Нет выхода.

Я лечу на усталых крыльях,

В усталости крылатого отдыха

Полеты детства,

Взлеты и падения,

Обломки того времени,

Что было до меня.

Я кручусь в колесе работы,

Я выдуваю мыльные пузыри

Ненужных слов.

Я наполняю пещеры

Тяжелым эхом — а выхода нет.

Вы все меня знаете,

Мои слова и музыку.

Гремящие цимбалы,

Все яркие огни,

Качающиеся от хмеля,

Вы знаете многоцветное покрывало,

Которым покрыт гниющий труп.

Вы знаете, что я

Умираю в себе.

Зачем же мне надо

Идти и идти

По пути, который никуда не ведет?

Ведь выхода нет!

Индраджит (Манаси). Зачем же?

Манаси. Если есть дорога, по ней надо идти.

Индраджит. Зачем? Что ждет меня в конце пути?

Манаси. Все идут.

Индраджит. Все идут?

Входит Амал, видит писателя.

Писатель. Здравствуй, Амал, ты что здесь делаешь?

Амал. Пришел сдавать экзамен.

Писатель. Экзамен? В твоем возрасте?

Амал. Экзамен в институте, повышение и усовершенствование. Я пробовал сдать его в прошлом году, но провалился. Может, в этом году повезет. Я знаешь как готовился.

Писатель. Да зачем тебе этот экзамен?

Амал. О, это очень важно. Если только я его сдам, войду на повышение. Если хочешь знать, я даже могу стать директором фирмы. Так что ты уж меня извини — тороплюсь.

Амал уходит, входит Бимал.

Писатель. Здравствуй, Бимал, куда мчишься?

Бимал. Цемент доставать. Обещали в одном месте

Писатель. Зачем тебе цемент?

Бимал. Строю дом. Купил участок. Ты знаешь как теперь трудно с участками в Калькутте! Я все деньги на него угрохал и теперь просто не знаю, на что строить дом.

Писатель. Зачем тебе это строительство, если денег нет?

Бимал. Как это зачем? Деньги надо куда–то вложить. А при нынешней инфляции недвижимость — единственная ценность. Надо о детях подумать. Так что ты меня извини. Я в бегах.

Бимал уходит. Входит Камал.

Писатель. Куда торопишься, Камал? Здравствуй.

Камал. У меня свидание с одним человеком. Обещал достать денег. Надеюсь, что не подведет.

Писатель. Много денег? Зачем они тебе понадобились?

Камал. У меня прекрасная идея. Остановка только за деньгами. Никаких проблем. Не нужно ни разрешения на импорт, ни разрешения на сборку, и есть прекрасный рынок. Большой спрос. Единственная остановка за деньгами.

Писатель. Может быть, ты подождешь? Соберешь деньги, потом осуществишь свою идею.

Камал. Когда это потом? У меня шестеро детей. Ты что, не знаешь? И платят мне мало. В прошлом году старшая дочка болела тифом, мы все деньги истратили на докторов и лекарства. Это не жизнь. Надо сделать рывок и выйти в люди. Так что ты меня извини — опаздываю.

Камал уходит. Писатель тоже уходит.

Индраджит. Все идут? Они бегут, эти другие. Амал, Бимал и Камал.

Манаси. Но ведь они идут.

Индраджит. Манаси, они — счастливые люди. К чему–то стремятся, на что–то надеются, чего–то хотят.

Манаси. А ты?

Индраджит. У меня ничего нет.

Манаси. А было?

Индраджит. Было. Был я сам. Я думал, что мне предстоит что–то сделать в жизни. Я не знал, что именно. Но знал, что важное. Великое. Я мечтал метеором прочертить небо от горизонта к горизонту, сквозь облака. Но метеоры выгорают и остается прах. И все же, пока они горят, от их сияния ослепнуть можно.

Манаси. Твой метеор сгорел?

Индраджит. Нет, Манаси. Не взлетел. Не было полета через небо.

Манаси. Почему?

Индраджит. Наверное, я не метеор. И не был метеором. Только хотел быть. Я такой же, как все. Обыкновенный человек. Такой же, как они. Пока я воевал, я мечтал. Теперь я смирился.

Манаси. Индраджит!

Индраджит. Нет, нет, Манаси. Не зови меня Индраджит. Я не Индраджит. Я Нирмал. Амал, Бимал, Камал и Нирмал. Я — Амал, Бимал, Камал, Нирмал!

Он отодвигается от Манаси. Манаси неподвижна. Входит писатель.

Писатель. Индраджит!

Индраджит (медленно оборачиваясь). Простите, вы ошиблись. Меня зовут Нирмал Кумар Рой.

Писатель. Ты не узнал меня, Индраджит?

Индраджит. Кто вы? Вы поэт?

Писатель. Я не могу закончить свою пьесу, Индраджит.

Индраджит. Не имеет значения. У нее нет конца. Ее конец и начало — одинаковы.

Писатель. И все–таки я должен написать ее, ведь должен?

Индраджит. Это ваше произведение, вам и решать. Я не имею к этому отношения. Я — Нирмал.

Писатель. Но у тебя же ничего нет. Ни продвижения по службе, ни стройки дома, ни прекрасных идей. Какой же ты Нирмал?

Индраджит. Такой, как все.

Писатель. И все равно ты не Нирмал. Я тоже такой, как все. Но я не Нирмал. Ни ты, ни я. Мы уже никогда не сможем стать такими.

Индраджит. Как же тогда жить?

Писатель. Дорога. Нам остается только дорога. Мы идем. Мне не о чем писать. А все–таки писать я буду. Тебе нечего делать. А все–таки ты чем–нибудь займешься. Манаси незачем жить, а все–таки жить она будет. У нас есть дорога. Мы по ней пойдем.

Индраджит. Да зачем же, когда мы знаем, что эта дорога никуда не ведет?

Писатель. Потому что у нас надежды. Потому что мы знаем, что нас ждет в будущем. Потому что для нас будущее уже стало прошлым. Мы пришли к пониманию того, что прошлое и будущее — одно.

Индраджит. И мы должны жить?

Писатель. Должны жить. Должны идти. Это как паломничество к храму, которого на самом деле нет.

Манаси стоит между писателем и Индраджитом. Все трое смотрят куда–то поверх голов зрителей, за пределы зрительного зала, куда–то далеко, может быть, в ту точку, где смыкаются рельсы. Три фигуры освещены. Все остальное в темноте. Они негромко хором читают.

Значит —

Нет конца.

Нет надежды

На исполнение желаний

У святого храма

В конце пути.

Забудь вопросы,

Забудь тоску.

Можно верить

Только в сам путь,

В нескончаемый путь.

Нет для нас храма,

Нет у нас бога,

Но есть у нас путь —

Нескончаемый путь.

Перевод с хинди М. Салганик

Рефик Халид Карай

Рефик Халид Карай (1888–1965), один из крупнейших турецких прозаиков, выступил на литературной арене в период общественно–политического и культурного подъема после младотурецкой революции 1908 года. Турецкая критика ставит Рефика Халида Карая в один ряд с такими замечательными мастерами прозы, как Омер Сейфеддин, Якуб Кадри Караосманоглу, Решад Нури Гюнтекин, считая его одним из зачинателей критического реализма в турецкой литературе.

Выход в свет первого сборника новелл Рефика Халида «Рассказы о стране» (1919) стал значительным явлением в турецкой литературе. Новеллы отличаются точностью жизненных наблюдений, подлинно народным языком, проникнуты глубоким сочувствием к обездоленным и униженным.

Литературное наследие Рефика Халида Карая обширно: опубликовано семнадцать его романов, несколько сборников рассказов, в том числе сатирических, и большое число публицистических статей. «Покорная Эмине» взята из сборника «Рассказы о стране», на русском языке публикуется впервые. По ее сюжету в Турции был снят фильм, который демонстрировался и в Советском Союзе.

Покорная Эмине

I

Поздно вечером, когда лейтенант, начальник уездного жандармского участка, уже собрался уходить домой, к нему вошел унтер–офицер, отдал честь и протянул какую–то бумагу. Лейтенант прочитал: «В ваше распоряжение посылается Черная Эмине, недостойное поведение которой служило причиной постоянных эксцессов в губернском центре. Обязываем вас сделать все необходимое для ее устройства, принимая во внимание тот факт, что ей запрещено выезжать за пределы вашего уезда». Внизу была приписка каймакама [60], сделанная тростниковым пером, обмакнутым в красные чернила — «Во избежание отрицательного влияния на нравственность населения города передается в ведение командования уездной жандармерии с целью принятия соответствующих мер».