Вадиму стало грустно. Что-то прозвучало в словах Томки, больно затрагивающее его, созвучное его мыслям.

Не умеет человек быть счастливым! Либо оглядывается, либо нетерпеливо ждет завтра. И все ждет, ждет… Вот оно, настоящее,- впереди. И кажется человеку : пусть он живет не очень хорошо - завтра будет жить лучше… А завтра что-то уже утеряно, и сердце стало глуше, и седина в волосах, а человек все еще только собирается, все еще готовится к настоящей жизни, ждет перемен.

Говорят, ждать трудно. Чепуха! Ждать легко. И фантазировать легко. И принимать решения (я это сделаю завтра… послезавтра… через месяц… через год…). Сегодня, сейчас - вот что трудно.

Чего он ждет, Вадим?.. Сколько новых слов появилось у Альки за эти полгода? Сколько новых вопросов? Кто-то и как-то ответил на них - не он, отец. Какие-то понятия уже утвердились в Алькиной голове, какие-то утверждаются сегодня, сейчас. И не может ли так случиться, что лет через десять Алька поднимет руку на влюбленную в него девочку?..

Он хочет сам воспитывать сына. Он будет его воспитывать сам. Этого никому нельзя передоверить. Как никому нельзя передоверить своего собственного пути.

Его нужно пройти самому. Сегодня, решил Вадим. Сегодня он пойдет к Кире.

Он стал думать о Кире и увидел ее девочкой, спрятавшейся в осеннем саду. Отчаявшейся, продрогшей… Увидел ее в своей комнате, где она скрывалась, доверив ему себя и свою тайну. И девочкой постарше увидел ее. Пряменькая, напряженная, она разорвала письмо матери и подняла на него глаза - правильно ли поступила? Она ждала его совета и одобрения - только он и был у нее тогда. И тогда, и потом… Какая затаенно счастливая она была, когда он вернулся из армии!..

Стоп, сказал себе Вадим. Дальше не надо. Что бы ни было дальше, разве он может из памяти вычеркнуть эту продрогшую девочку, доверившуюся ему?.. Эту девушку, безмерно счастливую оттого, что он рядом?.. Эту женщину, которая родила ему сына?..

У меня есть жена и есть сын, сказал себе Вадим. Из командировок возвращаются.

Он ощутил взгляд Томки и перехватил его - удивленный, испытующий.

- Вы сейчас о чем думали?- спросила она.

- О сыне, Томка.

- Взяли бы да пошли к нему,- осторожно сказала она, чувствуя, что сейчас это сказать можно.

- А вот сегодня и пойду,- легко ответил он, словно это было обычно и совсем просто.

- А к Светлане Николаевне не пойдете?-совсем расхрабрившись, тихонько спросила Томка и сжалась вся в ожидании отповеди.

Вадим и сам в эту минуту думал о Светлане, о том нелегком - последнем - разговоре, который будет у них.

- Пойду,- сказал он.- Непременно.

Дорога завернула и оказалась перегороженной: стояли автобус и «Колхида» с прицепом. И люди стояли.

Подошли ближе, разглядели: «Колхида» налетела на столб, на земле лежали провода высокого напряжения, Вадим поздоровался с молодым милиционером, оказался знакомый.

- Случайно наскочил и стою,- объяснил тот.- Послал жену к телефону,- он кивнул в сторону новостройки.- Позвонить в отдел.

- Я тебе не нужен?

- Да нет, вон она возвращается.

Вадим и Томка пошли дальше, вдоль забора из шпалерных столбиков с натянутой на них металлической сеткой, отгородившей виноградник научно-экспериментальной базы от дороги. Сделали с десяток шагов и тут же поспешно свернули в сторону: прямо на них на большой скорости мчал грузовик. Водитель заметил машины и людей на дороге, резко затормозил. Машину занесло в распахнутые железные ворота базы (между створками сугроб). Из кабины выскочили двое.

- Осторожно!-крикнул Вадим.- Провод под напряжением!- И тут же узнал этих двоих.

Парни перескочили через провод и метнулись к виноградникам.

Вслед за ними из кабины вылез и третий.

- Женя!- крикнула Томка.

Паренек затравленно глянул на нее, потом туда, куда убегали двое: за ними, сбросив ботинки, в одних носках бежал по снегу Вадим,- и побежал в противоположную сторону, к городу.

Утром Женя еще не знал, зачем его вызывает Павел, но идти не хотелось: после его бегства из дома и расспросов Ивакина было ясно - есть у милиции какие-то счеты с Павлом. Но не пойти он не решился - друзья все-таки. Нужен.

А он, действительно, был нужен: Павлу и Юре необходимо было угнать машину, чтобы исчезнуть из города. И Женя вышагивал по кварталу в одну сторону, а Юра в другую, наблюдая за прохожими. Подали знак - и Павел открыл машину, вскочил в нее, рванул вперед, а они побежали за ним - Юра побежал, а Женя за Юрой, не отдавая себя отчета в том, зачем бежит. За углом Павел притормозил, распахнул дверцу…

Томка бросилась было за Женей, остановилась, оглянулась и побежала догонять Вадима.

Она видела две убегающие фигуры и третью - расстояние между ними все сокращалось. Она не понимала, что происходит, отчего те двое из машины бросились на виноградники, не понимала, зачем помчался за ними Вадим. Бежала, повинуясь инстинкту, не осознав, но ощутив, что Вадиму может понадобиться помощь. Какая помощь и как она, Томка, сможет ему помочь, она не задумывалась.

Вадим поравнялся с большим старым орехом, первым на его пути. Парни добежали до последнего ореха, пятого, и внезапно остановились. Они стояли у дерева и ждали, и Томка видела, как подбежал к ним Вадим и завертелся, забился в снежном мареве темный клубок.

Она была уже совсем близко, когда Вадим покачнулся, обхватив парня руками, и стал вместе с ним падать. Второй ударил его, и оба бросились бежать. «Помогите!»-отчаянно закричала Томка и, добежав, упала на бугристую землю коленями.

Вадим приподымался и падал, снова приподымался и снова падал, и Томка увидела темное пятно на снегу, в том месте, где была его голова. Она обхватила эту приподымавшуюся и падавшую на снег голову - пальцы ее стали липкими. Она закричала и громко заплакала, а Вадим молчал, и это было самое, страшное. Со стороны дороги к ним бежали люди, и еще Томка увидела, как несколько человек отделились от бегущих и бросились наперерез тем двоим.

Настигая преступников, схватясь с ними, Вадим Ивакин не знал и не мог знать, что полчаса назад в отдел позвонили из управления - сообщили об угоне машины. Не знал, что уже перекрыты все дороги, ведущие из города, - Павел Загаевский и Юра Вишняков в кольце.

36

На улице Светлану оглушил ветер. Ветер нес снег; дорога, деревья, крыши бело курились.

Идти приходилось против ветра, почти вслепую. Ветер свистел, грохотало железо крыш, снежные струи хлестали лицо, и все эти звуки на вымершей улице, это белое неистовство усиливало тревогу.

Влево, еще раз влево - так объяснил Женя. Светлана остановилась, осмотрелась, но ничего не увидела, кроме быстро летящих снежных струй. Вспомнила, что автобус не доехал до ее остановки, дорога повреждена, и значит, она свернула не там, где было нужно, и, наверное, заблудилась.

Светлана хорошо знала город и окраины его знала - изъездила, исходила их не раз. И вдруг, неожиданно, - незнакомые глухие улочки, глухие дома, все пусто, безлюдно, мертво. Она тычется, как слепая, ничего не узнает вокруг. Чужой город.

Ее закружила снежная маята, горело исхлестанное вихрем лицо, слезились глаза. И усталость свалилась на нее внезапно, рождая безразличие ко всему. Спешила, спешила, нервничала, а тут еле бредет, проваливается в глубокий снег, возвращается на дорогу, нечаянно как-то сворачивает с нее и снова проваливается. Сцена в милиции уже казалась ей нереальной, Женя дома, она, Светлана, наверное, спит, и снится ей бессмысленное это кружение, барахтанье в снегу, и надо только устроиться поудобнее, положить голову на мягкое и будет хорошо, и сон придет к ней другой - спокойный, счастливый сон.

Но вот опять в ушах прозвучал испуганный злой голос сына: «Спросите у классного руководителя, у ребят, - твердил он в милиции, - я ее ударил вчера в школе, и она мне мстит. Весь класс знает, все подтвердят».