– Я сказал…

– Да. Я слышала, – проворчала она, взяла стакан и наполнила его из дозатора. Того, который полностью состоял из кнопочек. Лейн хотел воспользоваться штуковиной, но опасался, что ее могли уволить. – Наверно, я догадалась… То есть я могу сообразить, почему они так решили. Мы вместе «зависаем». Пьем коктейли из одной трубочки. Ты рассказал им о виде на океан из моего дома. – Она хихикнула. Он не улыбнулся в ответ, и она тут же посерьезнела. – Они же не знают, да? О… ну, ты понял. – Она вздернула брови.

– О, они знают, – сказал Лейн, постучав трубочкой по стакану. Очень неудовлетворительно.

– Что? Правда? – прошептала Зоуи, подавшись вперед. – Ты же говорил, что никому не рассказывал.

– Я и не рассказывал, – решительно заявил Лейн. Он огляделся, убедился, что они были почти одни, и тихо произнес: – До тебя у меня был лучший друг. Его звали Дерек, и я на него запал. Мне было шестнадцать, и его семья въехала в дом по соседству. Тогда я играл в младшей подростковой команде и как раз приехал домой. Мы вместе тусовались и играли в уличный хоккей и видеоигры и прочее. И однажды мы были в моей комнате. Дверь была закрыта, мы сидели на кровати, и я… забрался на него и поцеловал.

– Сексуально. – Она улыбнулась, но совершенно точно поняла, что история не закончилась ничем хорошим.

– Скорее неловко и странно. Но, в общем, нормально. Наверно, сексуально было первые минуты две. Пока моя мать не открыла дверь и не увидела нас.

– Вот дерьмо.

– Ага. – Лейну до сих пор не нравилось об этом вспоминать, но сейчас он злился, а не чувствовал вину. Или в основном злился. Эмоции сбивали с толку.

– А потом что? Родители рыдали, вопили, что ты позоришь их фамилию, и спрашивали, как покажутся в церкви в воскресенье? – Она кашлянула. – Или типа того?

Лейн был ужасен в понимании подтекстов, но даже до него дошло, что должно быть именно такая реакция была у родителей Зоуи.

– Она закрыла дверь.

– Ох. А потом ты спустился вниз, а они сидели на диване, держались за руки, смотрели домашние видео и плакали?

Лейн моргнул.

– А? Это было до или после ора и чуши про церковь?

– Второй вариант не мой. Так было у Эрин. Слушай. Иногда твои истории нуждаются в помощи, Лейн. – Она по–доброму улыбнулась и ласково на него посмотрела. – А еще я пытаюсь не разреветься, потому что ты назвал меня лучшим другом.

– Разреветься в плохом смысле или типа «мы только что выиграли Кубок Стэнли»? – Он подозрительно на нее глазел. – Если в плохом, я больше не стану тебя так называть. Ты же помнишь: я ничего не знаю о девчонках? И абсолютно ничего не знаю о рыдающих девчонках.

– Да в хорошем смысле. И не переживай. Теперь мне хочется тебе врезать. Говоришь, родители просто… промолчали? – Она поморщилась. – Полная жопа. Но если они знали, почему решили, что мы в отношениях?

– Они хотят так думать. Меня они не спросили, и я был слишком раздражен, чтоб что–то сказать, когда до меня дошло. – Он опустил взгляд на стойку и покраснел. – И… не знаю. Я должен был хоть что–нибудь сказать. Ты сердишься, что я промолчал? Я на себя сержусь.

– Разумеется, я не сержусь, – заверила она, похлопав его по руке. – Они вроде обрадовались, что дела у тебя идут отлично. Если они считают, что мы больше, чем друзья, это их проблема, не твоя.

– Вот в чем прикол, – сказал Лейн. Он взял ее за руку, и его поразило, насколько нежно и легко он ее коснулся. Он всегда был кошмарен в подобных вещах. Может, из–за того, что все время его окружали парни, и ему хотелось трогать их, причем не только нежно. Но причина явно была не только в этом. Ему не хотелось переспать с каждым знакомым парнем.

Ну, в основном. Долгое время он был очень озабоченным.

– Лейн…? В чем прикол?

О, точно.

– Они были счастливы не из–за моего успеха. Зоуи, я знаю своих родителей. Они были гораздо счастливее от того, что встретили тебя, чем из–за забитого хет–трика и выигранного матча. Или что я впервые смог отвести их пообедать и расплатился деньгами, которые заработал игрой в хоккей.

– Ну, я – не самый плохой вариант, – невозмутимо заявила она. – Но ты уверен, что не… Во время матча я сидела рядом с ними, Лейн.

Он улыбнулся, но вряд ли было похоже на улыбку.

– Они задавали тебе миллион вопросов или смотрели игру?

– Ну, они… Безусловно, они смотрели на тебя, но… – Она вздохнула. – Они очень любопытничали. Я решила, что они такие же несуразные, как ты. От кого–то же ты должен был это унаследовать.

Он рассмеялся.

– Да. Поверь, не в том дело. Знаешь, я уже привык испытывать чувство вины. Из–за того, что я… гей, – сказал он. Было гораздо проще произносить подобные слова перед надежным человеком. – Каким–то образом все жертвоприношения и все сделанное для меня оказалось пустой тратой времени, потому что я облажался.

– Облажался? В чем ты облажался? В том, что ты гей, Лейн? А надо быть натуралом? И какая, блин, тут связь с хоккеем? – Зоуи начала шумно перемещать предметы на стойке. – Тебе задрафтовали в НХЛ. Разве не в этом высшая точка успеха для канадского мальчика?

– Более чем. Или присоединиться к конной полиции. – Он откашлялся. – Насчет последнего я пошутил.

Она до сих пор выглядела раздраженной, и лишь спустя мгновение он понял, что раздражение к нему не относилась.

– Значит, пусть идут на хер. Не думаю, что они вынудили тебя подписать контракт, где говорилось: «Я, Лейн Кортэлл, обязуюсь быть натуралом, если вы взрастите мой богом данный талант владеть клюшкой».

Лейн захохотал, в основном, потому что странным образом смутился ее слов… но и из–за чего еще.

– В клюшке–то и проблема. Помнишь?

Он хлопнула ладонью по стойке.

– Нет никакой проблемы, – рыкнула она. – Ты такой, какой есть. Тебе нравятся клюшки во всех смыслах слова. И что? Меня прям возмущает. Мои родители тоже толкали подобное дерьмо. Словно все сделанное мной перечеркивала моя греховная влюбленность в девушку. Раньше они говорили, что выкинут меня из дома, если я выкрашу волосы, сделаю пирсинг или – Господи, прости – набью тату. На первом курсе колледжа я им рассказала, что у меня есть девушка. И знаешь что? Потому–то у меня и есть татуировки. Они уже не имели значения. Я нашла самый греховный грех. И они оскорбились моим выбором партнера. Так почему бы и не нанести на тело отметки?

– И они соблазнительные, – сказал он и потянулся налить газировки. Он нажал кнопку и смотрел, как лилась содовая.

– Какого черта ты творишь?

Он глянул на нее.

– Ищу кнопку, которой можно включить у тебя субтитры, потому что твой акцент переполнен яростью.

Зеленые глаза Зоуи гневно сверкали. Она раскраснелась, и губы вытянулись в прямую линию. Но потом дрогнули, и она фыркнула, а затем и хихикнула.

– Лейн? Понятное дело, мы знакомы меньше, чем я крашу волосы, но знаешь что? Ты тоже мой лучший друг.

– Несмотря на то, что мне нравятся парни?

– Даже если ты гомик стоимостью в два доллара, – хихикнув, заверила она. Она пыталась отнять у него распылитель, но Лейну нравилось наливать разные виды газировки в стакан. – Отдай.

– Гомик за два… туни? – Лейн нажимал кнопки в поиске «Доктора Пеппера».

– Два доллара. Ты сказал туни? Ты выжил из ума. Верни мне эту штуковину. – Она попыталась допрыгнуть, но роста была невысокого, а Лейн был ростом метр девяносто и стоял на табурете.

– Туни – двухдолларовая монетка. В Канаде есть такие. И долларовые монетки тоже. Знаешь, как их называют? – Он направил на нее распылитель. – Ну же, угадай.

– Если скажешь уани, я не поверю.

– Нет. Луни. В честь гагары. Это птица такая. Не знаю, есть ли они здесь.

– О, у меня тут сидит один дятел. И он даже не птица, – прощебетала она, а Лейн ухмыльнулся и обрызгал ее из распылителя. Слегка, но она завизжала – прям как девочка, лукаво заявил он – и бросила в него трубочку, подстаканник и шпажку с ананасом. Ими обычно украшают напитки.