоката Хари Шривостава, сумевшего снять преступное обвинение с их коллеги Говинда Шривостава. Панчаят частного извоза Бомбея от всей души выражает благодарность адвокату Шривоставу и судье Бадринатху, в лице которых они видят гарантию и величие индийского правосудия», — прочитал Ананд в конце статьи.

В этот момент Хари открыл дверцу и сел рядом с ним.

— Все в порядке! — радостно сообщил он. — А теперь — сам знаешь, куда!

— Понятно! — Ананд ослепительно улыбнулся.

Развернувшись, машина помчалась на улицу Мухаммеда Али, где находилась следственная тюрьма предварительного заключения. Когда они подъехали к высокой каменной стене, ограждавшей тюрьму, Хари был удивлен скоплением людей и машин.

У ворот мрачного здания стоял автобус телевидения. Операторы суетились с тяжелыми камерами на плечах. Хари попытался незаметно юркнуть в дверь пропускного пункта, но не тут-то было: двое журналистов преградили ему путь. Один из них громко выкрикнул:

— Господин Шривостав! Два слова для бомбейского телевидения!

Отступать было некуда и адвокат заговорил.

До слуха Раджи доносились лишь некоторые фразы.

— Я счастлив тем, что с помощью Всевышнего мне удалось исполнить свой профессиональный и человеческий долг. А когда это человеку удается в любой сфере, он счастлив, счастлив потому, что соединился с миром гармонии путем усилия над собой, над бренностью, над стереотипами и всем тем, что разделяет людей! Это все, господа! Мне очень некогда, я должен передать копию приговора и всевозможные выписки и документы для освобождения из-под стражи невинно заключенного в эти стены моего брата Говинда Шривостава! — с этими словами Хари скрылся за дверью.

Раздались аплодисменты, шум и крики. Щелкали фотоаппараты. Застучали барабаны: это группа бродячих музыкантов исполняла чудесную ритмичную мелодию.

Часы на высокой тюремной башне показывали половину четвертого. Было тепло и сухо.

Мери немного всплакнула, опершись на плечо Фариды. Раджа поминутно промокал носовым платком свое разгоряченное лицо.

Говинд, как тигр в клетке, нетерпеливо ходил по камере.

«Слава Богу, я оправдан! И теперь я вновь обрел старшего брата! Как я был неправ, что сразу не сказал Хари, что узнал его! Почему я не послушался покойного дядю Рахима?!» — упрекал себя молодой человек, чувствуя свою вину перед Хари.