Селено пошевелился под простынями, глубоко выдохнул во сне. Мы с Элламэй потянулись к его рукам — она проверила пульс, я переплела пальцы с его.

Она выдохнула и отпустила его запястье.

— Прости. Не хотела философствовать. Но я достаточно знаю о плохих королях и решениях, что принимаются из-за них. Я потеряла пять лет жизни из-за одного, все еще пытаюсь понять, что это дало мне, кроме горечи. Это явно доказало, что он не смог разделить нас с Валом. Он знал, что если мы останемся вместе, он не сможет нас остановить. Наверное, это победа, — она скривилась и отодвинула стул. — Я поищу еды. Почему бы тебе не отдохнуть? Он может скоро проснуться.

Она ушла, оставив меня в тишине, глядящую ей вслед.

«Если мы останемся. Вместе. Он не сможет нас остановить».

Без предупреждения я услышала голос Шаулы из Пристанища, комментарий был таким неприметным, что я даже не обдумывала его.

«Я думала, вас с ним не остановить».

Я перестала дышать. Я посмотрела на Селено, он слабо хмурился во сне. Как часто я слушала его дыхание в темноте, ощущая в воздухе запах макового сиропа?

Но не всегда.

До того, как он начал принимать настой мака, холодные темные часы ночи были нашим убежищем, когда мы сжимались в кровати, и буря двора и совета нас не заботила. Порой у него были кошмары. Порой у меня — тесные стены, помещения без воздуха, двери, что не открывались. И тогда один из нас успокаивал другого, и мы лежали рядом, шептали о том, что нас вдохновляло — университет Самны, последние споры ученых, шансы основать движение ученых в Алькоро. Те тихие моменты ночи пропали, когда он начал принимать настои вечером и днем. И с тех пор становилось только хуже — наши легкие беседы за завтраком превратились в его, сонного и вялого, пытающегося сжечь остатки мака кофе и пилюлями какао. А потом подкралась болезнь, лишая нас свободного времени, изводя его болями в животе, лихорадками и потом в те моменты, когда мы пытались побыть вместе.

«Я думала, вас с ним не остановить».

Я думала, что тетя стыдила меня за потерю доверия короля и предательство. Но нет, она говорила не это. Это было объяснение.

Причина.

Революцию не спланировать, когда один из вас едва может встать с кровати.

И режим не свергнуть, когда действует только один из вас, еще и не правильный.

Ранние подозрения о действиях Шаулы и сомнения в подозрениях вернулись ко мне. Было просто, даже приятно отогнать мысль, что она подсыпала цианид в настой Селено, ведь зачем? Зачем намеренно делать его больным? Зачем ей, одержимой даже упоминанием Седьмого короля, хотеть его ослабить?

Могло ли это быть, чтобы разлучить нас?

Я отодвинула стул и встала, безмолвно смотрела на Селено, охваченная невозможностью наших жизней. Нашего брака и правления. Все начиналось так сильно, с множеством обещаний и потенциалом. Неужели это разорвали силой и превратили в развалины?

«Некоторые не созданы быть правителями».

Это можно было легко сказать о нас.

Он это ненавидел.

Я ненавидела то, что это сделало с нами.

«Я думала, вас с ним не остановить».

Дверь открылась со скрипом. Я подняла голову и увидела Кольма. Желудок сжался, но было не честно так реагировать в такое время. Вина и смятение удвоились. Я вспоминала его ладонь на моем плече, будто он снова касался моей кожи. Я поежилась, прогоняя ощущение. Не здесь, не сейчас, не в момент, когда все хуже некуда.

Никогда.

Ни за что.

Он подошел к Селено с книгами под рукой. Его голова была поднята, словно он смотрел вверх, а не с высоты своего роста.

— Как ты? — спросил он.

— Хорошо, — сказала я.

— Ты поела?

— Да.

— Поспала?

Я посмотрела на соседнюю кровать, одеяло было чуть примято.

— Немного.

Он вытащил книги из-под руки.

— Почему тебе не отдохнуть? Я посижу с ним. Я дам знать, если он проснется.

Я замешкалась, глядя на закрытые глаза Селено. Я посмотрела на книги, которые Кольм опустил на столик у кровати.

«Справочник астрономии Люмена».

«Феномен Дублакской ночи».

«Гусиный жемчуг и другие истории звезд».

Глаза покалывало, и я поняла, почему не хотела уходить. Если бы Селено проснулся рядом с незнакомым целителем, он был бы в смятении. Если бы проснулся при Элламэй, она вела бы себя бесцеремонно, как всегда. Я не смела думать, что было бы, если бы он проснулся при Моне.

Но Кольм… с ним все будет в порядке.

Я вытерла глаза.

— Спасибо.

— Не за что.

Нам с ним все еще нужно было поговорить. Но я не хотела делать это рядом с больным Селено. Я тихо покинула комнату, подавленное состояние смешивалось с облегчением, будто я оставила позади тяжкий груз.

Коридоры замка были тихими, я вернулась в свою гостевую комнату. Там убрали, пока меня не было, заправили кровать, развесили одежду в шкафу. Я посмотрела на столик у кровати — на краю лежала «Баллада о ныряющем зверинце». Я взяла ее, полистала. Сложные узоры и рисунки животных терзали меня, как и мои мысли. Я закрыла на миг глаза, медленно вдохнула и прошла к шкафу. Я нашла юбку, что носила в первый день, вытащила бумаги, что взяла с собой из Алькоро. Я села на кровать, полистала их, искры надежды, что я не так восприняла. Карта матери. Письмо из Самны. Страницы ровного мелкого почерка.

Прижимая их к груди, я легла на подушку и быстро, хоть и невольно, уснула.

— Леди королева.

Я резко проснулась в смятении. Было темно, кто-то стоял передо мной со свечой. Я долго вспоминала, что была не в Ступенях к Звездам и не в Пристанище, и даже не в пещере в горах. Я села, служанка Черного панциря отпрянула.

— Король проснулся, — сказала она.

— О… ох, — я потерла глаз. — Который час?

— Рассвет только прошел, леди королева.

Луна и звезды, я проспала всю ночь — я оставила Кольма на всю ночь. Я выбралась из кровати. Письма, с которыми я уснула, смялись и рассыпались. Я спешно собрала их и спрятала в карман. Я пошла к двери, замерла на пороге и забрала плащ.

Служанка отвела меня в крыло целителей. Я удивилась тому, что утро в замке не было тихим. Мы миновали нескольких слуг, что бегали по лестнице, что, видимо, вела в покои Моны. Во дворе снаружи гремели по брусчатке копыта. Я старалась не отставать, но и не мешать бегающим людям.

Только начало светлеть, тьма еще цеплялась за углы и выступы. Но кровать Селено озаряла лампа, освещая двух людей, сидящих там.

Кольм не выглядел так, будто провел неудобную ночь на стуле с твердой спинкой. Он склонялся вперед, заглядывал в книгу, открытую на одеяле. Селено сидел, его поддерживали подушки, цепь, соединяющая лодыжку и кровать, мешала лечь лучше. Он пролистал пару страниц книги.

— Вот эта, — сказал он. — Мы зовем ее Голубой глаз.

— У нас это Гарм-Сью, — сказал Кольм. — Думаю, заимствовали из древнего северного. Значит, там есть кольца?

— Как кольцевой диск. Кажется кольцами в телескопе, потому что разная плотность, но все это части одного кольца. Я начал это описывать весной…

Он поднял голову, услышав мои шаги, его голос оборвался. Я замерла в паре шагов от него.

— Джемма, — сказал он.

— Как ты? — спросила я.

Он закрыл книгу астрономии Люмена. Посмотрел на пустую обложку сзади. Открыл рот. Закрыл его.

— Не знаю, — сказал он.

Я посмотрела на Кольма.

— Прости… я не хотела…

— Все хорошо, — сказал он. — Он проснулся около часа назад. Мы заболтались и забыли послать за тобой, — он постучал по обложке книги. — Мы не так понимали ближний космос.

— Просто старый взгляд, — сказал Селено. — Только и всего.

Я шагнула вперед. Кольм поспешил убрать книги и начал вставать со стула.

— Погоди, — сказала я. — Останься. Ему нужно рассказать.

Он замер, глядя мне в глаза, и я поняла, что и ему, и мне будет больно. Он медленно опустился на стул.

— Откуда начнем? — спросил он.