Однажды он довел нескольких детишек до слез, но винил во всем бороду. Да и дети были очень маленькими. Его лучший друг, Алекс Роулз, бывший в течение карьеры напарником, соперником и соседом Джареда, нашел историю смехотворной. Алекс и муравья не мог напугать. Однажды они с Джаредом сцепились на льду – во время сопернической игры – и Алекс попросил Джареда поставить ему фингал, чтоб позже иметь возможность с кем–нибудь переспать. Алекс наобум замахнулся и достиг цели, потому что Джаред ржал как подорванный и не успел вовремя отстраниться.
Алекс, уволившийся два года назад, теперь управлял спортивным магазином в Цинциннати. Он знал Джареда дольше остальных – с тех пор, как на отборочном просмотре «Цинциннати Циклонс» нарисовался злобный парень из штата Феррис с горящими глазами и неистовой потребностью находиться на льду. По итогу Джаред получил годовой контракт и соседа по имени Алекс, правостороннего нападающего. Он, кажется, был единственным, кого не напрягали угрюмость и взрывоопасный темперамент Джареда.
Алекс также был единственным, кому Джаред поведал о своей карьере в колледже и о случае, из–за которого он был сослан в младшую лигу с тяжелым грузом на плечах и полыхавшим внутри пламенем. Он мечтал всем доказать, что они не правы. Алекс выслушал историю Джареда, которую однажды вечером он практически выблевал в каком–то безымянном отеле. Он похлопал его по плечу, принес воды и уложил в постель.
И он спал с ним. Он не трахнул Джареда и не позволил Джареду трахнуть его. И хотя Алекс спокойно относился к минету, здесь тоже не сложилось. В отличие от других парней он не был «натуральным натуралом», зато был стойким северным парнем. Он забрался на дрянную двуспальную кровать и обвил руками Джареда, который в то время был пуглив, как дикий кот, и опасался тех, кто смотрел в его сторону, будто хотел помочь. Утром Алекс сказал, что он должен незамедлительно избавиться от синдрома обиженного любовника и с кем–нибудь переспать, потому что единственный способ что–то пережить – двигаться дальше. И, может, Джаред позабыл, но девчонки сходили с ума от историй о разбитом сердце.
Философия грубовата, но оказалась правдивой. Джаред помнил первую девицу, с которой лег в постель, чьего имени он не знал, но похожа она была на зайчика из «Плейбоя» и смышлена была не по годам. Ноги у нее были километровыми, а ногти очень–очень длинными, после них на спине остались рубцы. И что с того, что после ее ухода он разрыдался в душе? Было невероятно хорошо, но не с ней он должен был находиться в постели. Он был глупым ребенком чуть за двадцать. Было сложно постоянно терпеть сердечную боль, трудно просыпаться в гостиничном номере или в темном автобусе и думать, что все шло не так, что он не должен был здесь находиться.
Множество парней считали так же насчет ХЛВП. Джаред даже был знаком с некоторыми, кто полагал, что они должны находиться в местечке получше, зарабатывать миллионы игрой в хоккей на идеальном ледовом покрытии и ночевать в пятизвездочных отелях, путешествовать на самолетах, а их трапезу должен готовить шеф–повар для гурманов. Но никак не играть три матча за три дня, не перемещаться по стране в автобусе, как поэт–битник из пятидесятых, не питаться сэндвичами из холодильника или холодной пиццей, не пить апельсиновый сок из теплой пачки и не кататься по льду, больше напоминавшему поверхность Луны, чем стекло. Джаред не сомневался: любой из его лиги умел отлично играть. Особенно если б им не нужно было засыпать в Лас–Вегасе, чтоб проснуться в Юте и играть там матч, а потом спустя два дня попасть в Орландо.
Он бы с удовольствием посмотрел, как парни из привилегированных клубов попробовали бы повторить подобное дерьмо. Не то чтоб Джаред не любил хоккей и НХЛ. Он любил. Приехав в лагерь «Флайерс» после сезона с их командой АХЛ «Адирондак Фантомс», он благоговел перед знаменитостями и удивленно таращил глаза, как и любой ребенок. Его впечатляли шкафчики и помещения, скорость и умения игроков этого уровня. Он почти не старался попасть в состав игроков и не удивился, когда его выкинули.
Но Джареду было почти тридцать два, и приглашение на отбор было единственным. Он даже хранил его в рамке.
Карьера близилась к закату, о чем он знал. И из–за чего по ночам просыпался в холодном поту. Какого черта он станет делать дальше? В Мичиган он точно не вернется. Отношения с родителями были умеренными, но они оба были интеллектуалами и считали хоккей – как и любой спорт – варварством. Уже почти год он не общался со старшим братом Джеймсом. Джеймс работал врачом в Форт–Уорте, был женат и имел двоих детей. Раньше, приезжая в Техас, Джаред ночевал в доме брата, но в последние годы его не беспокоил. А его сестра Джессика работала юристом в Гросс–Пуэнте и пахала на износ. Родители почти с ней не виделись.
С одной стороны у него было то, чего он хотел. Он не был ни к кому и ни к чему привязан. А с другой – какого хрена он станет делать, когда уйдет на заслуженный отдых? Связей в младшей лиге было предостаточно, но как только он начинал задумываться, сразу же тянуло выпить и поспать.
Может, он будет играть в КХЛ – лиге, располагавшейся в рейтинге ниже, чем ХЛВП. Что удручало не из–за того, что лига была уровнем ниже, а из–за того, что Джареду было почти тридцать два, и он не мог играть до бесконечности. Хоккеисты старели как собаки, и он был практически представителем античности. Только вратари играли дольше и то редко.
Он убеждал себя не переживать, все так или иначе наладится. В «Ренегадс» дела шли хорошо, и он стал любимчиком фанатов. Он даже снялся в рекламе ужасного местного автомобиля с Дарси Лебланом, лучшим игроком «Ренегадс», где Джаред изображал, будто боролся с высокими ценами, а Дарси метал шайбу в заднюю часть «шеви». Какая нелепость.
Но ему не хотелось лицезреть неизбежный финансовый упадок «Ренегадс». В прошлом году Джаред обратил внимание, что после страшного предзнаменования о возможной передислокации или временной приостановке работы играть в команде стало адски тягостно. Он заметил, что посещаемость падала, а количество спонсоров поубавилось. Он слышал разговоры о том, что, возможно, в Саванну переберется бейсбольная команда младшей лиги, фарм–клуб класса АА примерно того же уровня, что и «Ренегадс». «Ренегадс» могли смело собирать вещи и прекращать работать в убыток. Джаред испытал иррациональную ненависть к бейсболу, просто потому что пытался играть в хоккей на юге.
В этом сезоне пока что все складывалось удачно, поэтому париться он перестал. Он поблагодарил риэлтора, но отказался и пообещал иметь ее в виду, если вдруг останется здесь дольше, чем на год. Но он не распаковывал коробку с вещами и держал ее возле постели на случай, если ему позвонят и сообщат, что его перекупили. Из–за чего задумывался: для чего было хранить свое барахло, если все, чем он занимался, – мотался из штата в штат и ничего из коробки не вынимал? Пункт был одним из тех, что разрешаются сами собой. Он старался наслаждаться моментом, отрываться по полной программе и не впадать в уныние, из–за чего иногда всю ночь не мог уснуть.
И по большей части получалось вплоть до гребаной поездки в Джексонвилль.
Он запал – запал, фу – на двадцатилетнего новичка, который свалит из ХЛВП раньше, чем на следующем контракте Джареда высохнут чернила. Если вообще будет контракт. Джаред видел в пареньке потенциал, но даже если в младшей лиге он играть не будет, то определенно сможет перейти в АХЛ. В любом случае для Джареда ничем хорошим это не закончится.
Разумеется, казалось, что все уже и так закончилось. Он вернулся в Саванну и больше с Лейном не общался. Не то чтоб ему хотелось – а ему хотелось – и не то чтоб он проверял телефон на наличие сообщений чаще обычного – а он проверял. Просто с Лейном ему было лучше, чем с большинством людей, побывавших в его постели. Да и людей было не так уж и много. Он был почти не знаком с этим пареньком. Конечно. Но считал, что отлично знал парня, если тот занимался тем же видом спорта. Другим людям сложно было объяснить, что значило отдать все ради карьеры, основанной на краткосрочных обещаниях и регулировавшейся многими неизвестными переменными.