— Я… — он переминался. — Я прочел еще раз «Балладу о ныряющем зверинце».

— Что? — мои глаза расширились, я вспомнила наш разговор на пороге. — Баллада! Ныряющие игуаны! Да, да, и что там?

— Я проверил все, даже сноски, — он поднял голову, его глаза блестели. — Там нет ничего о ныряющих игуанах.

Я раскрыла рот.

— Шутишь.

— Ни разу, — он поднял руку, что-то было под его мантией. Он вытащил изящную книгу в кожаной обложке, края обтрепались, на обложке был золотистый камыш. Он протянул книгу мне.

— Это твое, — сказал он.

— Погоди, — сказала я. — Ты же сказал…

— Они не в балладе. Но я нашел книгу по истории Самны, а еще «Флору и фауну» Маглина, — за обложкой был листок с записями. — Как оказалось, они ныряют. Баллада не полная.

Я издала смешок и зажала рот рукой. Он тоже рассмеялся, придворная неподалеку растерянно оглянулась через плечо. Мы старались не мешать приятному гулу в зале.

Я с улыбкой взяла книгу и полистала ее. Книга была старой, каждая страница в старом стиле Люмена со сложными узорами по краям и смело раскрашенными животными, что скалились и улыбались. Я восхитилась черно-золотой норкой, провела пальцами по ее хвосту. Мой стиль иллюстраций не достигал такого эффекта. Я хотела скрыться в тихом месте и наслаждаться каждой страницей.

— Красивая книга, — сказала я, подняв голову. — Но мы спорили, есть ли игуаны в балладе, а не о том, что они могут нырять, — я отдала ему книгу. — Так что я в долгу.

Он растерялся.

— Это неправильно — выигрывать из-за мелочи, а не точно.

Я пожала плечами.

— Мы договорились. После пения я нарисую тебе игуану. Но покажу ее ныряющей.

Его улыбка была кривой, но искренней и яркой.

— Ты знала, что они могут плавать. Ты знала, что песня ошибается, — он вручил мне книгу. — Я буду рад плавающей игуане, но сохрани книгу как напоминание о моей ошибке.

— Нет, она твоя, — сказала я, хотя пальцы сжали обложку, и я снова подумала о рисунке норки.

— Да, — согласился он. — И я хочу отдать ее тебе. Это будет напоминать мне о том, что нужно сначала лучше исследовать, а потом спорить.

Я невольно улыбнулась, глядя на камыши на обложке.

— Ты лучший ученый, чем многие академики в наших залах дебатов. Ты смог принять идею, основанную на новом доказательстве.

Он пожал плечами.

— Нет смысла спорить с правдой. И мне все еще нравятся игуаны.

Мой смех, к счастью, заглушила заигравшая громче арфа, и мы притихли, в комнате воцарилась тишина. С улыбкой Мона взяла Ро за руку, заставляя его замолчать. Она прошла во главу стола. Все заняли места по какой-то схеме. Слуга отвел меня к месту рядом с Моной, усадил меня рядом с Ро и напротив Элламэй и Валиена. Кольм сел с другой стороны от меня, уголки его рта дрогнули, я спрятала книгу с балладой под стул. Мона подняла бокал и произнесла короткую теплую речь о союзниках и друзьях, о начале нового года. Ужин начался.

Я чуть не расплакалась от вида и запаха горячей еды. Я всегда буду голодной, или это все результат стресса и неуверенности? Я не знала, и в тот миг мне было все равно. Я проглотила первое блюдо из тушеной рыбы, тарелку зелени с клецками, что подали следом. Я едва остановилась на смех, когда Ро не смог скрыть отчаяния при виде жареных мидий. А я накалывала на вилку столько, сколько умещалось. Когда подали мясной пирог, я сыто притихла, слушая бодрые разговоры вокруг.

— Знаешь, Джемма…

Я посмотрела на Элламэй, она смотрела на меня, подперев кулаком щеку.

— Не нужно переживать, — сказала она. — Уверена, Мона подаст завтра больше еды.

Я покраснела, во рту еще было мясо и сладкий картофель. Она улыбнулась, остальные вокруг нас весело рассмеялись.

— Не бойся Мэй, — сказал Кольм, подняв бокал. — Я видел, как она съела медвежью порцию земляники. Может, она выроет берлогу и уснет на пару месяцев.

— Мы тогда шли освобождать страну, — ответила Элламэй. — Или нам пришлось бы есть еду в темнице.

— Не совсем так, — сказала Мона. — Мы тогда жарили рыбу в Пещере писаний.

Элламэй задумчиво жевала мясо.

— Ты права. Спрятаться в той пещере было умно. Можешь как-то меня поблагодарить, я завела нас туда, где стража не нашла нас.

— Я направил стражу вниз по Частоколу, — сказал Валиен. — Иначе они преследовали бы вас.

Элламэй подавилась мясом.

— Нет.

— Заставил их остановиться на ночлег среди леса, — сказал он.

— Врешь.

— Приказал не выходить до середины утра, чтобы у вас было время спуститься к озеру, — закончил он.

— Я тебя поджарю.

Он поднял бокал к улыбающимся губам.

— Не при дворе Моны, умоляю.

Они пылко переглянулись, и это означало что-то ближе драки. Мона прижала к губам салфетку.

— Кстати о пещере.

Вилка и нож Кольма стукнули о тарелку. Я сделала глоток вина и умудрилась не подавиться.

— Те петроглифы, — продолжила она, явно не зная. — Странно, что они там были.

Элламэй отвела взгляд от мужа и повернулась к Моне.

— Почему ты так говоришь?

Мона изящно пожала плечами.

— Просто это далеко, — она посмотрела на меня. — Может, тебе их стоит увидеть, Джемма. Твои слова о фольклоре напомнили мне о них. Символы другие, но, может, ты их знаешь.

Мое сердце колотилось, сытый желудок сжался. Мы не знали, как объяснить Моне петроглифы, а она сама о них упомянула! Я ухватилась за шанс.

— Я бы хотела их увидеть, — сказала я. — Было бы интересно сравнить их с нашими.

Она отклонилась, чтобы слуга забрал ее пустую тарелку.

— Может, когда погода станет лучше, Мэй тебя сводит.

Элламэй кашлянула громко, слуга опустил перед ней печеное яблоко.

— Конечно.

Я ощутил толчок коленом и постаралась взглянуть на Кольма, не поворачивая головы. Уголки его губ приподнялись, он смотрел на свое яблоко. Облегчение волной нахлынуло на меня — никто не будет врать Моне или скрывать от нее информацию. Мы сможем подняться, увидеть глифы и узнать, схожи ли они с алькоранскими. И все наладится, даже наши разговоры о политике.

Я могла рассказать все Селено.

Улыбаясь своему десерту, я взяла ложку. Яблоко утопало в патоке и сливках, и первый кусочек растаял на языке.

— Нам нужно научить твой народ готовить выпечку, — сказал Ро, жуя десерт.

— Я могу тебя поджарить, — сухо ответила Мона.

— Прошу, — сказал он. — Не при дворе.

Я хихикала в ложку, меня радовал поворот событий, и я думала при этом, что за закрытыми дверями в ту ночь произойдет многое.

Концертный зал был рядом со столовой. Я прошла за болтающим двором в другую комнату, талия изящного платья сидела плотнее, чем до этого. Двойные двери в коридор были открыты для тех, кто не был приглашен на ужин. Они занимали ряды мест с видом на сцену, где устраивался большой хор.

Я огляделась, потеряв Мону в толпе, прижимая к груди книгу с балладой. Я ощутила прикосновение к локтю, оглянулась и увидела протянутый локоть Кольма.

— Я поспрашивал, — сказал он. — И я рад сообщить, что мы услышим отрывок из «Зверинца» сегодня, хоть баллада и не точная.

Я обвила его руку.

— Уже жду это. Где мы сядем?

— В стороне на возвышении.

Я прошла за ним к приподнятой платформе с мягкими сидениями. Мона сидела рядом с Ро, пыталась улыбаться не слишком широко от его слов. Арлен был за ней с Сорчей. Еще четыре места были пустыми.

— Где Элламэй и Валиен? — спросила я, озираясь. — Я думала, они вышли из-за стола раньше нас.

Кольм издал смешок.

— Порой они исчезают.

— Исполняют ранние угрозы?

— Наверное, — сказал он с улыбкой. — Им придется отвечать Моне, если их заметят. Надеюсь, они хотя бы нашли комнату с замком на двери.

Я вспомнила коридоры замка.

— Крыло целителей рядом, да?

Он тихо застонал.

— Пустое. Вот они как.

Я улыбнулась, мы поднялись на платформу, радовались в хорошей компании сытым и приятным вечером. Мона посмотрела на нас, нахмурилась из-за пустых мест Элламэй и Валиена, перевела взгляд на двери зала. Слуги двигались вдоль стен, гасили лампы, последние гости входили в двери. Хор переминался в предвкушении.