Бонси, вцепившись руками в трибуну, затравленно озирался по сторонам, похожий на загнанного зверя. Волосы его растрепались, и одна прядь свалилась на лоб. Решительно тряхнув головой, он злобно прокричал:

— Да, я убил своего брата! Но я об этом не жалею! — С этими словами он выхватил из кармана пиджака пистолет и направил его на адвоката: — Но и ты не уйдешь от меня, Хари!

Раздался выстрел. Пуля, слегка задев руку адвоката, попала в оконное стекло, осколки которого со звоном посыпались на пол. Бонси в два прыжка оказался у выхода. Направив пистолет на двух полицейских, которые кинулись было за ним, он пригрозил:

— Не подходите! Предупреждаю, я буду стрелять! Не подходите! Не подходите! — он попятился назад и кинулся бежать.

За ним последовали полицейские.

Говинд, перемахнув через ограду, отделявшую скамью подсудимых от зала, подскочил к Хари.

— Брат, ты ранен?! — испуганно спросил он.

— Это просто царапина! Но негодяй может уйти! — ответил тот.

Говинд взял у брата ключи от «форда» и побежал на улицу. Бонси, успевший вскочить в свой светлый «мерседес», уже сорвался с места, спасаясь от погони. Говинд, оседлав верную «Басанти», кинулся вслед за ним. Подоспевшие полицейские, ничего не понимая, кричали и размахивали «кольтами» и дубинками. Некоторые таксисты тоже снялись с мест и последовали за Чхоту. Две полицейские машины ехали последними, завывая сиренами.

«Басанти» мчалась на предельной скорости, из ее выхлопной трубы вырывались искры. За Говиндом летел на своем «мерседесе» Рамдас. Мотор его машины ревел от напряжения.

Крепко вцепившись в баранку, Чхоту обдумывал положение. В обойме пистолета Бонси должно было остаться пять патронов.

Между «мерседесом» беглеца и «фордом» разрыв составлял не более пятнадцати метров. Держась левой рукой за руль, Бонси прицелился и выстрелил в своего преследователя, но тот ожидал выстрела и потому резко вильнул.

«Осталось четыре», — констатировал Говинд и услышал еще один выстрел, который, к счастью, тоже прошел мимо, но заставил и без того напряженные нервы молодого человека сжаться в комок.

«Спокойно, спокойно», — уговаривал он сам себя, не спуская глаз с цели, которая плясала и извивалась в потоке проносящихся мимо машин. Наконец ему удалось поравняться с машиной убийцы, и он попытался притереть ее к обочине, но вновь раздался выстрел, не попавший в цель, и «мерседесу» удалось уйти немного вперед. Говинд опять догнал его и, чтобы задержать, стал прижиматься к нему бортом, на что последовала знакомая реакция. Это была четвертая пуля, оставалась еще одна, последняя, которая и была неудачно выпущена озверевшим убийцей при следующей попытке Чхоту приблизиться к борту его машины. Теперь преследовать его было не так опасно.

Бонси хорошо знал город и, по возможности, избегал светофоров и перекрестков. Вот он круто повернул на Садовой улице и направился к стадиону. Приближался перекресток, на который вдруг выкатилась полицейская машина. «Мерседес» на всей скорости врезался в нее и понесся дальше. Объехав перевернувшийся «джип», «Басанти» продолжала погоню. Бонси задыхался от страха и ярости. Израсходовав все пули, он чувствовал себя в ловушке. Он весь взмок. Веки стали липкими. Баранка скользила в руках, словно змея, пистолет за ненадобностью, валялся на полу…

Говинд догнал Бонси и слегка «боднул» его в багажник, отчего тот едва не врезался в грузовик, который успел среагировать, прибавив газу. Поворот на стадион был в нескольких метрах, и Говинд изо всех сил рванулся вперед. Поравнявшись с «мерседесом», он притерся к нему вплотную с правой стороны, не дав проехать мимо стадиона, и тот был вынужден свернуть, с ревом ворвавшись на круглую арену. За ним последовала «Басанти». Начались гонки по кругу. Говинду удалось зайти с внутренней стороны и сильно стукнуть в борт «мерседеса», который от удара отскочил на середину поля. «Форд» последовал за ним и вновь ударил его, на этот раз в багажник. Машины закрутились волчком. Но вдруг Бонси снова оторвался, намереваясь покинуть стадион. Говинд ринулся за ним, и сходу въехал на крышу преследуемой машины. Бонси открыл дверцу и, не веря своим глазам, посмотрел наверх. Но тут перед его носом приземлился Мастер Чхоту, ловко прыгнувший вниз. Молодой человек схватил убийцу за лацканы пиджака.

— Иди сюда, иди! Ты хотел убить моего брата?! — с этими словами Говинд нанес ему сокрушительный удар в подбородок. Голова Бонси резко откинулась назад. Он рухнул на землю.

Мастер Чхоту подошел к нему и наступил ногой на его горло.

Подоспевшие полицейские оттащили его от жертвы.

— Ну что ж, — сказал храбрец, — я сделал свое дело, теперь вы делайте свое! — указал он на Бонси.

Полицейские подобрали беглеца и под руки повели его к машине. Говинд тоже шел с ними.

Когда он вновь очутился в своей камере, к нему пришел начальник тюрьмы и объяснил:

— Вам придется провести здесь еще одну ночь, пока мы не оформим документы. Завтра утром вас выпустят!

— Спасибо! — ответил узник и с жадностью выпил сок, принесенный Мери. Он лег на топчан и улыбнулся, представив свою очаровательную возлюбленную, с ее чудными волосами и синими, как море, добрыми глазами. Ему стало легко и спокойно, и он не заметил, как уснул…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Ближе к рассвету прошел небольшой дождь. Невесть откуда взявшиеся редкие тучки проплыли мимо бухты Бэк-Бей и, немного задержавшись над заливом Харбур, медленно двинулись дальше и незаметно растаяли в утренних лилово-голубых небесах.

Солнце заплясало веселыми бликами на крышах домов, затрепетало восторженно на пальмовых листьях, на широкой и длинной желобообразной листве бананов, кустарниках лавра, заулыбалось над вечно юной зеленью газонов…

Дыхание могучего простора океана, смешиваясь с ароматическими запахами тропического царства растений, создавало ощущения, которые невозможно передать никакими словами. В такие минуты каждый мельчайший орган человека как бы живет своей отдельной жизнью, посылая импульсы к сердцу; сознание и дух слушают и внутреннюю природу, и окружающую. В такие часы, наверное, никто не умирает и не рождается, в такие часы только пребывают, испытывают величайший пик праздника присутствия жизни… Это и есть любовь к жизни, которую ощущает все живое, и даже камень…

Джаган сидел на тротуаре у калитки дома, где жил Говинд, зажав под мышкой веник, с лицом расстроенной обезьяны-ханумана.

«Какое великолепное утро, просто чудо! Спасибо тебе, Всевышний, что ты дал мне возможность быть тут, на этой земле! Какая благодать!» — подумал он, беззвучно шевеля губами, и прикрыл глаза, вспоминая свое детство…

Где-то протяжно пропел петух, за ним другой, потом третий… Над головой Джагана пронеслась с шумом стая попугаев, и он встрепенулся. Отогнав назойливую осу, которая настойчиво норовила ужалить его в левое веко, он подумал:

«А почему именно в левое?» — и сердито буркнул:

— Вот дура, прицепилась же! — и со всего маху ударил веником по своему лбу: человеческий гений возобладал над низшей тварью — осу как ветром сдуло… Бывший торговец бананами снова успокоился, но звонки молочников окончательно нарушили его поэтические грезы. Они шумели так же назойливо, как и минуту назад оса, скрывшаяся в неизвестность. Джаган поморгал глазами, надел очки, тщательно укрепив тесемочки на внушительных ушах, и медленно поднялся на свои, далекие от идеала ноги, которые все-таки еще кормили его и домочадцев.

Зайти домой к своему духовному наставнику он не решался.

«Ничего, — думал он, — вот промету до того столба, глядишь, проснутся Фарида или Мери, у них и расспрошу о Мастере».

Присев на корточки, он принялся медленно подметать проезжую часть. Машин пока не было видно.

«И что эти молочники так несутся? И откуда берут так много молока? Неплохо бы завести коровенку», — подумал он, но эта мысль так и улетела восвояси, не родив другую, из его головы, повязанной новой ангочхой, которую ему подарила Мери. Послышался шум мотора. Джаган выпрямился. Сверкая в солнечных лучах, ему навстречу несся голубой «форд» с желтым верхом.